из первых, а пер-
185вые из вторых, то нашей задачей является не что иное, как
построить науку о природе в самом строгом смысле этого
слова; но для того чтобы установить, возможна ли умозрительная физика вообще, нам надо знать, что определяет
возможность учения о природе как науки.
a) Понятие знания берется здесь в самом строгом его
значении; нетрудно понять, что в этом смысле слова знать
можно, собственно говоря, только такие объекты, принципы возможности которых нам понятны, ибо без такого
понимания все мое знание объекта, например машины
незнакомой мне конструкции, сводится только к тому, что
я этот объект вижу, т. е. что я убежден в его существовании;
изобретатель же этой машины обладает полным знанием
о ней, поскольку он — как бы душа этой машины, и она уже
предсуществовала в его уме до того, как он воплотил ее
Увидеть внутреннюю конструкцию природы было бы
невозможно, если бы мы не обладали способностью вторгаться в природу посредством свободы. Природа действует
открыто и свободно, но действует не изолированно, а под
натиском множества причин, которые должны быть сначала исключены, чтобы получить чистый результат. Следовательно, природу необходимо принудить действовать в определенных условиях, которые обычно в ней либо вообще не
существуют, либо существуют, будучи модифицированы
другими. Подобное вторжение в природу называется экспериментом. Каждый эксперимент — это вопрос природе, на
который ее вынуждают дать ответ. Но в каждом вопросе
содержится скрытое априорное суждение; каждый эксперимент, который является экспериментом, есть предсказание, а само экспериментирование — создание явлений.
Таким образом, первый шаг к науке совершается, во всяком
случае в физике, посредством того, что исследователи
начинают сами создавать объекты этой науки.
b) Мы знаем только то, что производим сами; следовательно, знание в самом строгом смысле слова есть чистое,
априорное знание. Конструкция посредством эксперимента
еще не есть абсолютное самостоятельное создание явлений.
Речь идет не о том, что в естествознании многое может быть
известно до некоторой степени априорно; так, например,
в теории электрических, магнитных, а также световых
явлений действует настолько простой, повторяющийся в
каждом явлении закон, что результат каждого опыта может
быть заранее предвиден. Здесь мое знание непосредственно
следует из известного закона без опосредствования особым
186опытом. Однако откуда мне известен этот закон? Речь идет
о том, что все явления связаны единым абсолютным и необходимым законом, из которого все они могут быть
выведены, короче говоря, что в науке о природе все, что мы
знаем, мы знаем абсолютно априорно. Что эксперимент
никогда не приведет к такому знанию, явствует уже из того,
что он никогда не сможет выйти за пределы сил природы,
которые служат ему средством познания.
Поскольку последние причины природных явлений
сами не являются, нам остается либо вообще отказаться от
мысли когда-либо постигнуть их, либо просто полагать их
в природу, поместить в природу. Однако то, что мы помещаем в природу, может иметь значение только как предположение (гипотеза), и основанная на этом наука должна быть
так же гипотетична, как гипотетичен ее принцип. Избежать
этого можно только в одном случае, а именно если упомянутое предположение непроизвольно и столь же необходимо,
как сама природа. Допустим, н а п р и м е р , — и это допущение
необходимо, — что совокупность явлений — не просто мир,
а необходимым образом природа, другими словами, что это
целое — не только продукт, но одновременно и продуктивность; тогда из этого следует, что в упомянутом целом
никогда не может быть абсолютного тождества, ибо тождество привело бы к абсолютному переходу природы в качестве продуктивной в природу как продукт, т. е. к абсолютному покою. Таким образом, парение природы между
продуктивностью и продуктом должно представляться всеобщей двойственностью начал, посредством которой природа пребывает постоянно деятельной и которая не дает ей
раствориться в ее продукте, а всеобщий дуализм в качестве
принципа всякого объяснения природы — столь же необходимым, сколь необходимо понятие самой природы.
