Живновский. Что умрет — это уж будьте покойны… я тому удивляюсь, как он о сю пору духа еше не испустил… крепкий старик!
Баев. Да ты не пяль горла-то! что разорался!
Живновский. Я, Прохорыч, потихоньку.
Баев. То-то потихоньку! Ты вот на него смотри! (Указывает на Праздникова.) Он как вот есть божий человек! (Праздникову.) Да что, сударь, от тебя будто несет нестройно! Неужто уж на такой-то случай воздержаться не мог?
Праздников мычит.
Живновский. Это он, Прохорыч, на радости… в чаянье за труды посильную мзду получить.
Баев. Да, сударь, уж потрудись. Не равно с ихней стороны обида какая выйдет, так чтоб и свидетели были.
Живновский. Это правильно. В русских обычаях, Прокофий Иваныч, свидетели большую ролю играют. Ни одного хорошего дела без них не совершается: обозвал непристойно — прислушайте, в рожу свиснул — засвидетельствуйте… Везде свидетели-с.
Прокофий Иваныч (в раздумье). Да, может, он уж и помер, Финагеюшка, так в ту пору чем в чулане прятаться, прямо бы законным наследником объявиться…
Баев. Не дело, сударь, говоришь. Живоедиха-то Маврушке наказывала: поди, мол, сначала к Андрею Николаичу, а от него к Семену Семенычу, да скажи, мол, что умирает барин… Так «умирает», а не умер, значит… ты уж только стой да нишкни, сударь!
Прокофий Иваныч. Да ведь зазорно больно, Прохорыч!
Баев. А разве лучше будет, как без тебя-то все добро растащат?
Живновский. Уж это упаси господи, Прокофий Иваныч!
Баев. У него поди одного платья что напасено! и не увидишь, как растащат… Ты уж Живоедихе-то дай хоть рубликов пятьдесят… будет с нее!
Прокофий Иваныч. Да, может, и духовная у них написана, Прохорыч!
Баев. Полно, сударь, какая духовная! Иван-от Прокофьич и слова-то этого боится… да опять и слух бы был, что духовную сделали…
Прокофий Иваныч (Живновскому). А ты вот намеднись с ума меня чуть не свел, заверивши про духовную-то!
Живновский. Видел, Прокофий Иваныч, сам своими глазами видел!
Баев. То-то видел! чай, во сне видел!
Прокофий Иваныч. Господи! хошь бы помог бог совершить благополучно!
Живновский. Благополучно лучше всего, Прокофий Иваныч. Это вы хорошо делаете, что бога в помощь призываете: с божьею помощью всякий подвиг легче, совершается… вот бы теперь выпить рюмочку, да закусить… эхма!
Баев. Ну, и без закуски постоишь! (Прокофью Иванычу.) Так поди ты в темненькую, да поприсутствуйте там сообща… да ты нишкни, сударь, а то как раз накроют… да замок-от, замок-от изнутри запри!
Слышен шум шагов. Чу! Идет кто-то!
Пазухин, Живновский и Праздников поспешно прячутся в чулан.
Сцена II
Баев и Живоедова.
Живоедова. Ты как сюда пришел?
Баев. Посмотреть пришел, барина своего проведать пришел… что ж, это не грех, чай!
Живоедова. Много вас тут калек да нищих шатается; только мешают, прости господи!
Баев. Что ж ты, Анна Петровна, нищим меня обзываешь! Вестимо, верой и правдой служил, так и нет ничего… ведь это не грех же, сударыня!
Живоедова (садясь на стул). Да ты уж прости меня, Христа ради, Прохорыч, у меня ништо уж и голова ровно кругом пошла.
Баев, Как соколик-то наш?
Живоедова. Да что соколик! (В сторону.) Поди, чай, далеко он теперь! (Громко.) Больно уж разнемогся соколик-от; видно, умирать хочет… а все ты же, Прохорыч, со своим с Прокофьем — ну-тка когда удумали старика беспокоить, как он уж на ладан дышать стал.
Баев. Надо ж отца с сыном помирить; грех-то ведь весь от Семена Семеныча пошел.
Живоедова. Господи! что только с нами будет!
Баев. А зачем, сударыня, родителя на сына натравливала… ты бы вот взяла да разорвала его, Прокофья-то Иваныча; ан теперича он тебя разорвет… Духовной-то, видно, не написано, сударыня?
