народе один вопль: секите, секите
там больше благосостояния», — взывал ретроград В. П. Мещерский (цит. по кн.: П. А. 3айончковский. Российское самодержавие в конце XIX столетия, М., 1970, стр. 79–80); кстати сказать, «новоявленным публицистом» Салтыков именовал кн. В. Мещерского в «Дневнике провинциала в Петербурге» (т. 10 наст. изд. стр. 334).
…возвращается из поездки по Весьегонскому уезду, куда был приглашен местной интеллигенцией
в качестве русского Гарибальди. — О восторженном отношении к предприятиям М. Г. Черняева в среде либеральных земцев Весьегонского уезда Тверской губернии Салтыкову действительно приходилось слышать от одного из них, Б. Э. Кетрица. См. его мемуарную заметку «Встреча с M. E. Салтыковым» в кн. «Салтыков в воспоминаниях…», стр. 583.
«Груди твои как два белых козленка! лоно твое…» — Редедя фантазирует на темы библейской «Песни песней» (IV, 2–5; VII, 3–3).
Вот мчится тройка удалая! — См. прим. к стр. 9.
Один из фараонов погиб в Красном море, преследуя евреев… — Иронически пересказан библейский эпизод (Исход, XIV).
«Эй, жги, говори!» — припев народной плясовой песни «Ай, вдоль по улице молодчик идет».
…В Москве, в Грузинах… — В районе Большой Грузинской улицы «жили целыми таборами цыгане». Цыганские хоры выступали в загородных ресторанах (П. В. Сытин. Из истории московских улиц. M., I958, стр. 616).
Allons, enfants de la patrie… — Первая строка «Марсельезы».
Что такое
смерть жида?
один из эпизодов известных веяний…
— «Еврейский вопрос» бурно обсуждался в русской печати после волны летних погромов 1881 г. Салтыков посвятил этому статью «Июльское веяние» (см. т. 15. кн. 2 наст. изд.).
Невинность, сказал где-то бессмертный Шекспир, подобна пустой бутылке… — О возможном источнике этого выражения — см. т. 10, стр. 689,
Проскрипции — здесь в смысле запрещения (лат. ргоscriptio — письменное обнародование).
ИЗ ДРУГИХ РЕДАКЦИЙ
Современная идиллия. X
(Стр. 287)
Настоящая глава должна была, под номером X, следовать за главой IX журнальной публикации, во не была завершена и осталась ненапечатанной. Сохранилась ее черновая рукопись, озаглавленная «Современная идиллия. X», которая была опубликована (с рядом неточностей) и прокомментирована Т. В. Еречневой. («Неопубликованная глава романа M. E. Салтыкова-Щедрина «Современная идиллия». — Уч. записки Бурят-Монгольского гос. пед. института им. Доржи Банзарова, вып. XI, Историко-филологическая серия. Улан-Удэ, 1957, стр. 248–252), ею же установлено время написания главы — январь — февраль 1879.
В главе «X» сделана попытка сюжетно реализовать некоторые моменты из предшествующих рассказов Очищенного («приду
к Доминику
Съешь три куска кулебяки, а говоришь: один!» — см. гл. VI). Основная мысль главы выражена сентенцией о том, что воровство не расценивается как преступление: «это уж дух века такой».
Салтыков работал над настоящим текстом во время процесса Юханцева, в январе — июне 1879 г..[126] Реакционная публицистика поспешила связать это сенсационное происшествие с революционной пропагандой, которая якобы избавляет современного человека от всяких нравственных запретов {Иногородний обыватель
С берегов Невы. — М. Вед., 1879, 19 апреля, Э 97.}. Салтыков доказывает обратное: человек, подобно Юханцеву поглощенный ажиотажем обогащения, в сущности, вовсе не является противником существующего общественного устройства: его «деяния» — «не потрясение, потому что он потряс потихоньку». Салтыков прямо противопоставил в этой главе «юханцевым» того, кто «не похитил ни на пять копеек, ни на миллион, а взамен того пришел и сказал громко: «я не хочу этого вашего миллиона, но утверждаю, что не менее вас имею право на него, имею, имею, имею!»
