не дорос, не созрел и не понимает своей собственной выгоды…» (Ф. М. Достоевский. Собр. соч., т. 4, Гослитиздат, М. 1956, стр. 109. Подчеркнуто нами. — Л. Р.). Так Достоевский, принадлежавший в 40-е годы к самым активным членам общества петрашевцев, поплатившийся за свои социалистические идеалы каторгой и ссылкой, в начале 60-х годов приравнивает фурьеристский фаланстер к «Мертвому дому». В «Опытах сравнительной этимологии» Салтыков, по-видимому, был намерен сопоставить два последних произведения Достоевского, указав на то, как переменились убеждения писателя.

Стр. 303. «Обоюдуострый Громека». — Называя С. С. Громеку «обоюдуострым», Салтыков намекает на то, что в недалеком прошлом этот либерально-обличительный публицист служил жандармским офицером.

В упоминаемой далее «Современной хронике России» в разделе «Как относятся к правительству истинно независимые люди и журналы, такие, например, как г. Унковский и редакция «Современника», Громека призывал общественное мнение России к «благородной сдержанности», к единению вокруг правительства журналов всех направлений. Верноподданнически ратуя за прекращение «ребяческой» игры в систематическое неудовольствие против правительства», Громека писал: «В настоящее время правительство само признает общественное стремление к свободе делом законным, само сделало несколько законодательных шагов по пути к свободе. В настоящее время, следовательно, относиться к нему по-прежнему — значило бы доказывать только, что мы сами еще несвободны в собственных чувствах и раздражение ставим на место самостоятельности» («Отечественные записки», 1863, март, стр. 18). По словам Громеки, тенденциозно использующего цитаты из «Внутреннего обозрения» Г. З. Елисеева в № 1–2 «Современника» за 1863 г., редакция этого журнала будто бы «откровенно созналась», что «правительство наше идет относительно привития к русскому народу европейской цивилизации тем самым путем, за который стоит «Современник»…» «А «Невинные рассказы» г. Щедрина — что это, как не такое же честное и горячее признание великих благодеяний реформы», — с издевкой добавлял хроникер «Отечественных записок» (там же, стр. 26). Последняя фраза относилась к тому месту в рассказе «Миша и Ваня» из «Невинных рассказов», которое содержало определенную идеализацию крестьянской реформы, и вызвала упреки в адрес Салтыкова со стороны демократической печати (см. т. 3 наст. изд., стр. 93 и комментарий к ней).

«Не устроить ли нам колбасную?»…всякое коммерческое предприятие, как журнальное, так табачное, колбасное или полпивное… — Издатель журнала «Время» М. М. Достоевский владел в 50-е годы табачной фабрикой. Это обстоятельство не раз упоминалось фельетонистами «Искры».

В статье «Молодое перо» Ф. М. Достоевский писал, обращаясь к Салтыкову: «Ведь вы ругаетесь, как какой-нибудь сотрудник «Головешки» <т. е. «Искры»>… Ведь вам только один шаг остался до попреков за табачную фабрику» (Ф. М. Достоевский. Полн. собр. художественных произведений, т. XIII, ГИЗ, М. —Л. 1930, стр. 311). Салтыков, как видим, не замедлил ответить на этот вызов. В другой статье — «О добродетелях и недостатках…», написанной в конце 1864 г., но при жизни Салтыкова не напечатанной, упоминание о «колбасной лавочке» ставится в прямую связь с общественной позицией писателя (см. наст. том, стр. 463).

Стр. 304. «Опыты отучения сотрудников от пищи и бесплатного снабжения их одеждою». Из записок одного неопытного литератора. — Имеется в виду инцидент, происшедший в 1862 г. между М. М. Достоевским и А. П. Щаповым и ставший известным в литературных кругах. М. М. Достоевский предложил А. П. Щапову, тогда начинавшему и очень нуждавшемуся литератору, в счет гонорара заказать платье у своего портного. На эпизод со Щаповым намекал Салтыков и в более поздней полемической статье из серии «Петербургские театры» — «Наяда и рыбак» (см. наст. том, стр. 204). Здесь в сатирической «программе балета» сказано: «…костюмы того самого портного, который, взамен полистной платы, одевает сотрудников «Эпохи».

