наш объект, Я, бессознательно и как бы непроизвольно объединяет эти три определения в объект, поступили и мы в дедукции продуктивного
созерцания. Посредством трансцендентальной абстракции,
которая и состоит в устранении того третьего, вносящего
в созерцание единство, у нас остались в качестве его составных частей только лишенное созерцания понятие и лишенное понятия созерцание. С этой точки зрения вопрос,
как возможен объект, надлежит формулировать следующим образом: как совершенно лишенные созерцания понятия, которые мы находим в себе в качестве априорных,
393могут быть столь нерасторжимо соединены с созерцаемым
или переходить в него, что становятся совершенно неотделимы от объекта? Поскольку же этот переход возможен
лишь с помощью схематизма времени, мы приходим к выводу, что и время должно было уже входить в изначальный
синтез. Тем самым полностью меняется тот порядок конструкции, которому мы следовали в предшествующей
эпохе, однако только трансцендентальная абстракция позволяет нам, полностью это осознавая, разложить механизм
изначального синтеза.
IV
Трансцендентальная абстракция постулировалась как
условие эмпирической абстракции, а эмпирическая абстракция — как условие суждения. Следовательно, в основе каждого суждения, даже самого обыденного, лежит
трансцендентальная абстракция и способность к трансцендентальной абстракции, или к априорным понятиям, столь
же необходима в каждой интеллигенции, как самосознание.
Однако условие не осознается до возникновения обусловленного, и трансцендентальная абстракция теряется
в суждении, или в эмпирической абстракции, которая
вместе со своим результатом возвышается трансцендентальной абстракцией до сознания.
Поскольку нам известно, что в обыденном сознании не
присутствует необходимо ни трансцендентальная абстракция, ни ее результат, а если что-либо относящееся к этому
встречается, то совершенно случайно, можно заранее предположить, что трансцендентальная абстракция и ее результат могут быть вновь осознаны только посредством такого
действия, которое не может быть необходимым для обыденного сознания (ибо в противном случае и результат
этого действия должен был бы в нем всегда необходимо
встречаться); это должно быть действием, которое не
следует из какого-либо другого действия самой интеллигенции (а из действия вне ее) и которое, таким образом, для
самой интеллигенции абсолютно. Чтобы осознать эмпирическую абстракцию и ее результат, достаточно обыденного
сознания, ибо это обеспечивается трансцендентальной абстракцией, которая, быть может, именно потому, что ею
полагается все, что вообще встречается в эмпирическом
сознании, сама уже не необходима и если осознается, то
лишь случайно.
Однако очевидно, что, только осознавая и трансцендентальную абстракцию, Я может для самого себя абсолютно
394возвыситься над объектом (ибо с помощью эмпирической
абстракции оно отрывается лишь от определенного объекта) и что познать самого себя в качестве интеллигенции
оно может, лишь возвысившись над объектом вообще.
Поскольку же это действие, будучи абсолютной абстракцией, именно потому, что оно абсолютно, не может быть
объяснено исходя из какого-либо другого действия интеллигенции, здесь цепь теоретической философии обрывается; остается только одно абсолютное требование: в интеллигенции должно быть такое действие. Однако тем самым
теоретическая философия уже выходит за свои границы
и вступает в область практической философии, которой
одной только присущи категорические требования.
Возможно ли такое действие и каким образом — этот
вопрос уже не относится к области теоретического исследования, но на один вопрос оно еще должно ответить. Какой
предстанет интеллигенция самой себе и каким предстанет
ей мир объектов, если мы гипотетически допустим в ней
наличие такого действия? Посредством этого действия для
нее, несомненно, возникнет то, что для нас было положено
уже трансцендентальной абстракцией, и, таким образом,
вступая в область практической философии, мы наконец
приводим наш объект к той точке, которую мы оставляем,
переходя в область практической философии.
С помощью абсолютного действия интеллигенция поднимается над всем объективным. В этом действии для нее
исчезло бы все объективное, если бы не сохранялась изначальная ограниченность, но она должна сохраняться; ибо,
для того чтобы совершалась абстракция, должно сохраняться то, от чего абстрагируются. Поскольку интеллигенция чувствует себя в своей абстрагирующей деятельности абсолютно свободной и вместе с тем под действием
изначальной ограниченности — как бы некой интеллектуальной тяжести — оттянутой в созерцание, то лишь в этом
действии она ограничивается для самой себя в качестве
интеллигенции, следовательно, уже не только в качестве
реальной деятельности, как в ощущении, и не только в качестве идеальной, как в продуктивном созерцании, но
в качестве того и другого одновременно, т. е. становится
объектом. Интеллигенция представляется себе в качестве
ограниченной продуктивным созерцанием. Однако созерцание как акт утонуло в сознании, и остался один продукт.
«Она познает себя ограниченной продуктивным созерцанием» — это означает то же, что она познает себя ограниченной объективным миром. Следовательно, здесь впервые
395объективный мир и интеллигенция противостоят друг другу в самом сознании, так же, как мы обнаруживаем это
в сознании посредством первой философской абстракции.
