то вообразите вы себе то: ну приступите вы к нему, скажете: «Отдай половину», а он вам на это: нет, мол, половины много, а вот, дескать, тебе на чай синенькую…
Живоедова. Чтой-то уж и синенькую!
Лобастов. Положим, вы так ему и скажете, а он вам на это: довольно, мол, с тебя и этого будет!
Живоедова. Да ведь я, сударь, горло ему перегрызу, я, сударь, наследникам все открою… у меня язык-то тоже не купленный…
Лобастов. Положим, что и это вы ему объясните. Так ведь он, сударыня, знаете ли, что вам ответит: «У тебя, скажет, у самой хвост-от в грязи; я, скажет, только деньги взял, а ты, мол, и ключ фальшивый составила… так разве хочешь идти вместе на каторгу?» Ну, может, и еще тут рубликов с пяток набавит… Так на каторгу-то, чай, вы не пожелаете…
Живоедова. Кому охота! Да чтой-то ты, сударь, все пять да пять рубликов заладил — а ты говори дело!
Лобастов. А дело, сударыня, тут в том состоит, что Семен Семеныч обширного ума человек!
Живоедова (тоскливо). Да ты хоть бы присоветовал что-нибудь, Андрей Николаич… право, точно уж ты чужой человек…
Лобастов. Тут надо, сударыня, чтоб с чистой душой человек был… чтоб ухищрениям Семена Семеныча свой оплот поперек поставить.
Живоедова. Да ведь я еще слепочка-то ему не давала… (Вздыхая.) Уж, видно, ин бросить эту затею!
Лобастов. Зачем же-с? Затея эта хорошая, только надо ее обеспечить… Это вы хорошо, Анна Петровна, сделали, что мне сказали, потому что я тут могу многое… Да вы, пожалуй, и Станиславу Фаддеичу передали?
Живоедова. Оборони бог!
Лобастов. То-то же-с. Станислав Фаддеич человек, конечно, хороший — слова нет! — только надо его в руках держать. Надо, сударыня, так поступить, чтоб он вашу особу завсегда желал, а не вы его. И если у вас, с божьей помощью, будут в руках капиталы, так вспомните, Анна Петровна, меня, старика, не отдавайте вы ему этого капитала в руки!
Живоедова. За совет тебе, Андрей Николаич, спасибо… Только что ж ты теперь сделаешь-то?
Лобастов. А мы сначала с стариком насчет духовной поговорим. Надо, сударыня, сначала добром попробовать.
Живоедова. Поговори ты ему, голубчик! Ну, а как он упираться станет?
Лобастов. Ну, тогда-с… надо еще об этом поразмыслить. Только уж, во всяком случае, вы, как начнет Иван Прокофьич кончаться, так заодно с Семен Семенычем и мне потихоньку шепнуть пришлите.
Живоедова. А я знаешь что удумала? нечем к Семену Семенычу посылать, так мы бы вдвоем это дело обделали?
Лобастов. То есть обобрать-то-с?
Живоедова. Да не обобрать — что ты, сударь, в сам-деле, как говоришь! обобрать да обобрать — только и слов у тебя! не обобрать, а попользоваться…
Лобастов. Не могу-с… грех-с…
Живоедова. Да что ж за грех..
Лобастов (прерывая ее). Грех, сударыня.
Живоедова. Ну, ин ладно, пусть Семен Семеныч старается. Только ты меня уж, сделай милость, с ним заодно не обмани. Вспомни ты, Андрей Николаич, что я кругом сирота, да и дело-то мое такое, что я с женским с своим умом никаких этих делов не понимаю… Так не обмани же ты меня!
Лобастов. Обмануть мне вас, сударыня, нельзя, да и не расчет, а только уж вы меня в третью часть примите!
Живоедова (вздыхая). Уж что с тобой делать! все лучше, нежели как он в сам-деле синенькой отпотчует!
За дверьми слышится шум.
Ну, теперь, кажется, и впрямь кто-то пришел. Живновский. Я, почтеннейшая благодетельница, на минуточку.
Сцена II
Те же и Живновский.
Живоедова. Уж чего, чай, на минуточку. Ты только языком говоришь, что на минуточку… часто уж повадился!