Можно предположить, что перед нами отклик писателя на знаменитые речи С. А. Бардиной и П. А. Алексеева на «процессе 50-ти» (февраль — март 1877 г.).[127] «Центральным местом» выступления Бардиной было «опровержение общего обвинения против подсудимых, что они разрушают священные основы собственности
по ее убеждению, каждый человек должен быть полным хозяином своего труда и его продукта. «Я ли подрываю основы собственности, — спрашивала она, — или фабрикант, который платит рабочему за одну треть его рабочего дня, а две трети берет себе?» (В. Фигнер. Полн. собр. соч., т. 5. М., 1929, стр. 196). О том, что «все капиталисты без зазрения совести стараются всевозможными способами отнимать у рабочих трудовую копейку и считают этот грабеж доходом», говорил Алексеев (Л. Островер. Петр Алексеев. М., 1964, стр. 168).
сюпрем — здесь: высшее достижение (франц. supreme).
великая монархиня — Екатерина II, памятник которой установлен на Александрийской площади. XX
Сказка о ретивом начальнике,
как он сам своими действиями в изумление был приведен
(Стр. 292)
Черновая рукопись четвертой редакции (см. прим. на стр. 361–363). В рукописи имеется поддающийся прочтению зачеркнутый отрывок: Стр. 296, строка 6 св. После слов: «голосу не подают…» —
— Господа! — воскликнул он, — да ведь программа-то эта с незапамятных времен практикуется, и всегда от нее только для мерзавце!5 пожива была! А я-то за новость ее счел!
Четвертая редакция «Сказки о ретивом начальнике…», как считал Р. В. Иванов-Разумник, является «и самой полной, и самой острой», но «совершенно нецензурной». Дальнейшая работа Салтыкова над нею состояла в «приспособлении» к цензурным условиям, отчего сказка «потеряла… в остроте и яркости».[128] Однако, как показывает публикуемый здесь текст, логика работы писателя была несколько иной.
Идея причинения, в интересах «пользы» России, разнообразного «вреда» ее населению была, можно сказать, постоянным принципом политики царизма. Салтыков оставил ее в основе всех редакций «Сказки». В четвертой редакции эта идея уснащена рядом подробностей, характерных именно для 80-х годов. Сравнительно с пятой редакцией, она действительно полнее отражает конкретные политические обстоятельства, оттенки в правительственном курсе, которыми отличались кризисные для российского самодержавия 1879–1882 гг. В пятой редакции Салтыков, отказавшись от некоторых из этих «локальных» политических намеков, усилил момент обобщения, раскрывающего самую сущность института самодержавной деспотической власти.
Науки упразднит — польза… — Имеется в виду деятельность Д. А. Толстого на посту министра народного просвещения.
…население испугает — еще того больше пользы. — К осуществлению этой цели направлялись многие меры правительства: учреждение в 1879 г. временных генерал-губернаторов с задачей «спасительного устрашения», как выразился один из них (см.: П. А. Зайончковский. Кризис самодержавия на рубеже 1870-1880-х годов, стр. 97), царский манифест 29 апреля 1881 г., который, по характеристике современника, «дышит
вызовом, угрозою» («Дневник Е. А. Перетца». Л., 1927, стр. 69) и т. д.
Предполагалось, что отечество завсегда в расстроенном виде от прежнего начальства к новому доходит… — «Всеподданнейшие доклады» и другие официальные заявления Лорис-Меликова, Игнатьева, Д. Толстого, сменявших друг друга у кормила российской внутренней политики, именно так определяли исходные обстоятельства деятельности каждого: «положение дел достигло того предела, далее которого идти некуда», — утверждал Лорис-Меликов, считая своей задачей «возобновление правильного течения государственной жизни». Игнатьев, в свою очередь, нашел, что «лицам, призванным к управлению после 29 апреля, предстояло работать при весьма трудных условиях
хищение и отрицание действительных потребностей народа шли в последнее время рука об руку
Полиция и все местное управление, поставленные крайне неправильно, еще более обнаруживали, что авторитет власти поколеблен и что она бессильна» (цит. по кн.: П. А. Зайончковский. Кризис самодержавия на рубеже 1870–1880 годов, стр. 157, 207, 486).
