искусства, то
очевидно, что для него последовательность ступеней от
идей к предмету является двойной по сравнению с той,
которую проходит механически работающий ремесленник.
После того как понятие схемы нами полностью определено (она является чувственно созерцаемым правилом,
необходимым для создания эмпирического предмета), мы
можем вернуться к ходу нашего исследования.
Мы поставили перед собой задачу объяснить, каким
образом Я созерцает самого себя деятельным в продуцировании. Это было объяснено с помощью абстракции. Способ
действования, посредством которого возникает объект, должен быть отделен от того, что возникло. Это произошло
с помощью суждения. Однако само суждение невозможно
без схематизма. Ибо в суждении созерцание приравнивается к понятию; для этого должно быть нечто, осуществляющее их опосредствование, и этим может быть только
схема.
Однако посредством этой способности абстрагироваться
от отдельного объекта, или, что то же самое, посредством
382способности к эмпирической абстракции, интеллигенции
никогда не удастся оторваться от объекта; ибо именно
с помощью схематизма понятие и объект вновь объединяются. Следовательно, эта способность к абстракции предполагает наличие в самой интеллигенции чего-то более
высокого, чтобы результат такой абстракции был осознан.
Эмпирическая абстракция вообще может быть фиксирована лишь с помощью способности отличать от самого
объекта не только образ действия, посредством которого
возникает определенный объект, но и образ действия,
посредством которого вообще возникает объект.
II
Рассмотрим ряд вопросов, которые позволят нам точнее
охарактеризовать эту более высокую абстракцию.
а) Что произойдет с созерцанием, если из него устранить всякое понятие (ибо изначально в объекте созерцание
и понятие объединены, теперь же мы абстрагируемся от
образа действия вообще, следовательно, из объекта устраняется всякое понятие).
В каждом созерцании следует различать два момента:
созерцание как таковое, или созерцание, поскольку оно
вообще есть действование, и определяющее в созерцании,
благодаря чему оно превращается в созерцание объекта,
одним словом, понятие созерцания.
Объект есть этот определенный объект потому, что
я действовал этим определенным образом, но это определенное действование и есть понятие; следовательно, объект
определяется понятием; тем самым изначально понятие
предшествует объекту, правда, не во времени, а по значимости. Понятие являет собой определяющее, объект — определяемое.
Таким образом, понятие есть не всеобщее, как обычно
предполагают, а правило, ограничивающее, определяющее
созерцание, и если понятие можно называть неопределенным, то лишь постольку, поскольку оно является не
определяемым, а определяющим. Всеобщее есть, следовательно, созерцание, или продуцирование, и только благодаря тому, что в это само по себе неопределенное созерцание
привходит понятие, оно становится созерцанием объекта.
Нетрудно показать, насколько поверхностно обычное объяснение происхождения понятий в том случае, если оно не
сводится просто к объяснению их эмпирического происхождения; согласно этому объяснению, понятие возникает
383тогда, когда из ряда отдельных созерцаний Я устраняется
все определенное и сохраняется только всеобщее. Ведь для
того, чтобы произвести подобную операцию, я, несомненно,
должен сравнить эти созерцания друг с другом, но как же
это сделать, если я при этом уже не руководствуюсь понятием? И откуда бы нам знать, что эти отдельные данные нам
объекты однородны, если первый из них уже не стал для
нас понятием? Следовательно, эта эмпирическая операция — выявить в ряде отдельных объектов общее им
всем — уже предполагает правило такого постижения,
т. е. понятие, и, следовательно, нечто более высокое, чем
упомянутая способность к эмпирической абстракции.
Итак, мы различаем в созерцании само созерцание
и понятие, или то, что определяет созерцание. В изначальном созерцании то и другое объединены. Следовательно,
если с помощью более высокой абстракции, которую мы
в отличие от эмпирической назовем трансцендентальной, из
созерцания будет устранено всякое понятие, то созерцание
станет как бы свободным, так как всякое ограничение
привносит в него только понятие. Будучи совершенно
свободно от понятия, созерцание станет полностью и во
всех отношениях неопределенным.
