1862 г., Салтыков был едва ли не главным вкладчиком: ему принадлежало в ней около половины всех публикаций. И даже среди первоклассных беллетристических, критических и публицистических произведений его первая хроника «Нашей общественной жизни» наиболее значительна. Перекликаясь с «Внутренним обозрением» Г. З. Елисеева и статьями М. А. Антоновича «Обзор журналов» и «Литературный кризис», она оказалась в центре публицистического материала этого номера журнала ’, направленного в защиту «трудного подвига» молодых революционеров, против благоразумного отступничества и оппортунизма. Она давала ответ на иронический вопрос: «очистились ли мы постом и покаянием» и приобрела значение программного выступления, по которому читатель судил, что позиция «Современника» не изменилась[122].

…Петербург был осчастливлен прибытием композитора Верди… во время представления… оперы «Сила судьбы»… — Премьера этой оперы — «La forza del destino», — написанной Д. Верди по заказу дирекции петербургских императорских театров, состоялась в Большом театре 10 ноября 1862 г. (А. И. Вольф. Хроника Петербургских театров, т. III, СПб. 1884, стр. 118).

…М. исчез из своей квартиры неизвестно куда. — Намек на многочисленные аресты участников революционного движения — Михайлова, Чернышевского, Писарева, Н. Серно-Соловьевича и других. Об «исчезающих людях» писала также «Искра» (1863, № 8 от 1 марта, стр. 110).

…взбираться… на крутизну, которая… носит название «Дураковой плеши». — Эзоповски сформулированная оценка правительственных реформ, направленная против тех, кто продолжал сохранять веру в «обновление» сверху. На полемический вызов Салтыкова откликнулось «Время». В мартовском номере журнала за 1863 г. его сотрудник Игдев (И. Г. Долгомостьев) писал в статье «Сказание о Дураковой плеши»: «„Современник” втихомолку считал нас с вами, читатель, за совершенных пешек, а в первой книжке даже и положительно высказал, что мы с вами (то есть люди, сочувствующие и «по силе мочи» содействующие прогрессу, только не по мыслям и по инициативе «Современника»…) не кто иные, как люди, из „Дуракова болота лезущие на Дуракову плешь”» (стр. 99-100).

…нет Агатона! Нет моего друга! — начальные слова элегии в прозе Н. М. Карамзина «Цветок на гроб моего Агатона» (1793).

…ходить по орлецам — то есть быть не свободным в изложении своих взглядов и мыслей. «Орлецы» — в православном богослужении небольшие круглые коврики с изображением парящего орла, подстилаемые под ноги архиерею в точно определенных местах.

…согласно и с постановлениями святых отцов, которые нигде не заповедали, чтобы пост продолжался восемь месяцев. — Длительность самого большого из постов, установленных в православной церкви, — великого поста — семь недель.

…с обнародованием новых законов о книгопечатании…— Обсуждению проекта «новых законов» Салтыков посвятил в этом же № 1–2 «Современника» (1863) статью «Несколько слов но поводу «Заметки…» (см. т. 5 наст. изд.).

…если я вижу человека, участвующего своими трудами в «Северной пчеле», в «Нашем времени», в «Северной почте»…— то есть в официальных и официозных органах печати.

Если я вижу человека, посещающего балы гг. Марцинкевича, Заллера, Наумова и других…— иначе говоря, прожигателя жизни. Процветание названных Салтыковым содержателей петербургских танцклассов стало заметным «признаком времени», о чем неоднократно писалось в газетах (см., например, «Голос», 1863, № 36 от 10 февраля).

