также и ощущающее, но только для нас,
философствующих, а не для самого себя. Именно поэтому
противоположность, полагаемая одновременно с ощущением (противоположность между Я и вещью самой по себе),
также полагается в Я не для самого Я, но только для нас.
Этот момент самосознания мы будем в дальнейшем
называть моментом изначального ощущения. Это — момент, в котором Я созерцает себя в изначальной ограниченности, не осознавая этого созерцания, так что само это
294созерцание не становится для него объектом. В этот момент
Я полностью фиксировано в ощущаемом и как бы потеряно
в нем.
Следовательно, в более точном определении задача
такова: как Я, которое до сих пор было только ощущаемым,
становится ощущающим и ощущаемым одновременно?
Из изначального акта самосознания могло быть выведено лишь наличие ограниченности. Для того чтобы Я стало
ограниченным для самого себя, оно должно созерцать себя
в качестве такового; этим созерцанием, служащим опосредствованием между Я неограниченным и Я ограниченным,
был акт ощущения, от которого, однако, по указанной выше
причине в сознании остается лишь след пассивности. Таким образом, этот акт ощущения должен быть сам превращен в объект, и нам надлежит показать, как он осознается.
Нетрудно предвидеть, что эта задача может быть решена
только посредством нового акта.
Это вполне соответствует синтетическому методу. Две
противоположности а и Ъ (субъект и объект) объединяются
действием х, но х содержит новую противоположность
end (ощущающее и ощущаемое), действие х само превращается, следовательно, в объект; и объяснить его может
лишь новое действие, равное z, в котором, быть может,
также содержится противоположность, и т. д.
Решение
1
Я ощущает, когда оно обнаруживает в себе нечто ему
противоположное, т. е.— поскольку Я только деятельность — когда оно обнаруживает в себе реальное отрицание
деятельности, состояние аффицированности. Однако, для
того чтобы быть ощущающим для самого себя, Я (идеальное) должно положить в себя ту пассивность, которая до
этого есть только в реальном Я, что, разумеется, может
быть осуществлено только посредством деятельности.
Здесь мы достигли того пункта, к которому с давних пор
постоянно возвращался эмпиризм, безуспешно пытаясь
найти необходимое объяснение. Впечатление извне объясняет мне только пассивность ощущения, в лучшем
случае — обратное действие на воздействующий объект,
примерно так, как упругое тело отталкивает ударившее его
другое тело или как зеркало отражает падающий на него
свет; однако впечатление извне не объясняет обратного
действия, возвращения Я к самому себе, не объясняет, как
295оно переносит впечатление извне на себя в качестве Я,
в качестве созерцающего. Объект никогда не возвращается
к самому себе и не соотносит с собой впечатления извне:
именно поэтому он не обладает способностью ощущать.
Таким образом, Я не может быть ощущающим для
самого себя, не будучи вообще деятельным. Причем действующее здесь Я не может быть ограниченным, а должно
быть не допускающим ограничения. Однако это идеальное
Я неограниченно только в противоположность объективной, теперь ограниченной деятельности, следовательно,
лишь постольку, поскольку оно переходит границу. Если
мы подвергнем рефлексии то, что происходит в каждом
ощущении, то обнаружим, что в каждом ощущении должно
присутствовать нечто, об этом впечатлении знающее, но
при этом от него не зависящее и выходящее за его пределы;
ибо даже суждение, что впечатление исходит от объекта,
предполагает деятельность, которая не останавливается на
этом впечатлении, но переходит на нечто, находящееся вне
его. Следовательно, Я не есть ощущающее, если в нем не
содержится переходящая границу деятельность. Посредством этой деятельности Я, чтобы стать для самого себя
ощущающим, должно вобрать в себя чужеродное (идеальное) ; однако это чужеродное само находится в Я, это —
снятая деятельность Я. Для дальнейшего рассмотрения
следует более точно определить отношение между этими
двумя деятельностями. Неограниченная деятельность изначально идеальна, как всякая деятельность Я, как, следовательно, и реальная деятельность; но в противоположность реальной она идеальна лишь постольку, поскольку
она переходит границу. Ограниченная деятельность реальна лишь постольку, поскольку рефлектируется, что она
ограничена, идеальна же постольку, поскольку рефлектируется, что в принципе она равна идеальной; следовательно, она реальна или идеальна в зависимости от того, в каком
аспекте рассматривается. Далее, очевидно, что идеальная
деятельность в качестве таковой различима только в противоположении реальной и наоборот; это может быть подтверждено простейшими примерами, например тем, что
вымышленный объект может быть определен в качестве
такового только в противоположность реальному, а каждый
реальный объект как таковой — лишь в противоположность положенному в основу суждения вымышленному
объекту. Приняв эту предпосылку, можно сделать следующие выводы.