Если же созерцание станет совершенно неопределенным, абсолютно лишенным понятия, то от него не останется
ничего, кроме общего созерцания, которое, будучи в свою
очередь созерцаемо, есть пространство.
Пространство — это лишенное понятия созерцание,
следовательно, вообще не понятие, которое было бы абстрагировано от отношений между вещами; ибо, хотя пространство возникает для меня в результате абстракции, оно тем
не менее не есть абстрактное понятие ни в том смысле,
в каком таковыми являются категории, ни в смысле эмпирических или родовых понятий. Ведь если бы существовало
родовое понятие пространства, то было бы множество
пространств, тогда как существует только одно бесконечное
пространство, наличие которого уже предполагается каждым ограничением в пространстве, т. е. каждым отдельным
пространством. Поскольку пространство есть только созерцание, то оно необходимым образом есть бесконечное
созерцание, и поэтому даже малейшая часть пространства
сама еще является созерцанием, т. е. пространством, а не
просто г р а н и ц е й , — на этом и основана бесконечная делимость пространства. Наконец, общепризнано и не требует
дальнейших доказательств то обстоятельство, что именно
этому свойству пространства обязана своим существовани-
384ем геометрия, которая выводит свои доказательства из
созерцания, но с такой же степенью всеобщности, как из
понятий.
b) Что произойдет с понятием, если из него устранить
всякое созерцание?
Вследствие того что изначальный схематизм снимается
трансцендентальной абстракцией, происходит следующее:
если на одном полюсе возникает лишенное понятия созерцание, то на другом должно одновременно возникнуть
лишенное созерцания понятие. Поскольку категории, как
это было выведено в предшествующей эпохе, являют собой
определенные способы созерцания, присущие интеллигенции, то теперь, когда они освобождены от созерцания,
должна остаться только чистая определенность. Именно
она и выражается логическим понятием. Таким образом,
если философ изначально стоит только на точке зрения
рефлексии, или анализа, то он сможет и категории дедуцировать лишь в качестве формальных понятий, т. е. только
логическим путем. Однако, даже оставляя в стороне, что
различные функции суждения в логике сами еще нуждаются в дедукции и что не трансцендентальная философия
абстрагируется из логики, а логика должна быть абстрагирована из трансцендентальной ф и л о с о ф и и , — представление, что категории, будучи отделены от схематизма созерцания, еще остаются в качестве реальных понятий,
является иллюзорным, ибо без созерцания они являются
просто логическими понятиями, в соединении же с созерцанием они уже не просто понятия, а подлинные формы
созерцания. Несостоятельность подобной дедукции выражается и в ряде других недостатков, например в том, что
она не может выявить механизм категорий, как частный,
так и общий, несмотря на всю его очевидность. Бросающимся в глаза свойством так называемых динамических
категорий действительно является то, что все они коррелятивны, тогда как математические категории этим свойством
не о б л а д а ю т , — особенность, объяснить которую очень просто, если знать, что в динамических категориях внутреннее
и внешнее чувства еще не разделены, в математических же
одна категория связана только с внутренним, другая —
только с внешним чувством. То, что повсюду в каждом
классе обнаруживаются три категории, из которых две
первые противоположны друг другу, а третья является их
синтезом, также доказывает, что общий механизм категорий
зиждется на более глубокой противоположности, которая
не постигается с точки зрения рефлексии и для которой,
385следовательно, должно существовать более глубокое и отдаленное основание. Поскольку же эта противоположность
проходит через все категории и в основе всех их лежит один
тип, то, вне сомнения, существует и одна категория, а поскольку из изначального механизма созерцания мы могли
вывести лишь одну категорию, категорию отношения, то
следует ожидать, что она и есть та единственная, изначальная; ближайшее рассмотрение это действительно подтверждает. Если удастся доказать, что до или вне рефлексии
объект совсем не определяется математическими категориями, что, напротив, ими определяется лишь субъект, будь
то в качестве созерцающего или в качестве ощущающего,
подобно тому как, например, объект един ведь не сам по
себе, а лишь в соотнесении с субъектом, одновременно
созерцающим и рефлектирующим; если, с другой стороны,
удастся доказать, что объект уже в первом созерцании и, не
будучи подвергнут рефлексии, должен быть определен как
субстанция и акциденция, то из этого будет следовать, что
математические категории вообще подчинены категориям
динамическим, или что динамические им предшествуют;
именно поэтому математические категории могут представлять лишь разрозненным то, что динамические представляют в единстве, ибо категория, возникающая только
на уровне р е ф л е к с и и , — до тех пор пока и здесь не возникнет противоположение между внешним и внутренним
чувством, что происходит в категориях м о д а л ь н о с т и , —
может принадлежать либо только внутреннему, либо только внешнему чувству и поэтому не может иметь коррелята.