…напрасно Андрей Александрыч Краевский будет уверять меня, что Ледрю-Роллень был, да весь вышел, — я не поверю… ибо… очень помню, как он, еще в 1848 году, боролся с Луи-Филиппом и радовался падению царства буржуазии. — Салтыков иронически приписывает А. А. Краевскому, издателю журнала «Отечественные записки» и (с 1863 г.) газеты «Голос», антибуржуазные тенденции и республиканские симпатии. Ледрю-Роллень назван здесь как деятель революции 1848 г. В связи с этим Салтыков вспоминает, в частности, о нашумевшей в свое время статье Краевского «Россия и Западная Европа в настоящую минуту», в которой выражалось сочувствие «несчастному, испытанному всякими бедствиями королю Луи-Филиппу», а в революции усматривался «буйный порыв» «уличных бродяг», «ниспровержение всех государственных и общественных оснований» (ОЗ, 1848, № 7, отд. «Совр. хроника России» стр. 1, 12). «Стойкость» именно этих своих «убеждений» Краевский продемонстрировал в 1862 г. в объявлении о начале издания «Голоса», где было заявлено «полнейшее сочувствие… повсюду укрепляющемуся в Европе общественному порядку» и «неверие в успех республиканской формы правления» (ОЗ, 1862, № 8, стр. 4–5).

…фельетонист Заочный сорвет с его уст улыбку, Илья Арсеньев заставит вздохнуть о черногорцах, И. А. Гончаров вырвет из груди стон, а… Лебедкин найдет его равнодушным…— Под псевдонимом Заочный в «Северной почте» помещал «обозрения литературных журналов» В. К. Ржевский, с которым Салтыков еще в 1861 г. полемизировал о «бюрократии» и «земстве» (см. т. 5 наст. изд., стр. 121–130). «Обозрения» Ржевского, претендовавшие на остроумие («наполненные… шутками дубового свойства», по характеристике А. В. Никитенко. — Дневник, т. II, М. 1955, стр. 260), были направлены против передовой журналистики, в первую очередь «Современника». В «обозрении», опубликованном в № 27 «Северной почты» от 1 февраля 1863 г., Ржевский неприязненно отозвался о «Нашем губернском дне» Салтыкова. В политическом отделе газеты, которым заведовал И. А. Арсеньев, помещались телеграфные депеши о борьбе Черногории с Турцией за независимость, закончившейся в сентябре 1862 г. поражением черногорцев. И. А. Гончаров служил в это время в цензурном ведомстве, а в 1862–1863 гг. одновременно был главным редактором «Северной почты». Это сотрудничество писателя с органами, проводившими политику самодержавия в области печати, отрицательно воспринималось передовыми общественно-литературными кругами. Секретарь «Северной почты» М. Лебедкин подписывал отдел «Внутренние известия», где помещались официально-приукрашенные данные о положении дел в России.

…подписчики «Сына отечества» получили привилегию…— Намек на правительственную субсидию, которой пользовалась эта официозная газета для массового читателя.

…у безземельных, но гостеприимных принцесс вольного города Гамбурга — то есть в публичном доме.

…читать … «Петербургскую клубничку»…— Слово «клубничка» для фигурального обозначения любовных похождений употреблял гоголевский Ноздрев. Бульварный листок «Петербургская клубничка. Не для детей» действительно выходил в столице в конце 1862 г., причем «считал даже своей обязанностью осмеивать „направления”» (Н. И. Кравцов. Сатирическая журналистика 60-х годов. — «Шестидесятники», М.-Л. 1933, стр. 420).

…всему причиной четвертак… об отношениях которого к русской литературе… так остроумно выразился… М. Н. Катков: четвертака, дескать, при них плохо не клади…— В редакционной статье катковского «Русского вестника» «Одного поля ягоды» (1861, т. 33, май) упоминание о «четвертаке» характеризовало нравственное падение современных «Хлестаковых» — «журнальных философов, которые выдают себя за крайних представителей прогресса», хотя все их «содержание» выражено «в фальшивых ассигнациях» (стр. 14–15, 20). «Таких молодцов действительно нельзя не побаиваться, — заканчивалась статья. — Зарезать они не зарежут, но не кладите вашего четвертака плохо» (стр. 26). Салтыков переосмыслил эти слова и воспользовался ими для указания на то, что «наплыв благонамеренности» в литературу объясняется прямым и косвенным подкупом со стороны правительства как отдельных литераторов, так и целых органов печати. История русской журналистики 60-х годов знает ряд таких сделок (Салтыков разоблачил их в юморесках, помещенных в № 9 «Свистка» — С, 1863, № 4. См. т. 5 наст. изд., стр. 282–288). Сатирическое понятие «четвертачизм» было сочувственно подхвачено юмористической журналистикой: «Эх, господа, господа, говорит «Современник», погубил вас четвертак или, говоря общнее, четвертачизм. С этим нельзя не согласиться» («Умеренный либерал. Литературные заметки и слухи». — «Развлечение», 1863, № 16 от 26 апреля, стр. 253). Но в определении причин нравственного падения литературы Салтыков резко разошелся с либеральной журналистикой, которая не замедлила враждебно откликнуться на январско-февральскую хронику: «И я находил кризис в литературе… и «Современник» его находит… Но я находил, что все в этом виноваты… В статье «Наша общественная жизнь» решение высказано довольно определенно: „четвертак всему виноват”» (А. Ленивцев <А. В. Эвальд>. Недосказанные заметки. — ОЗ, 1863, № 2, стр. 201–202).