Живновский. Я, пожалуй, и уйду, сударыня.
Лобастов. Вздор, любезный, без хлеба-соли из гостей не уходят… выпьем!
Живновский. Я, ваше превосходительство, от этого никогда не отказываюсь. По-моему, это неучтиво! Вот вчера, например, Семен Семеныч, сказывают, от шампанского отказался… ну, как вы там хотите, а я этого никогда оправдать не могу.
Лобастов. Что говорить… выпьем!
Живновский. Ваше здоровье, благодетельница! дай вам бог полнеть, добреть да богатеть… да женишка чтобы такого… чтоб искры из глаз посыпались! (Пьет.)
Лобастов. Ай да молодец! (Смеется.) Какого женишка-то пожелал: чтоб искры посыпались! Ай да поручик!
Живоедова. Ведь чего только не скажешь ты, стрекоза! Ну, уж посиди ин; вот ужо Иван Прокофьич выедет, так потешишь его, старика.
Боковые двери растворяются, и из другой комнаты показывается то же кресло, что и в первом действии.
Лобастов. А вот и он — легок на помине.
Сцена III
Те же и Иван Прокофьич.
Последний в халате, ноги закутаны в одеяло.
Лобастов. Здравствуй, брат Иван Прокофьич! Рано на боковую собрался.
Иван Прокофьич (слабым голосом). Плохо, Андрей Николаич, сам уж чувствую, что плохо. Теперь еще как будто поотлегло маненько, а вчерась с вечеру да сегодня утром даже словно как в тумане был. Спасибо Ивану Петровичу — кровь пустил.
Живновский. Полноте, благодетель, еще поживете. Вот мы вам здоровья пожелаем. (Подходит к водке и пьет.)
Иван Прокофьич. Ничего, братец, даже не чувствую. Давеча и Аннушку не узнал.
Живоедова. Уж и как худо-то! (Плаксивым, голосом.) Я к нему подхожу давеча с ложечкой, а он, голубчик, смотрит на меня, да и говорит: «Ступай, говорит, ты прочь, а пошли ко мне Аннушку!» Так во мне даже сердце-то все перевернулось!
Живновский. Это вы точно правду сказали, Анна Петровна. Я вот сколько уж раз при последних минутах присутствовал — там, знаете, в аптеку попросят сбегать, в другом месте подержать что-нибудь — и, однако ж, никак не могу привыкнуть… все, знаете, сердце в груди перевертывается!
Лобастов. У тебя оно поди уж наизнанку выворотилось!
Иван Прокофьич. Что нового, Андрей Николаич?
Лобастов. Да что, сударь, новенького? В газетах вон все про звезду какую-то пишут.
Иван Прокофьич. Эта, брат, звезда недаром.
Лобастов. Шумаркают тоже и в народе, да ведь в народе, сами знаете, всегда всякая несообразность идет.
Живоедова. Вот бы у Прокофья Иваныча спросить: он бы растолковал.
Иван Прокофьич. Да, брат, он на это мастер… Слыхал ты, как он число 666 толкует?..
Живновский. Я так думаю, благодетель, что водка дороже будет… вам же лучше!
Иван Прокофьич. Разрешил!
Лобастов. Что комета-с! вот это получше кометы будет: я уж полковником был, батальоном, сударь, командовал, а князь Семиозерский у маменьки под юбочкой еще квартирование имел, а теперь вот читаю в газетах — произведен, сударь, в генералы! Так это получше кометы будет!
Иван Прокофьич. Ну, а еще каких производств нет ли?
Лобастов. Федулов из полковников тоже в генералы произведен.
Иван Прокофьич. Какой это Федулов? Комиссариатский, что ли?
Лобастов. Тот самый.
Иван Прокофьи ч. Ну, этому следует. Хороший человек! Я, сударь, с ним дела имел по поставкам, так именно беспокойства никакого не знал. Что следует отдашь, а уж там зажмуря глаза принимают.
Лобастов. Зато нашего брата, батальонного командира, каким товаром награждают… ай-люли!
Иван Прокофьич. У вас, брат, сойдет!
Живновский. Именно сойдет. По служению моему в Белобородском гусарском полку случалось мне иногда принимать вещи — так именно удивляешься только! решето решетом, а сходит! А потому это, я вам доложу, сходит, что пригонка тут важную ролю играет! Живот, знаете, подтянут, там урвут, в другом месте ущипнут, ну, и созидаются из праха здания.