1. «Я должно быть ощущающим для самого себя»
296означает: оно должно, будучи деятельным, вобрать в себя
нечто противоположное себе. Между тем это противоположное — не что иное, как граница или точка препятствия,
а она находится только в реальной деятельности, которая
отличима от идеальной лишь посредством этой границы.
Следовательно, утверждение «Я должно вобрать в себя
противоположное» означает: оно должно включить его
в свою идеальную деятельность. Это возможно только в том
случае, если граница приходится на идеальную деятельность, и произойти это должно посредством деятельности
самого Я. (Задача всей теоретической философии, как
теперь становится все более ясным, сводится к решению
только этой проблемы, а именно установлению того, как
граница становится идеальной или как ограничивается
также идеальная (созерцающая) деятельность. Можно было заранее предвидеть (см. выше А, 2), что нарушенное
равновесие между идеальной и реальной деятельностями
должно быть восстановлено; это столь же несомненно, как
то, что Я есть Я. Показать, как оно будет восстановлено,
будет в дальнейшем нашей единственной задачей.) Однако
граница приходится только на линию реальной деятельности, и, наоборот, реальна именно та деятельность Я, на
которую приходится граница. Далее, идеальная и реальная
деятельности изначально, абстрагированно от границы,
неразличимы, разделение между ними создает лишь граница. Следовательно, деятельность идеальна, т. е. различима
в качестве идеальной, только по ту сторону границы или
поскольку она переходит границу.
Таким образом, утверждение, что граница должна
приходиться на идеальную деятельность, означает: граница должна быть по ту сторону границы, что является
очевидным противоречием. Оно должно быть разрешено.
2. Идеальное Я могло бы направить свои усилия на то,
чтобы снять границу, и, будучи снятой, граница неизбежно
совпала бы с линией идеальной деятельности, однако она
не должна быть снята, она должна войти в идеальную
деятельность в качестве границы, т. е. неснятой.
Идеальное Я могло бы также ограничить самого себя,
следовательно, создать границу. Однако и в этом случае не
было бы объяснено то, что требует объяснения. Ибо тогда
граница, положенная в идеальное Я, не была бы той же,
которая положена в реальное Я, как это должно быть. Если
бы мы даже захотели допустить, что Я, бывшее до этого
момента чисто идеальным, стало для самого себя объектом
и тем самым подверглось ограничению, то и это ни на шаг
297не продвинуло бы нас; тем самым мы просто вернулись бы
к первому пункту нашего исследования, когда Я, которое
прежде было чисто идеальным, впервые разделяется и как
бы распадается на субъективное и объективное.
Следовательно, остается принять только нечто промежуточное между снятием и созиданием. Таковым является
определение. То, что мне надлежит определить, должно
быть в наличии независимо от меня. Но по мере того, как
я его определяю, оно вследствие самого этого определения
становится зависимым от меня. Далее, определяя неопределенное, я снимаю его в качестве неопределенного и создаю
его в качестве определенного.
Следовательно, идеальная деятельность должна определить границу. Сразу возникают два вопроса.
а) Что же означает положение: «граница определяется
идеальной деятельностью»?
В сознании теперь от границы не осталось ничего, кроме
следа абсолютной пассивности. Поскольку в ощущении
акта Я себя не осознает, остается лишь результат. Эта
пассивность до сих пор совершенно неопределенна. Однако
пассивность вообще столь же немыслима, как ограниченность вообще. Всякая пассивность — пассивность определенная; это столь же несомненно, как то, что она возможна
только посредством отрицания деятельности. Следовательно, граница была бы определена, если бы была определена
пассивность.
