насупротив воли начальства идти не осмеливались. «Дураки, говорит, вы все; вот посмотрите, какие я меры приму». И точно, поехал он на другой день в уезд и взял с собой — что бы вы думали? да нет, не угадаете! взял, сударь, один клистир!!! В какую волость приедет, народ собьет и говорит:

— Вот, ребята, холера промеж вас ходит, начальство лечить велит; раздевайтесь все.

— Да помилуй, Иван Петрович. — мы как есть всем здоровы.

— Это ты, дура-борода, глупым делом так рассуждаешь, а вот видишь указ!

— Видим, батюшка.

— А вот это видите, православные?

Показывает им клистир.

— А штука эта такая, что начальством самим для вас прислана, и кто даст за лекарство двугривенный, тому будет только кончик, а кто не даст, весь всажу! Поняли?

Мнутся мужики, не надувает ли, мол, лекаришка, да нет, бумагу показывает, и не белую бумагу, а исписанную. Ну, и кончается дело, как всегда. Таким-то манером он все до одной волости изъездил; сколько он тогда денег привез! да над нами же потом и смеется!»

После слов «в развращенном виде бегал» (стр. 23) в автографе вычеркнуто: «— вся срамота как есть наружу! Городничему — уж на что был душевный друг — непристойностью все лицо перепакостил и усы заклеил».

После слов «всю историю рассказал, как она была» (стр. 24) в автографе вычеркнуто. «Жену свою он не то чтобы любил, а лучше сказать, за сосуд почитал. «Я, говорит, братцы, женился весенним делом, а весной и щепка на щепку лезет, не то что человек!»«

После слова «Господи!» (стр. 26) в автографе вычеркнуто: «По-моему, что откупщик, что блудница — всё один черт: всем оба дают».

Свежо предание, а верится с трудом… — Слова Чацкого во 2 явл. 2 действия «Горя от ума» А. С. Грибоедова.

Свиногорскому… купцу… — В сорока верстах от Елабуги — уездного города Вятской губернии — находилось большое торговое село Свиные горы, на реке Тойма. Салтыков бывал там.

Цветнички — распространенные в старообрядческой письменности сборники изречений, назидательных примеров, религиозных легенд, справок, извлеченных из разных источников. Составители таких сборников уподобляли себя трудолюбивой пчеле, собирающей нектар с цветов, откуда и произошло название. Салтыков имел возможность близко познакомиться с разнообразными «цветниками» в раскольничьих скитах, которые он посещал по ходу своей служебной деятельности в Вятке.

Выходец — в данном случае переселенец из Царства Польского.

«И истину царям с улыбкой говорил!..» — не совсем точная цитата из «Памятника» Державина.

Мои знакомцы

«Портреты» и жанровые сцены раздела посвящены сатирическому изображению «крутогорского» быта, обличению «тупой и пошлой среды» провинциально-чиновничьего общества. По свидетельству современников, рассказы именно этого раздела особенно восстановили против писателя многих вятчан. «Щедрина пока все ругают, особенно за то, что он заглянул в семейные отношения крутогорцев», — писал Добролюбову из Вятки в 1859 г. его приятель М. И. Шемановский[271].

Современная критика усмотрела в рассказах настоящего раздела лишь подражание Гоголю и Тургеневу (см., например, статью Н. Б<унакова> в «Отечественных записках», 1857, № 8). Действительно, воздействие этих писателей, особенно Гоголя, очевидно. В рассказах «Порфирий Петрович» и «Приятное семейство» есть целые куски, как бы целиком выхваченные из «Старосветских помещиков» и «Мертвых душ». Однако во всех этих стилистических «заимствованиях» и «хищениях» уже отчетливо виден отпечаток творческой индивидуальности Салтыкова. В рассказе «Обманутый подпоручик» не просто повторяются тургеневские темы увядания, упадка поместного дворянства. В образе героя этого рассказа Живновского, промотавшегося помещика и выгнанного со службы военного, едущего в Крутогорск в надежде поправить свои «делишки», уже явственно обрисовывается фигура будущего «ташкентца». Точно так же «Порфирий Петрович» не только вызывает представление о Чичикове, достигшем конечных целей своих желаний. В салтыковском образе «обесчеловеченного человека», всецело плененного властью денег и стяжательства, наполненного лицемерием и «прахом», уже проступают некоторые черты Иудушки Головлева.