История о гонораре Щапова через много лет была рассказана в его некрологе. В связи с этим Ф. М. Достоевский вступился за честь брата в специальной статье «Дневника писателя» (1876, «За умершего». См. Ф. М. Достоевский. Полн. собр. художественных произведений, т. XI, ГИЗ, М. —Л. 1929, стр. 278–281).

«…как будто тухлое разбилось яйцо…» — строка из стихотворения Пушкина «И дале мы пошли, и страх обнял меня…» (Подражание Данте, 1832).

На Малой Дмитровке дом высится прекрасный… /При доме конура, в ней циник жил ужасный. — На Малой Дмитровке помещалась редакция газеты «Наше время»; «циник ужасный» — Н. Ф. Павлов.

Невинное занятие общества Тирсисов на Спиридоновке… — На Спиридоновке в доме Мазаровича помещалась редакция газеты «День». «Общество Тирсисов» — собрание наивных и прекраснодушных деятелей (по имени Тирсиса — героя пасторалей французского придворного поэта Ракана, 1589–1670). Салтыков имеет в виду туманную по форме, славянофильскую по сути своей позицию «Дня».

«Ничего в волнах не видно», рассуждение по поводу 75 № «Моск. ведомостей», в котором доказывается, что и в волнах можно что-нибудь усмотреть. — В ответ на рассуждения, появившиеся за рубежом, в частности во Франции, о «равнодушии, какое русские оказывают к польскому вопросу», «Московские ведомости» в передовой статье № 75, на которую ссылается Салтыков, излагали свою шовинистическую версию об отношении русских людей к этому вопросу.

«Безумная заметка о сумасшедших впечатлениях». Фельетон нового мормона за все время одержания бесами; с эпиграфом из сочинений г. Ф. Берга. — «Зимние заметки о летних впечатлениях. Фельетон за все лето»

Ф. М. Достоевского были помещены во «Времени» непосредственно после стихотворения Ф. Берга «Грезы и песни», которое начиналось так:

Не отнимут люди, не отнимут —

Грезы, песня будут вечно с нами.

И за что б ни стали люди биться,

Греза, песня будут вечно с нами,

В сердце нашем глубоко таиться.

Клятву, данную относительно непечатания литературных упражнений г. М. Достоевского… — Намек на то, что официальный редактор «Времени» не пишет литературных произведений, а, подобно А. А. Краевскому, выступает лишь как предприниматель журнального дела.

СТАТЬИ (1868–1883)

НАПРАСНЫЕ ОПАСЕНИЯ

(По поводу современной беллетристики)

Впервые — ОЗ, 1868, № 10, отд. «Совр. обозрение», стр. 168–194 (вып. в свет 9 октября). Без подписи. Авторство Салтыкова установлено С. С. Борщевским — Неизвестные страницы, стр. 475–500.

Статья представляет собою одно из наиболее обстоятельных высказываний Салтыкова по общим вопросам развития современной ему литературы. В то же время ее можно рассматривать и как программное литературно-критическое выступление «Отечественных записок», перешедших с 1868 г. под редакцию Некрасова.

Название статьи и вступительная ее часть, где говорится о напрасных сетованиях по поводу «бедности нашей литературы», имеют прямой полемический адрес. На страницах «старых» «Отечественных записок», выходивших под редакцией Краевского, в 1867 г. появилась большая статья Н. Н. Страхова «Бедность нашей литературы», повторенная в 1868 г. отдельным изданием. Страхов писал в ней об упадке современной литературы. Главной причиной этого упадка он считал влияние на литературу «нигилистических», революционно-демократических идей. Новой редакции нельзя было найти лучшего способа определить свою позицию, чем полемика со статьей, нашедшей себе еще недавно место на страницах тех же «Отечественных записок» и хорошо памятной прежним их подписчикам.[249]

Вместе с тем статья H. H. Страхова была лишь наиболее приметным, но далеко не единственным печатным или изустным высказыванием по поводу «бедности» современной русской литературы, какое мог иметь в виду Салтыков. Еще в декабрьской хронике «Нашей общественной жизни» за 1863 г. он писал о «сетованиях публики на современную беллетристику». Автор статьи «Напрасные опасения» брался оспорить мнения не одной лишь критики, но и известного круга читателей — ценителей изящного, выражавших досаду на отсутствие новых ярких талантов, на новый, непривычный язык демократов-шестидесятников и предметы изображения, почерпнутые из «грязного» народного быта.