Живоедова. Какая духовная! давеча честью к нему приступала — лежит как деревянный.
Баев. Уж, видно, надо будет за тебя у Прокофья Иваныча попросить.
Живоедова (встает). Посмотреть, что старик делает…
Баев. А я, сударыня, уж на печку пойду, да ты бы хоть за священником послала…
Живоедова (в сторону). Вот привязался, пострел! (Громко.) Не хочет, Финагеюшка: «Со мной, говорит, уж сколько раз это бывало!»
Баев. Так, сударыня… ну, а как не встанет… ох, господи! уйти, видно, мне от греха…
Живоедова. Уйди, Финагеюшка.
Баев уходит.
Сцена III
Живоедова одна.
Живоедова. Помер! Глянула я давеча в сундук, а там билетов, билетов-то… ужасти! Вот и взяла бы, да куда я с ними денусь? Все равно обыскивать станут, только воровкой еще назовут… Да где еще и деньги-то по ним получать? Конечно, кабы мужское мое дело было, взял бы, наплевал на всех, да и поехал прямо в казну: «Пожалуйте, мол, по билетам денежки», а то к кому я с женскою своею простотой пойду? Еще спросят, пожалуй: где билеты взяла, или вот озорник какой-нибудь привяжется: «Дай, мол, скажет, голубушка, билетики посмотреть!», возьмет да и убежит с ними! Да и грамоте я не бойко умею… вот родители-то каковы были! купцу на грех продать ничего не значит, а грамоте научить — не стало ума! Хоть бы разнес, что ли, с ними господь поскорей.
Сцена IV
ЖивоедоваиЛобастов (приближается на цыпочках; во время сцены дверь из чулана несколько отворяется, и оттуда выглядывает Прокофий Иваныч).
Лобастов. Скончался, сударыня?
Живоедова. Скончался, сударь! Так вот перед вечером спросил, голубчик, покушать, я бульончику подала, он ничего, выпил, да, выпимши-то, вздохнул: «Ой, говорит, Аннушка, словно я умирать хочу!» Я, знаешь, к нему: «Христос, мол, с тобой, Иван Прокофьич!», ан он уж и помер! (Плачет.)
Лобастов. Царство небесное, сударыня! Он мухе зла не сделал, сударыня!
Живоедова. Уж какое зло! У него, вот я как тебе, Андрей Николаич, скажу, даже мысли злой в голове никогда не бывало! Все, бывало, думает, как бы облагодетельствовать или добро сотворить… «Аннушка! — говорит, бывало, мне, — не об тленном богатстве, а об душе своей надобно в этом свете думать! вынь, говорит, гривенничек из лишка нищему брату подать!» Самый, то есть, убогий человек был!
Лобастов. Да! сирот много после себя оставил!
Прокофий Иваныч (за дверью). Стало быть, тятенька-то умер! Что ж, однако, они делать хотят?
Лобастов. А за Семен Семенычем вы послали, сударыня?
Живоедова. Послала, Андрей Николаич, ты ведь и сам так велел.
Лобастов. Это точно; он нам нужен…
Живоедова. Андрей Николаич! я все думаю, что, кабы ты сам все это обделал?
Лобастов. А что вы думаете? Решусь! (Приближается к боковой двери и опять возвращается.) Нет, сударыня, не могу!
Живоедова. Да отчего не мочь-то?
Лобастов. Грех-с.
Живоедова. Да ведь он обсчитает нас, беспременно обсчитает!
Лобастов. Его и обыскать в ту пору можно, сударыня!
Прокофий Иваныч (за дверью). Да, никак, они родителя-то ограбить хотят?
Лобастов. Вы, сударыня, только не троньте его, пускай он в свои расчеты углубится, а я около того времени подкрадусь к нему тихим манером да двумя пальчиками под мышки… (Показывает.) Так он и все тогда опустит!
Прокофий Иваныч. Кто бы вот подумал, что и Андрей Николаич такая же выжига! А впрочем, и то сказать, я же хотел его чарочкой обнести! (Выходит на сцену.) Желаю здравствовать, ваше превосходительство.
Живоедова вскрикивает.
Лобастов (с испуга не узнавая Прокофья Иваныча). Ты кто такой? ты кто такой?
Прокофий Иваныч. А я вот насчет тятенькинова здоровья-с узнать пришел.