Интонации будущей зрелой салтыковской сатиры звучат и в двух других рассказах. Особенно показательна в этом отношении в рассказе «Княжна Анна Львовна» сатирическая классификация чиновников по видам рыб: чиновники-осетры, пискари, щуки… Это уже Салтыков, а не Гоголь. А в рассказе «Приятное семейство» не менее характерным для манеры будущего автора «Дневника провинциала в Петербурге» является изложение князем Львом Михайловичем проекта «обличительной» комедии в «благонамеренном духе».

«Уймитесь, волнения страсти» — романс Глинки на слова Нестора Кукольника.

Рафаил Михайлович Зотов (1795–1871) — автор помпезного романа «Леонид, или Черты из жизни Наполеона I», который и имеет в виду Живновский.

«Мистигрис» — одна из песенок Беранже непристойного содержания.

Крестовики — серебряные рубли, на оборотной стороне которых был выбит крест из четырех букв П (что обозначало царей Петра I, Петра II, Петра III и Павла I).

Лобанчики — золотые монеты с изображением головы (лба).

Одно обстоятельство сильно угрызает его — это отсутствие белых брюк. — Белые брюки, с золотыми лампасами, полагались, при парадной форме, штатским генералам — действительным статским и тайным советникам.

…дал ему злата и проклял его — строка (неполная) из стихотворения Пушкина «Черная шаль».

Лакедемонизм — непреклонность и решительность. Эти свойства характера воспитывали в себе члены господствовавшей в древнем Лакедемоне (Спарте) общины «равных».

В перспективе ему виднелось местечко! — Порфирий Петрович мечтал о месте советника питейного отделения, наблюдавшего за акцизно-откупным делом в губернии. Место это считалось самым злачным по части «безгрешных доходов», то есть взяток.

Цинциннат — один из консулов Древнего Рима. Известен тем, что между своими воинскими подвигами возвращался к любимым им земледельческим занятиям.

Антигона — в древнегреческом сказании дочь фиванского царя Эдипа, последовавшая за ним в изгнание; образ, олицетворявший идеальную любовь к родителям и благородное самоотвержение.

Сафические мысли — мысли в духе любовной лирики Сафо (Сапфо), поэтессы Древней Греции.

Пандемониум — святилище в домах древних римлян.

Старухи … внесли эти деньги полностью в акцизно-откупное комиссионерство — то есть пропили деньги. Система акцизно-откупного комиссионерства, действовавшая с 1847 до 1861 г., была разработана известным откупщиком В. А. Кокоревым (это первый выпад против него в салтыковской сатире) с целью, как он объяснял, «полнее выбирать деньги из капитала, обильно вращающегося в народе».

Valentine… Benoît — герои романа Жорж Санд «Валентина» (1832).

Севинье Мари (1626–1696) — французская писательница. Ее переписка с дочерью является не только ценным историческим памятником эпохи, но и выдающимся образцом эпистолярного стиля.

Экилибр — равновесие (франц.).

Аренда — здесь в значении денежного пособия, «жаловавшегося» в награду чиновникам на определенное время.

Ревизские сказки — списки лиц, подлежавших обложению налогами: крестьян, посадских людей и др. Дворяне, духовенство и чиновники не вносились в эти списки.

Богомольцы, странники и проезжие

Рассказы настоящего раздела при появлении их в журнале были посвящены С. Т. Аксакову. В письме к нему от 31 августа 1857 г. Салтыков так разъяснял свои творческие намерения: «Мысль, проводимая через весь ряд рассказов этой рубрики, еще не довольно ясно чувствуется; необходимо еще несколько рассказов, чтобы вполне уяснить ее. Мысль эта — степень и образ проявления религиозного чувства в различных слоях нашего общества. Доселе я успел высказать взгляд простого народа устный (в рассказе солдата) и книжный (Пахомовна), а отчасти взгляд разбогатевшего купечества <«Хрептюгин и его семейство»>. Затем предстоит еще много, и если Вам угодно будет одобрить мое намерение, то я и последующие рассказы буду иметь честь посвятить Вашему имени».