Принципиальная особенность статьи Салтыкова заключалась в том, что он рассматривал положение современной ему русской литературы с точки зрения отношения к ней воспринимающей читательской среды, «публики». Согласно суждению Салтыкова, круг читателей беллетристики мало изменился со времен 40-х годов, и большую часть читающей публики по-прежнему составляют люди, воспитанные в эстетических заветах старого времени. Поэтому изучение той самой публики, которая сетует на «бедность» нынешней литературы, возвращает автора статьи к анализу типа «человека 40-х годов».

О человеке 40-х годов Салтыков немало писал и до этого («Сатиры в прозе» — 1861, «Сенечкин яд» — 1863) и после («Один из деятелей русской мысли» — 1870, «Дневник провинциала» — 1872, «Круглый год» — 1879, «Письма к тетеньке» — 1881–1882), выдвигая на первый план то положительные, то отрицательные черты поколения людей, воспитанных этим временем. В отношении историческом Салтыков признавал огромное значение для общества идеалов 40-х годов. Он возражал, однако, против попыток искусственного сохранения и культивирования этих идеалов в иную эпоху, когда общество в целом ушло далеко вперед.

В статье «Напрасные опасения», характеризуя литературу 40-х годов и ее читателя, показывая эволюцию общественных интересов, Салтыков получает возможность сказать о тех социальных сдвигах, какие произошли в русской жизни за два десятилетия. В этом смысле статья Салтыкова, решая литературно-критическую задачу, носит в то же время публицистический характер.

По обыкновению, Салтыков почти не пользуется терминами политически определенными. Но его иносказания достаточно прозрачны. Понять автора, как обычно, помогают ключевые слова, которые в совокупности создают «эзопов язык» статьи.

Одним из таких ключевых слов является слово «досуг» (ср. аналогичное понятие «досужества» в рецензии «Новые стихотворения А. Н. Майкова», 1864). В системе иносказании Салтыкова «досуг» — синоним праздности, символ привилегий той части общества, которая эксплуатирует чужой труд. Среда, «обильная досугом», — это не бытовая и не психологическая, а прямая политическая характеристика дворянской интеллигенции.

Первая часть статьи, где рассматривается «состав» читающей публики, и посвящена выяснению исторической эволюции дворянской интеллигенции, ее отношения к новым формам жизни, «новым порядкам», явившимся в результате реформ 60-х годов, прежде всего крестьянской реформы. Публика 40-х годов, «обеспеченная относительно твердости внешних рамок», а иначе говоря, убежденная в прочности своей материальной обеспеченности и своих социальных привилегий, гордилась своей гуманностью. В действительности же, как показывает Салтыков, она лишь сменила барские забавы прежнего поколения — медвежьи травли и псовые охоты — на досуг «эстетический». Лучшая часть дворянской интеллигенции, получившая название «лишних людей», теоретически признавала насущность перемен в жизни, выступала за справедливость, сочувствовала народным бедам. Таковы, по Салтыкову, герои Тургенева — Рудин, Лаврецкий, люди благородной мысли, но не действия, не пошедшие дальше колебаний и сомнений.

Салтыков рассматривает эволюцию дворянского либерализма от 40-х к 60-м годам дифференцированно. «Лишние люди» представляли еще лучшую часть этой публики. Большинство же ее составляли либеральные «прихвостни», видевшие в пожеланиях реформ лишь «красивую сторону». Они оказались «преестественными зверобоями», как только время предъявило притязания на их «досуг». Иначе сказать, как только крестьянская реформа 1861 г. поставила вопрос об имущественных привилегиях дворянства, либералы 40-х годов стали превращаться в «злопыхателей» и смыкаться с консерваторами.

Весь этот социально-классовый анализ состава русской читающей публики понадобился Салтыкову для того, чтобы показать, в какой среде возникло недовольство современной литературой и где источник сетований на