изменяло бы самому себе. А между тем опыт представляет нам самые убедительные примеры совершенно противного. Да оно и в природе вещей. Как бы ни был нестомчив исправник, не может же он ежеминутно ловить неблагонадежных и неблагонамеренных людей. Подобно прочим смертным, он чувствует потребность отобедать, погулять, выспаться. Кто же во время этих естественных жизненных отправлений будет исправлять его обязанности? Или же на сей раз временно допускается анархия?
Таким образом, когда либералы-консерваторы делают уступки относительно мелочей и проходят молчанием главные основания жизни, они поступают совершенно наоборот естественному ходу вещей. Понятно, что и результат бывает совершенно обратный, так что иное либеральное предприятие, по наружности сулящее бог весть какие последствия, в сущности разрешается совершенно ничем. Прекраснейший судья может, сколько ему угодно, оставаться прекраснейшим судьей, и ежели он очень наивен, то будет не без горестного изумления замечать, как прекраснейшие дела возникают и разрешаются в обществе, не заглядывая в его камеру. Если же он не наивен, то поймет, что прекраснейшим судьею ему даже быть невозможно. Точно такая же участь ожидает и прекраснейшего исправника, если он, в разгаре своих прекрасных действий, вдруг услышит простое и короткое слово: довольно! На первых порах он, быть может, усомнится, но подтверждение не замедлит, а за ним, конечно, не замедлит и тот акт, который так верно характеризуется русскою поговоркою: на все махнуть рукой.
Да; «махнуть на все рукой» — вот единственный исход всевозможных либерально-консервативных затей, и, к сожалению, мы собственным опытом испытываем на себе всю тяжесть такого исхода. Нет человека, сознательно относящегося к жизни, который не сказал бы себе это, который не смотрел бы на проходящие перед его глазами факты, как на марево. Исключение составляют или люди, специяльно занимающиеся уловлением анархии, или же нищие духом, которые, погрязши в подробностях, совершенно утратили способность возвышаться до общих идей. Для первых — это вопрос самозащиты, вопрос ограждения их личных интересов от наплыва действительно либеральных стремлений; для вторых — это просто вопрос умственной их ограниченности, на которую не может действовать даже неуспех их усилий.
Поэтому, когда говорят, что уступка мелочей и подробностей есть не что иное, как спекуляция на человеческое легкомыслие, что это тот же отказ, но сопряженный с изворотом; когда утверждают, что при господстве подобных уступок девиз «не твое дело» нимало не упраздняется; когда, наконец, доказывают, что в изобилии мелочей и подробностей заключается злейшая из всех возможных анархий, ибо человек, охваченный свитой миниатюрных интересов, теряет из вида великие жизненные цели и принимает за действительное благо то, что, в сущности, составляет лишь ничтожнейший атом его, не имеющий силы, благодаря своему уединенному положению; когда говорят, утверждают и доказывают все это, тогда говорят, утверждают и доказывают истину, уяснение которой составляет самую насущную потребность общества, утратившего представление об общих основаниях жизни.
А эта истина влечет за собой другую истину: указание действительных анархистов, разрушителей и попирателей, в лице либералов-консерваторов (увы! нынче у нас уж нет просто консерваторов!), идущих наперекор естественному ходу жизни, подрывающих ее истинные основания и отдающих общество в жертву всевозможным колебаниям и страхам. Вот единственные разрушители, которых общество должно остерегаться, единственные анархисты, на которых оно должно указывать как на врагов своих, единственные утописты, вращающиеся в пустоте и бессильные когда-либо выбиться из нее. У них одних нет руководящих начал, для них одних будущее подобно бездонным хлябям, преисполненным неизвестности и тьмы.
И когда эти праздные и самолюбивые мечтатели одерживают, благодаря горькой случайности, верх в обществе, тогда зло делается единственным двигателем человеческих действий и ненависть — единственным регулятором общественных отношений.