Короче доказать это можно было бы исходя из того, что
в изначальном механизме созерцания обе первые категории
выступают лишь благодаря третьей, а третья из математических категорий всегда уже предполагает взаимодействие,
поскольку немыслима, например, ни всеполнота объектов,
если объекты не предполагают друг друга, ни ограничение
отдельного объекта, если объекты не ограничивают друг
друга, т. е. не состоят во взаимодействии. Следовательно, из
четырех классов категорий остаются в качестве изначальных только динамические, и если удастся показать, что
и категории модальности не могут быть категориями в таком же смысле, т. е. столь же изначально, как категории
отношения, то единственными основными категориями
окажутся категории отношения. И действительно, в изначальном механизме созерцания объект не бывает возможным или невозможным, подобно тому как каждый
объект являет собой субстанцию и акциденцию. Возможны-
386ми, действительными и необходимыми объекты представляются лишь посредством высшего акта рефлексии, до сих
пор нами еще даже не выведенного. Категории отношения
выражают только отношение объекта к познавательной
способности в целом (к внутреннему и внешнему чувствам) таким образом, что ни понятием возможности, ни
понятием действительности в сам предмет не полагается
какая-либо определенность. Но такое отношение объекта
к познавательной способности в целом, без сомнения, возможно только в том случае, если Я полностью отрывается
от объекта, т. е. от своей одновременно идеальной и реальной деятельности, другими словами, только посредством
высшего акта рефлексии. По отношению к этому акту
категории модальности могут опять именоваться высшими,
подобно тому как категории отношения — по отношению
к синтезу продуктивного созерцания, из чего становится
ясным, что они — не категории, изначально данные в первом созерцании.
III
Трансцендентальная абстракция является условием
суждения, но не самим суждением. Она только объясняет,
каким образом интеллигенция разделяет объект и понятие,
но не объясняет, как она вновь соединяет их в суждении.
Постигнуть, как само по себе совершенно лишенное созерцания понятие вновь соединяется в объекте с самим по
себе совершенно лишенным понятия созерцанием пространства, без опосредствования невозможно. Опосредствует же вообще понятие и созерцание схема. Следовательно,
трансцендентальная абстракция также в свою очередь снимается схематизмом, который мы в отличие от выведенного
нами раньше назовем трансцендентальным.
Эмпирическую схему мы уподобили в нашем объяснении чувственно созерцаемому правилу, в соответствии
с которым может быть эмпирически создан предмет. Следовательно, трансцендентальной схемой будет чувственно
созерцаемое правило, в соответствии с которым может быть
создан объект вообще, т. е. трансцендентально. Поскольку
в схеме содержится правило, она — только объект внутреннего созерцания, поскольку же она — правило конструкции объекта, она должна созерцаться также и внешне
в качестве чего-то обозначенного в пространстве. Таким
образом, схема есть вообще то, что служит опосредствованием внутреннего и внешнего чувства. Трансцендентальная же схема должна быть объяснена как нечто, самым
13* 387изначальным образом опосредствующее внутреннее и
внешнее чувства.
Но то, что самым изначальным образом опосредствует
внутреннее и внешнее чувства, есть время, не поскольку
оно — только внутреннее чувство, т. е. абсолютная граница, а поскольку оно само вновь становится объектом
внешнего созерцания, следовательно, время, поскольку оно
есть линия, т. е. распространяющаяся в одном направлении
величина.
Мы остановимся на этом, чтобы