Лобастов (узнав Прокофья Иваныча). Да как ты смел? да ты знаешь ли, что Иван Прокофьич от тебя, от бездельника, при последних минутах находится? Уморить, что ли, ты его пришел? да тебя, сударь, на каторгу мало! (Наступает на него.) Вон отсюда!
Прокофий Иваныч. Да вы, ваше превосходительство, не трудитесь кричать-то! Я, благодаря вашей милости, очень знаю, что тятенька уж померли; стало быть, теперича в эвтим месте хозяин не вы, а я! Желательно вам, сейчас вас отселева выгоню?
Живоедова. Ах ты господи! в щелку он, что ли, пролез!
Лобастов (не теряя присутствия духа). Что ты врешь! кто тебе сказал, что Иван Прокофьич помер… Вон отсюда! (Толкает его.)
Прокофий Иваныч. Зачем врать-с? Да вы не больно прытко-с, не толкайтесь-с… у меня тутотка и свидетели есть-с… Федор Федорыч! Трофим Северьяныч!
Живновский и Праздников выходят из засады.
Живновский. Вот, стало быть, и пригодились, Прокофий Иваныч!.. только раненько вы зрелище-то в ход пустили: вам бы переждать, пока они воровство там свое учинят, да тут бы и перекусить им горло с поличным!
Живоедова (Лобастову). Говорила я тебе, сударь, что богу всякое греховное дело противно! так оно и вышло. (К публике.) Шутка сказать, что он задумал! мертвого человека ограбить!
Лобастов (в смущении). Я… я… я ничего тут не понимаю.
Прокофий Иваныч. Тут, ваше превосходительство, и понимать больше нечего, кроме того, как вы все во власти моей состоите… (Одушевляясь.) Будет мне теперича кланяться, мы теперича сами при капиталах находимся!
Лобастов делает движение, чтоб уйти. Нет, ты стой, енарал, в дегтю хвост свой замарал! Так ты меня ограбить хотел? Ты, то есть, жизни лишить меня желал? Чтоб я с женой по миру ходил, у добрых людей копеечку просил да голодным брюхом господа хвалил? Этого, что ли, ты хотел? А кто мне намеднись кланялся да душу свою мне закладывал, только, дескать, над сынком-то родительскую свою власть покажи? нет, ты скажи, ты ли это был?
Живновский. Айда Прокофий Иваныч! А вы чего, генерал, смотрите! да я бы на вашем месте давно ему в зубы, и в нос, и в щеки, и во всякое место горячих наклал!
Лобастов. Да ведь ты и сам, любезный, мне клялся, да пошел же после того к Семену!..
Прокофий Иваныч. Это нужды нет, что я пошел: я за своим же добром пошел… Ну, да ладно… у вас свои прожекты были, а у меня теперь свой есть… (К Живоедовой.) Ты сказывала, что Семен Семеныч воровство-то должен был учинить?
Живоедова. Он, Прокофий Иваныч, он и научил-то всему. Что только с нами будет! Заберут всех нас в полицию, а оттуда на каторгу…
Прокофий Иваныч. А что, разве не хочется? А ведь куда бы тебе, старая ты ведьма, пристойно было по нижегородке-то пройтись!* (Смотрит на нее пристально; возвысив голос.) Так я вот как вам скажу: всех я вас отпутаю… может, и часть даже от себя дам…
Живоедова. Уж дай, Прокофий Иваныч, что-нибудь!..
Прокофий Иваныч. На всех я на вас плюю!.. Вы себе добра хотели — кто добра себе не желает! Ну, и против Андрея Николаича я точно что виноват маленько! Только вот Семен Семеныч — это статья особая! Он меня намеднись с родителем вконец расстроил, так я это помню… Я, сударь, Финагея Прохорыча в бархатный кафтан наряжу, из серебряных стаканов поить буду, бисером пол у него в горнице насыплю, а Семена Семеныча в Сибирь упеку!
Живоедова. И поделом ему, сударь!
Живновский. Это вы, Прокофий Иваныч, правильно рассуждаете… (К публике.) Удивительно, какое в русском человеке рассуждение здравое! (К Прокофью Иванычу.) Да и нас-то, грешных, не забудьте, Прокофий Иваныч… Хошь не бисером, хошь песочком каким-нибудь… серебряным-с…
Прокофий Иваныч. Никого не забуду! Всех наделю!