Примечания
Вводная заметка —
С. Д. Гурвич-Лищинер, Л. М. Долотовой, М. А. Соколовой, К. И. Тюнькина
Подготовка текста и текстологические примечания
Л. М. Долотовой — «Признаки времени», «Испорченные дети», «Итоги», отд. «Из других редакций»
и М. А. Соколовой — «Письма о провинции», «Годовщина», «Добрая душа», «Похвала легкомыслию», отд. «Неоконченное».
Комментарии
В. В Гиппиуса — «Похвала легкомыслию»; С. Д.
Гурвич-Лищинер — «Признаки времени», «Письма о провинции», «Годовщина», «Добрая душа», «Итоги», «Кто не едал…»;
С. А. Макашина — «Испорченные дети».
В настоящий том входят художественно-публицистические произведения Салтыкова, создававшиеся в основном в конце 60-х — самом начале 70-х годов: сборник «Признаки времени», цикл «Письма о провинции», незавершенные циклы «Для детей» и «Итоги», сатира «Похвала легкомыслию», набросок <«Кто не едал с слезами хлеба…»>.
Большинство этих произведений было напечатано или предназначалось для напечатания в журнале «Отечественные записки», перешедшем с 1868 г. под редакцию Некрасова.
В 1864 г., в силу ряда сложных причин, Салтыков был вынужден прекратить работу над продолжением публицистического цикла «Наша общественная жизнь» и устраниться от активного участия в «Современнике» (см. т. 6 наст. изд.). Только осенью 1867 г., для переходящих к Некрасову «Отеч. записок» Салтыков задумывает новый цикл — «Признаки жизни», позднее получивший заглавие «Признаки времени». Однако вмешательство цензуры разрушило планы Салтыкова. Из серии предназначавшихся для цикла «фельетонов» он написал лишь четыре. Они составили ядро сборника под тем же названием, в который были также включены произведения, первоначально не имевшие отношения к задуманному циклу, печатавшиеся ранее в «Современнике» («Сенечкин яд», «Русские «гулящие люди» за границей» и др.) или в «Отеч. записках» («Проект современного балета», «Самодовольная современность» и др.). В январе 1868 г. Салтыков пишет первое из «провинциальных писем», обобщивших его огромный опыт крупного администратора, председателя казенных палат в ряде губернских городов. И в дальнейшем работа над «фельетонами» из «Признаков времени» перемежается с работой над «Письмами из провинции» (так же как, впрочем, и над рядом других произведений и циклов, прежде всего «Историей одного города» и «Помпадурами и помпадуршами»). В год выхода первого отдельного издания «Признаков времени и Писем о провинции» — 1869 г. — в «Отеч. записках» начинают публиковаться произведения обращенного к молодому демократическому читателю цикла «Для детей», в котором принял участие Некрасов (цикл остался незавершенным). Через год на страницах журнала «Искра» за подписью «Посторонний наблюдатель» появляется салтыковская сатира на российский либерализм — «Похвала легкомыслию». И наконец через два года, в 1871 г., Салтыков публикует в «Отеч. записках» четыре главы цикла с многозначительным названием «Итоги», задачей которого было широкое политическое и философское обобщение десятилетнего пути России после 19 февраля 1861 г., обобщение с учетом важнейших событий европейской истории (последнюю, пятую главу не удалось опубликовать из-за цензуры).
Основное общее содержание произведений, входящих в настоящий том, — художественно-сатирическое и философско-публицистическое обозрение социального, экономического, политического и духовно-нравственного состояния России после «великих реформ», анализ плодов и итогов этих реформ: крестьянской, земской, судебной.
Результаты реформ были неутешительны, экономика страны, прежде всего сельское хозяйство, оказалась в тяжелом положении, на общественно-политическую сферу наложило печать засилье реакции. Весной 1868 г. Салтыков в одной из рецензий так охарактеризовал современную жизненную ситуацию: «…С одной стороны, общественное мнение, забитое и приниженное <…>, несмелые порывания к чему-то лучшему, мучительные сомнения <…>, неудовлетворенная жажда света, истины и добра, с другой стороны, торжествующее сонмище грызунов-шалопаев, сонмище самодовольное, самоуверенное, пользующееся, не доступное ни для каких колебаний, — трудно себе представить что-нибудь более горькое, более способное возмутить мысль…»[168] Салтыков вскрывает истинные мотивы поведения в этой обстановке как представителей правительственной администрации, власти, так и многочисленных социальных и политических групп («партий»). Он хочет уяснить общественные идеалы, руководящие деятельностью этих групп, он «исследует» положение «толпы» — народной массы, ее возможности, пути и способы пробуждения ее к сознательному историческому действию. Ставится и вопрос о судьбах русского освободительного движения, о необходимости выработки новых методов борьбы, о роли молодого поколения демократической интеллигенции в новых условиях.