Ведь заявлял же он <Катков> некогда, что некто стянул у него сочинение Гнейста…— Такое заявление было сделано в «Объявлении» редакции «Русского вестника» (1860, май, кн. 2, стр. 167). См. т. 4 наст. изд., стр. 199 и 544.

…да и политические интересы сосредоточивались исключительно на разъяснении вопроса, откуда произошла Русь. Ясно, что это были интересы четвертаковые…— Спор о «начале Руси», в котором одни ученые (А.-Л. Шлецер, М. В. Ломоносов, М. Т. Каченовский, Н. И. Костомаров) доказывали литовско-жмудское происхождение варягов, другие (Г.-З. Байер, М. П. Погодин) — норманнское, возник в XVIII в. и тянулся до 60-х годов. Здесь упоминается для обозначения мертво-схоластических интересов науки и публицистики официального толка.

…в 1862 году в нашу общественную жизнь, равно как и в нашу литературу, проникла благонамеренность. — «В самом общественном мнении 1862 год произвел благотворную перемену, — удовлетворенно свидетельствовал М. Н. Катков. — После того, как некоторые направления общественной мысли дошли до последней степени бессмыслия, выразившись в нелепых петербургских прокламациях, в расположении умов начался перелом, содействовать которому обязаны все люди благомыслящие» («Московские ведомости», 1863, № 1 от 3 января).

…литература… начала… строить целые политические системы на мотив: «Чего же тебе еще нужно?» — Подобную «политическую систему» строил, например, либеральный публицист С. С. Громека: «Люди, которых молодость протекала среди другого порядка вещей… дожив до крестьянской реформы, до уничтожения откупов, до обещания суда присяжных и земского самоуправления, невольно спрашивают себя, оглядываясь кругом: «Чего же хотят еще нынешние безумцы? Да если б нам 20 лет тому назад дали хоть половину того, что дают теперь, мы бы почли себя счастливейшими смертными» (ОЗ, 1863, № 3, стр. 12).

…все это было до 1862 года, но в этом году россияне вступили в новое тысячелетие и соорудили себе в Новгороде монумент…— Резкий перелом в политическом курсе правительства и в настроении общества Салтыков характеризует, противопоставляя «переполох» (бурный натиск революционно-демократической мысли), который «царствовал… до 1862 года», — наступившей после этого года «зрелости». Салтыков намекает на пропагандистское использование царизмом празднования в 1862 г. тысячелетия России для консолидации всех реакционно-охранительных сил. Монумент, сооруженный в честь «тысячелетия» в Новгороде по проекту М. О. Микешина и открытый 8 сентября 1862 г., для Салтыкова навсегда остался символом парадно-официального «отчизнолюбия» и в этом смысле неоднократно упоминался в его позднейших произведениях («Современная идиллия» и др.)

«Résignation» — известное стихотворение Фр. Шиллера, начинающееся словами «И я в Аркадии родился…».

— Вы не верите ни во что… даже?… по всем правилам гостеприимства, гость обязан говорить хозяевам лишь приятные и угодные вещи. — Салтыков приводит в свободном изложении диалог Павла Петровича Кирсанова с Базаровым из гл. X «Отцов и детей». Последние строки комментируемого текста — сатирически перефразированный абзац: «Ему <Базарову> и в голову не пришло, что он в этом самом доме нарушил все права гостеприимства», который был вставлен в журнальный текст романа (см. «Русский вестник», 1862, т. 37, февраль, стр. 623) под нажимом Каткова и снят в последующих изданиях.

…с