Необходимость этой абсолютной предпосылки должна
заключаться в ней самой, однако она должна быть сверх
того проверена эмпирически, ибо если из этой предпосылки
не могут быть выведены все явления природы, если во всей
взаимосвязи природы есть хотя бы одно-единственное явление, необходимость которого не основана на этом принципе
или даже противоречит ему, то, следовательно, наша предпосылка неверна и с этого момента теряет значение
принципа.
Посредством такой дедукции всех явлений природы из
абсолютной предпосылки наше знание превращается в конструкцию самой природы, т. е. в априорную науку о природе. Следовательно, если эта дедукция возможна, что может
187быть доказано только делом, то возможно и учение о природе как наука, возможна чисто умозрительная физика, что
и требовалось доказать.
П р и м е ч а н и е . В этом примечании не было бы необходимости, если бы вследствие все еще господствующей
путаницы в понимании самих по себе ясных понятий не
требовалось дать дополнительное разъяснение.
Положение: наука о природе должна выводить все свои
принципы априорно — в некоторых случаях было понято
так, будто она должна полностью отказаться от опыта
и черпать свои основоположения без всякого опосредствования опытом из глубин своего духа; это утверждение
настолько нелепо, что даже сама необходимость опровергать его заслуживает сочувствия. Мы не только знаем то
или иное из опыта, мы вообще изначально знаем лишь то,
что нам известно из опыта и посредством опыта, и, таким
образом, все наше знание состоит из эмпирических основоположений. Априорными они становятся лишь благодаря
тому, что осознаются в качестве необходимых, и каждое
положение, каково бы ни было его содержание, может быть
поднято до этого уровня, так как различие между априорными и апостериорными положениями совсем не исконно присуще самим этим положениям, как, может быть, коекто полагает, но придается им лишь в зависимости от цели
и характера нашего знания; поэтому каждое основоположение, которое для меня лишь исторично, т. е. является
эмпирическим, становится априорным, как только я непосредственно или опосредствованно достигаю понимания
его внутренней необходимости. Вообще должно быть возможно считать каждый изначальный феномен природы
совершенно необходимым; ибо если в природе вообще нет
ничего случайного, то не может быть случайным и любой ее
изначальный феномен, более того, уже по одному тому, что
природа есть система, все возникающее или происходящее
в ней должно быть необходимо связано каким-либо связывающим природу началом. Понимание этой внутренней
необходимости всех явлений природы станет еще полнее,
если подумать о том, что не существует подлинной системы, которая не была бы одновременно органическим целым. Ведь если в каждом органическом целом все служит
друг другу опорой и поддерживает друг друга, то такая
организация в качестве целого должна существовать раньше, чем ее ч а с т и , — не целое возникает из частей, а части
возникают из целого. Следовательно, не мы знаем природу
априорно, а природа есть априорно, т. е. все единичное
188в ней заранее определено целым или идеей природы вообще. Однако если природа есть априорно, то должно быть
возможно и познать ее как нечто, существующее априорно,
в чем, собственно говоря, и заключается смысл нашего
утверждения.
Такая наука, подобно всякой другой, не допускает
ничего гипотетического или только вероятного, она занимается очевидным и достоверным. Мы можем быть, правда,
уверены в том, что каждое явление природы связано —
пусть даже посредством множества промежуточных звеньев — с последними условиями природы; однако сами эти
промежуточные звенья могут быть нам не известны и еще
скрыты в глубинах природы. Обнаружить эти промежуточные звенья — дело экспериментального исследования.