В жанровом отношении произведения настоящего тома отличаются значительным многообразием: рецензия-пародия («Проект современного балета»), сатира-гротеск («Испорченные дети»), памфлет-панегирик («Хищники», «Похвала легкомыслию»), публицистический монолог («Самодовольная современность»), лирический рассказ на автобиографической основе («Годовщина», «Добрая душа») и др. Но преобладает очерк-обозрение (как например, «Легковесные») и философско-публицистическая сатира «Письма о провинции», «Итоги»). В произведениях конца 60-х годов кристаллизуются характерные для Салтыкова принципы сатирической поэтики: создание групповых типов, зоологические уподобления, комическое снижение политики в быт, политическая трансформация портрета и т. п.
Очерки, печатавшиеся в «Отеч. записках» под цикловыми заглавиями «Письма из провинции» и «Признаки времени» (с добавлением к последним нескольких, публиковавшихся вне этой рубрики), в 1869 г. были изданы отдельной книгой — «Признаки времени и Письма о провинции» (СПб.; вып. в свет между 11 и 18 января), которая дважды, в 1872 и 1882 гг., переиздавалась при жизни Салтыкова. Однако издание, выпущенное в ноябре 1872 г. в Петербурге С. В. Звонаревым, совпадает с изданием 1869 г. не только по составу и тексту, но и по формату книги и числу страниц, по шрифту, окончаниям строк и буквенным опечаткам, которые при новом наборе не могли остаться неисправленными. Кроме того, к 1872 г. уже были опубликованы в «Отеч. записках» все очерки, составившие как «Признаки времени», так и «Письма о провинции». Между тем многие из них не вошли в издание 1872 г., его состав повторяет состав издания 1869 г. Все это, а также отсутствие каких-либо сведений об истории издания 1872 г., заставляет предполагать, что для него были использованы остатки тиража издания 1869 г. Не случайно, очевидно, следующее издание, осуществленное в 1882 г., опять названо вторым, а не третьим: «Признаки времени и Письма о провинции. Сочинение М. Е. Салтыкова (Н. Щедрина). Издание второе» (СПБ.; вышло в свет между 9 и 15 мая). В этом издании окончательно определился состав и текст сборника «Признаки времени» и цикла «Письма о провинции».
Позднее «Признаки времени» и «Письма о провинции» вместе с первыми четырьмя главами «Итогов» вошли во второй том «Сочинений М. Е. Салтыкова (Щедрина)», вышедший в 1889 г. посмертно. Свидетельств об авторской работе над текстом «Признаков…» и «Писем…» для этого издания нет. Известно к тому же, что в феврале 1889 г. Салтыков считал для себя, по состоянию здоровья, наблюдение за ходом издания «окончательно невозможным» (см. его письмо к Н. А. Белоголовому от 21 февраля 1889 г.). Текст «Признаков…» и «Писем…» в издании 1889 г. не дает по сравнению с текстом 1882 г. ни одной вставки или сокращения. Поправки сводятся, главным образом, к замене одних грамматических форм другими, более современными для конца 80-х годов. Эта правка носит редакторский характер и нивелирует особенности языка Салтыкова. Есть и погрешности, искажающие смысл. В подавляющем большинстве варианты «Признаков…» и «Писем…» в первопечатных публикациях и в издании 1869 г. подтверждают текст 1882 г., а не разночтения 1889 г.
В настоящем издании «Признаки времени» и «Письма о провинции» печатаются по изданию 1882 г. — последнему, выправленному Салтыковым.
Что касается «Итогов», то