Упомянутая чистая пассивность есть лишь материал
ощущения, лишь ощущаемое в его чистом виде. Пассивность была бы определена, если бы Я дало ей определенную
сферу — определенный круг деятельности (если позволительно применить здесь это не вполне подходящее выражение). Тогда Я было бы пассивно только внутри этой сферы,
вне ее оно было бы активно.
Это действие определения было бы, следовательно,
продуцированием, а материалом этого продуцирования была бы изначальная пассивность.
Но возникает второй вопрос.
Как может мыслиться само это продуцирование?
Я не может произвести упомянутую сферу, не будучи
деятельным, но не может также произвести сферу в качестве сферы ограниченности, не становясь само ограниченным. Будучи ограничивающим, Я деятельно, поскольку
же оно есть ограничивающее ограниченность, оно само
становится ограниченным.
Это действие продуцирования есть, следовательно, абсо-
298лютное соединение активности и пассивности. Я в этом
акте пассивно, так как оно не может определить ограниченность, не предполагая заранее ее наличие. Но и обратное: Я (идеальное) ограничивается здесь лишь постольку,
поскольку оно стремится определить ограниченность. Следовательно, в этом действии содержится деятельность,
предполагающая страдательность, и, наоборот, страдательность, которая предполагает деятельность.
Прежде чем мы вновь подвергнем рефлексии это объединение пассивности и активности в самом действии,
следует остановиться на том, что же мы обрели бы благодаря этому действию, если бы оно в самом деле могло быть
обнаружено в Я.
В предшествующий момент сознания Я было лишь
ощущаемым для самого себя, а не ощущающим. В данном
действии оно становится ощущающим для самого себя.
Поскольку оно ограничивается, оно становится для себя
объектом вообще. Однако объектом для себя оно становится
в качестве активного (в качестве ощущающего), так как
ограничивается оно только в акте ограничения.
Таким образом Я (идеальное) становится для себя
объектом в качестве ограниченного в своей активности.
Я ограничивается здесь лишь постольку, поскольку оно
деятельно. Для эмпиризма не составляет труда объяснить впечатление, ибо он полностью игнорирует, что
Я для того, чтобы стать в качестве Я ограниченным
(т. е. ощущающим), уже должно быть деятельным. Вместе
с тем Я здесь деятельно лишь постольку, поскольку оно
уже ограничено, и именно эта взаимная обусловленность
деятельности и страдательности мыслится в ощущении,
поскольку оно связано с сознанием.
Однако, быть может, именно потому, что Я здесь
становится для самого себя ощущающим, оно перестает
быть ощущаемым, наподобие того как в предшествующем
действии оно, будучи ощущаемым, не могло быть для самого себя ощущающим. В этом случае Я в качестве ощущаемого было бы вытеснено из сознания и его место заняло бы
нечто другое, ему противоположное.
Так оно и происходит. Выведенное нами действие есть
продуцирование. В этом продуцировании идеальное Я совершенно свободно. Следовательно, основание того, что
в продуцировании этой сферы оно ограничивается, не
может находиться в нем самом, оно должно быть вне его.
Сфера есть продукт Я, но граница сферы не есть его продукт, поскольку оно производит, а поскольку оно в настоя-
299щий момент сознания только производящее, то граница
сферы вообще не есть продукт Я. Она — только граница
между Я и ему противоположным, вещью самой по себе,
и не находится теперь, следовательно, ни в Я, ни вне Я,
а есть лишь то общее, в котором Я и противоположное ему
соприкасаются друг с другом.
Тем самым этим действием, если только возможность
его постижима, была бы дедуцирована также противоположность между Я и вещью самой по себе, одним словом,
было бы выведено и для самого Я все то, что в предшествующем изложении было положено только для философа.
II
Все вышеизложенное, безусловно, свидетельствует о
том, что данное нами решение проблемы правильно, однако
ход этого решения еще не ясен ввиду отсутствия ряда
промежуточных звеньев.
Наше решение показывает, что идеальное Я не может
быть пассивным, не будучи до того уже деятельным, что,
следовательно, одно