Неизвестно, что ответил на это письмо автор «Семейной хроники», но посвящение ему «Богомольцев…» было снято при перепечатке их (всего через полтора-два месяца) в отдельном издании «Очерков». Что же касается намерения Салтыкова продолжить разработку своего замысла серией новых рассказов, то оно не было осуществлено.

Как уже было упомянуто выше (см. стр. 495), формулировка «мысли», которую писатель, по его словам, хотел провести через все рассказы этого отдела, была найдена им у славянофилов. Именно славянофилы, в частности известный собиратель русского фольклора П. В. Киреевский, трудами которого пристально интересовался в это время Салтыков, усматривали в «религиозном чувстве» основную стихию и сущность народного мировоззрения. Отсюда повышенный интерес славянофильски настроенных историков и филологов — а именно они господствовали в 40— 50-х годах не только в академической науке, но и в научных отделах общих журналов — к различным формам и проявлениям религиозно-нравственного сознания народа. Большое внимание уделялось, в частности, таким явлениям народной жизни, как паломничество, и таким видам народной поэзии, как духовные стихи.

Салтыков в своем «исследовании» внутреннего мира простого русского человека, его идеалов и задушевных воззрений также обращается к паломничеству («богомолью») и духовным стихам. Но он встречается с этими предметами славянофильских интересов и разысканий, идя по пути своего собственного развития, и поэтому относится к ним принципиально иначе. Корень расхождения в том, что в отличие от славянофилов, идеализировавших в народном мировоззрении и народной поэзии элементы пассивности, покорности, равнодушия к общественным вопросам, настроения пиетизма и аскетизма, Салтыков воспринимает эти явления как социально отрицательные. И он ищет средств для борьбы с ними, ищет их в сознании самого народа, в пределах его собственных возможностей.

Художник-реалист, Салтыков объективен, когда изображает духовную жизнь современного ему простого русского человека в ее исторически сложившихся связях с церковно-религиозными взглядами. Писатель-демократ, он далек от сочувствия этим «темным воззрениям». Но под их покровом он ищет и находит скрытые моральные силы народа — основной залог его освобождения.

В статье «Сказание о странствии <…> инока Парфения…», писавшейся почти одновременно с «Богомольцами…» (весной 1857 г.), Салтыков с полной отчетливостью указал на причину своего сочувственного интереса к паломничеству и странничеству, как явлениям народного быта. «Причина эта, — разъяснял Салтыков, — очень понятна: нам так отрадно встретить горячее и живое убеждение, так радостно остановиться на лице, которое всего себя посвятило служению избранной идее и сделало эту идею подвигом и целью всей жизни, что мы охотно забываем и пространство, разделяющее наши воззрения от воззрения этого лица, и ту совокупность обстоятельств, в которых мы живем и которые сделали воззрения его для нас невозможными…» Эти мысли и получили художественно образную разработку как в зарисовках богомольцев и богомолок в «Общей картине», так и в двух рассказах о странствованиях «ко святым местам» отставного солдата Пименова и Пахомовны[272].

В той же статье о Парфении Салтыков определяет свое отношение к духовным стихам — излюбленнейшему материалу в славянофильской фольклористике, — которыми широко пользуется в комментируемом разделе «Очерков».

Салтыков высоко ценит «поэтическую струю» в духовных стихах, «простоту и неизысканность красок», которые употребляют народные поэты для изображения природы. Но он начисто отрицает как «противообщественные», враждебные подлинным интересам народа, — дух аскетизма и «грубо мистические стремления», пронизывающие эти произведения народной поэзии, испытавшие на себе сильное воздействие византийско-церковнической книжности. Вместе с тем Салтыков заявляет в статье, что духовные стихи аскетического содержания «уже утратили то значение и смысл, которые имели в эпоху своего появления». В соответствии