Умозрительной физике надлежит только указать на их
недостаточность *; поскольку, однако, каждое новое открытие отбрасывает нас в новую область незнания и вслед за
каждым распутанным узлом завязывается новый, то совершенно очевидно, что полное обнаружение всех промежуточных звеньев во взаимосвязи природы, а следовательно, и наша наука, составляет бесконечную задачу. Но ничто
так не замедляло уходящий в бесконечность прогресс этой
науки, как произвольные измышления, с помощью которых
в течение долгого времени пытались скрыть отсутствие
обоснованного знания. Фрагментарность наших познаний
становится явной только тогда, когда мы отделяем от чисто
научных выводов все гипотетичное и стремимся вновь
объединить в систему эти фрагменты великой целостности
природы. Это объясняет, почему умозрительная физика
(душа истинного эксперимента) всегда была источником
всех великих открытий в природе.
§ 5. О системе умозрительной физики вообще
Выше идея умозрительной физики была выведена и развита; теперь надлежит показать, как осуществить и действительно разработать эту идею.
Для разъяснения этого автор мог бы просто отослать
читателя к «Наброску системы натурфилософии», если бы
у него не было достаточно веской причины опасаться того,
* Так, например, в ходе всего нашего исследования станет совершенно очевидно, что для полного выявления динамической организации универсума во всех его частях нам недостает еще того центрального феномена,
о котором говорил уже Бэкон; этот феномен, безусловно, есть в природе, но
еще не выявлен в ней посредством эксперимента.
189что многие, даже из тех, кто сочтет «Набросок» достойным
своего внимания, воспримут его в свете заранее принятых
идей, из которых автор не исходил и не хотел бы, чтобы
исходили другие.
Понимание направленности «Наброска» может быть
затруднено (оставляя в стороне недостатки изложения)
главным образом следующим.
1) То, что многие, исходя, быть может, из слова
«натурфилософия», будут искать трансцендентальные дедукции феноменов природы, типа тех, которые фрагментарно даны в других работах, и вообще сочтут натурфилософию частью трансцендентальной философии, тогда как
она является совершенно особой наукой, отличной и независимой от всякой другой.
2) Что распространенные по сей день понятия динамической физики сильно отличаются, а подчас и противоречат
тем понятиям, которыми оперирует автор. Я говорю не
о представлениях, возникших у ряда исследователей, чье
дело, собственно говоря, только эксперимент, например
о тех, которые, отрицая гальваническую жидкость, не
обращаются к динамическому объяснению, а приходят
к мысли, что в металлах происходят своего рода колебания.
Эти исследователи, обнаружив свое полное непонимание
существа дела, сами вернутся к своим прежним, созданным
для них представлениям. Я говорю о тех идеях, которые
утвердились среди философов со времен Канта и сводятся
главным образом к тому, что в материи видят лишь наполнение пространства в определенной степени, следовательно, и во всякой различенности материи — лишь различенность в наполнении пространства (т. е. в плотности),
а во всех динамических (качественных) изменениях, следовательно, лишь изменения в соотношении силы отталкивания и силы притяжения. Однако при таком представлении все феномены природы рассматриваются на их самой
низкой ступени, и динамическая физика подобных философов начинается там, где ей следовало бы, собственно
говоря, закончиться. Не подлежит никакому сомнению, что
последний результат каждого динамического процесса есть
изменение в степени наполнения пространства, т. е. изменение плотности; поскольку же динамический процесс
един и отдельные динамические процессы суть лишь распавшиеся части одного, основного процесса, то с этой точки
зрения даже магнитные и электрические явления объясняются не действиями определенных материй, а изменением
в пребывании самой материи, поскольку же это пребывание
190зависит от взаимодействия основных сил, они в конечном
счете оказываются изменением в соотношении самих
основных сил. Мы отнюдь не отрицаем, что эти явления на
самой внешней ступени своей явленности суть изменения
в соотношении принципов; мы отрицаем лишь, что в этих
изменениях нет ничего другого; более того, мы убеждены,
что этот так называемый динамический принцип слишком
поверхностен и неубедителен в качестве основания для
объяснения всех явлений природы, чтобы с его помощью
можно было охватить подлинную глубину и все многообразие природных явлений, ибо на такой основе действительно
невозможно конструировать качественное изменение