Иван Прокофьич. Ты, брат, тоже, видно, пригонку-то эту знаешь!
Живновский. Я чего не знаю, благодетель! только не оценил меня князь, а то на что бы ему лучше полицеймейстера! Вы спросите, в каких только я переделках не бывал!
Живоедова. Расскажи хоть что-нибудь, потешь Ивана Прокофьича за хлеб за соль.
Живновский (становясь в позицию). Слыхали ли вы, например, благодетель, что значит жидов травить? А я, сударь, не только слыхал, но в подробности эту штуку знаю, потому что она мне кровных своих родовых двести душ стоила!
Живновский. А слыхали ли вы, что значит, например, от живого мужа жену увезть… и этак без малейшего с ее стороны согласия? А я, сударь, не только слыхал, но и испытал и даже отдан был за нее под суд!
Живоедова. И за дело, сударь! Против желания даму увезти — это уж последнее дело!
Живновский. А слыхали ли вы, что значит купца третьей гильдии, тоже против собственного его желания, телесному наказанию подвергнуть? А я, сударь, подвергнул, и даже не отвечал, потому что купец, по благоразумию своему, согласился взять с меня двести рублей на мировую…
Иван Прокофьич. Дурак, должно быть, купец сыскался. От другого ты и двумя тысячами бы не отъехал.
Живновский. А слыхали ли вы, что значит родного отца в рекруты сдать?
Лобастов. Ну, брат, заврался! Это происшествие-то ведь известное… не клепли на себя.
Живновский (не смущаясь). Положим-с. А слыхали ли вы?..
Живоедова. Ну, уж перестань лучше, батюшка; ты, пожалуй, такое что брякнешь, что женскому уху и слушать-то не надлежит.
Живновский. И вот, как видите, здрав и невредим предстаю пред вами!
Иван Прокофьич. Ну, чай, бока-то намяли тоже?
Живновский. Если уж и помяты бока, так не людьми, а судьбою, Иван Прокофьич! Судьба, это правда, никогда меня не жаловала и, можно сказать, всякое лыко в строку писала… От этого, может быть, и полицейместерского места я не получил! (Крутит усы и вздыхает.)
Иван Прокофьич. Ты бы поди и здесь травлю завел?
Живновский. Это как богу угодно, Иван Прокофьич!
Лобастов. Нет, ты лучше нам, братец, расскажи, где ты не перебывал?
Живновский. Это именно так: где-где я не перебывал? Был, сударь, в западных губерниях — там, я вам доложу, насчет женского пола хорошо! такие, сударь, метрески попадались, что только за руку ее возьмешь, так она уж и тает и тает. Такая, знаете, у них натура скоропалительная! Бывал я и в Малороссии — ну, там насчет фруктов хорошо: такие дыни-арбузы есть, что даже вообразить трудно! Эти хохлы там их вместо хлеба едят, салом закусывают… Бывал и в Петербурге-с — ну, это именно диковинная штука! Там я скрипача Аполлинари слышал — прежестоко играет! Кажется, всякое чувство на одной струне изобразить может.
Живоедова. Вот этакого бы мужа!
Живновский. Только немецкого духу много — этого уж я терпеть не могу! Ходят все съежившись, пальтишко на нем расстегнутый — так, страмота какая-то!
Иван Прокофьич. Похвалил.
Живновский. Ну, и обману тоже много: не различишь, который мещанин, который дворянин, который умен, который глуп. Насчет ума, я вам доложу, у них даже фортель такой есть: сядет этак и надуется, даже глазом не моргнет, будто думает… А у самого, сударь, только притворство одно, потому что и заместо головы-то каменоломня у него на плечах! Это верно-с!
Лобастов. Ха-ха-ха! а ведь это правда!
Живновский. А из всех мест нет прохладнее места Нижегородской ярмарки! Чего там только нет! Цыганки, тирольки! в одном углу молебен поют, в другом: ой вы, уланы! вавилонское столпотворение в живой картине! Я вам так доложу, что однажды я неделю там прожил, и была ли хоть одна минута, чтоб