И всякий раз при этом будет слезы лить и приговаривать: видит бог, как мне тяжко! — В политической практике Лорис-Меликова и Игнатьева угрозы «не допускать ни малейшего послабления и не останавливаться ни перед какими строгими мерами для наказания преступных действий» неизменно обосновывались «тягостным положением» «родины», необходимостью «успокоить и оградить законные интересы» «благомыслящей части» общества и т. д. (П. А. Зайончковский. Кризис самодержавия на рубеже 1870–1880 годов, стр. 156, 157).
Год: 1877
Примечания
1
{«Осень во время осады Очакова».(Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)}
2
3
Речь профессора Московского университета Морошкина: «Об уложении и его дальнейшем развитии». (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)
4
Высшего качества.
5
прощаю всех!
6
См. «Экскурсии в область умеренности и аккуратности». (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)
7
Стойки.
8
{О моя прелесть! Прислушайся!
Здесь поет и плачет возлюбленный!}
9
Неприкосновенность к делу.
10
Что вы хотите, дорогой мой!
11
Честное слово!
12
Ах, но мы договоримся!
13
Для уразумения этого необходимо напомнить читателю, что Балалайкин-сын известной когда-то в Москве цыганки Стешки, бывшей, до выхода в замужество за провинциального секретаря Балалайкина, в интимных отношениях с Репетиловым, вследствие чего Балалайкин и говорит что Репетилов ему «кроме того, еще чем-то приходится» (см «Экскурсии в область умеренности и аккуратности»). (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)
14
Высшего качества.
15
С островов.
16
«О времена, о нравы!», «мудрому достаточно», «пусть консулы будут на страже».
17
Никто не должен дважды отвечать за одно и то же.
18
Порядок дня.
19
Пармские фиалки.
20
Считаю нелишним оговориться: я недостаточно знаком с обрядами и догматами меняльной секты и потому могу впасть в ошибку. — Авт.
21
Жребий брошен.
22
Мудрому достаточно!
23
Скрыто.
24
Малый из хорошей семьи.
25
Малый из хорошей семьи.
26
Пусть читатель ничему не удивляется в этой удивительной истории. Я и сам отлично понимаю, что никаких писем в Корчеве не могло быть получено, но что же делать, если так вышло. Ведь, собственно говоря, и в Корчеве никто из нас не был, однако выходит, что были. (Прим. М. E. Салтыкова-Щедрина.)
27
Гороховое пальто — род мундира, который, по слухам, одно время был присвоен собирателям статистики. (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)
28
Официальное название усадьбы — «Золотое дно»; «Проплеванною» же она называлась в просторечии, потому что во времена оны прежний владелец проиграл ее моему дедушке в плевки. (Прим. М. Е. Салтыкова-Щедрина.)
29
Здесь есть красивый ораторский жест.
30
Печенье из теста, сдобного или кислого, смотря по вкусу. Имело форму фасада открытой садовой беседки (вроде большой кибитки, кругом заплетенной акациями) и состояло из множества тонких хлебных палочек. Украшалось, по желанию, сусальным золотом, изюмом и миндалинами.
31
Такое же печенье; форма продолговатая, имеющая вид заплетенной косы. (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)
32
Я еще застал веселую помещичью жизнь и помню ее довольно живо. В Кашине я, впрочем, не бывал, но и в нашем, сравнительно угрюмом, Калязинском уезде прорывались веселые центры, напр., на Хотче и, в особенности, в селе Воскресенском, где жило до семи помещичьих семей, которые, несмотря на скудные средства, ничем другим не занимались, кроме хлебосольства. Когда-нибудь я надеюсь возобновить в своей памяти подробности этой недавней старины, которая исчезла на наших глазах не оставив по себе никакого следа. (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)
33
Разумеется, я описываю процесс выделки кашинского вина на основании устных рассказов, за достоверность которых ручаться не могу. За одно ручаюсь: виноградников ни в Кашине, ни в Ярославле нет, а между тем виноградное вино выделывается во множестве и самых разнообразных сортов. (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)
34
Само собою разумеется, что следующее за сим описание окружного суда не имеет ничего общего с реальным кашинским окружным судом, а заключает в себе лишь типические черты, свойственные третьеразрядным судам, из которых некоторые уже благосклонно закрыты, а другие ожидают своей очереди. (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)
35
Пусть живет, растет и цветет.
36
Нынче, как я слышал, вопрос этот уже разрешен. Можно и замок в шкатулке сломать и самую шкатулку унести — как кому удобнее. (Прим. М. Е.