Интеллигенция может фиксировать трансцендентальную абстракцию, что, однако, осуществляется уже с помощью свободы, причем с помощью особой направленности
свободы. Этим объясняется, почему априорные понятия
встречаются не во всяком сознании и почему они ни в одном сознании не встречаются всегда и необходимо. Они
могут, но не должны встречаться в сознании.
Поскольку трансцендентальной абстракцией разъединяется все то, что было объединено в изначальном синтезе
созерцания, то все это, хотя всегда посредством свободы,
становится для интеллигенции объектом в качестве разъединенного, например время, обособленное от пространства
и объекта, пространство как форма одновременного бытия,
объекты как определяющие место друг друга в пространстве; при этом, однако, интеллигенция обнаруживает себя
совершенно свободной по отношению к объекту, от которого исходит определенность.
Вообще же ее рефлексия направляется либо на объект,
вследствие чего возникает уже выведенная нами категория
созерцания, или отношения, либо на сому себя. Если она
одновременно рефлектирует и созерцает, то у нее возникает
категория количества, которая, будучи соединена со схемой, есть число, но именно поэтому эта категория не
изначальна.
Если же интеллигенция одновременно рефлектирует
и ощущает, или рефлектирует степень, в которой для нее
наполнено время, то возникает категория качества.
Наконец, в высшем акте рефлексии интеллигенция
рефлектирует одновременно объект и саму себя, будучи
одновременно идеальной и реальной деятельностью. Если
она одновременно рефлектирует объект и себя в качестве
реальной (свободной) деятельности, у нее возникает категория возможности; если она рефлектирует одновременно
и объект, и себя в качестве идеальной (ограниченной)
деятельности, то у нее таким образом возникает категория
действительности.
И здесь определение времени привходит в первую
категорию только с помощью второй. Ибо ограниченность
идеальной деятельности, согласно дедуцированному нами
в предшествующей эпохе, состоит именно в том, что она
познает объект как наличный в настоящем. Следовательно,
действителен тот объект, который положен в определенный
396момент времени; возможен, напротив, тот, который положен и как бы брошен во время рефлектированием, направленным на реальную деятельность.
Если интеллигенция разрешает и это противоречие
между реальной и идеальной деятельностью, у нее возникает понятие необходимости. Необходимо то, что полагается
навсегда; но «навсегда» есть синтез для времени вообще
и для определенного времени, ибо то, что положено навсегда, положено столь же определенно, как и положенное
на определенное время, и вместе с тем столь же свободно,
как и положенное во время вообще.
Отрицательные корреляты категорий этого класса не
соответствуют по своему характеру коррелятам категорий
отношения, ибо они по существу не коррелятивны, а контрадикторно-противоположны положительным. К тому же
они не являются действительными категориями, т. е. понятиями, которыми объект созерцания определялся бы хотя
бы для рефлексии; напротив, если положительные категории этого класса являются наивысшими для рефлексии или
силлепсисом 15 всех остальных, то те (отрицательные) абсолютно противоположны всей целокупности категорий.
Поскольку понятия возможности, действительности и
необходимости возникают в силу высшего акта рефлексии,
ими необходимо должен завершаться весь свод теоретической философии. Что эти понятия стоят на переходе от
теоретической философии к практической, читатели теперь
уже, вероятно, предвидят, но поймут это еще яснее, когда
мы построим саму систему практической философии.
Общие замечания к третьей эпохе
Последним вопросом, исследование которого должно
завершить всю теоретическую философию, является, без
сомнения, различие между априорными и апостериорными
понятиями, что вряд ли может быть понято без выявления
их истоков в самой интеллигенции. Своеобразие трансцендентального идеализма в решении этого вопроса заключается в том, что он способен установить происхождение и так
называемых априорных понятий; правда, возможно это
лишь посредством перенесения в сферу, находящуюся вне
обыденного сознания, тогда как философия, ограничивающаяся обыденным сознанием, может обнаружить эти понятия лишь как наличные и как бы данные, что вовлекает ее
в неразрешимые трудности, на которые издавна указывали
сторонникам этих понятий.
397Благодаря тому что мы переносим происхождение так
называемых априорных понятий по ту сторону сознания,
куда мы относим и происхождение всего объективного
мира, мы можем с одинаковой очевидностью и с одинаковым правом утверждать, что наше познание изначально
целиком и полностью эмпирично и целиком и полностью
априорно.
Наше познание изначально эмпирично именно потому,
что понятие и объект возникают для нас нераздельно и одновременно. Ибо если бы мы изначально обладали априорным знанием, то у нас сначала возникало бы понятие
объекта, а затем уже соответственно ему сам объект, что
только и создавало бы возможность действительного априорного знания объекта. И наоборот, эмпирическим называется знание, которое возникает без всякого участия с моей
стороны, например в ходе физического эксперимента, результат которого я не мог знать заранее. Между тем все
наше знание объектов изначально настолько независимо от
нас, что мы создаем понятие о нем лишь тогда, когда оно
уже существует, причем сообщить само это понятие можем
только посредством совершенно непроизвольного созерцания. Следовательно, все познание изначально чисто эмпирично.
Однако именно потому, что все наше познание изначально целиком и полностью эмпирично, оно целиком
и полностью априорно. Ибо если бы оно не было целиком
произведено нами, то либо все наше знание было бы дано
нам извне, что невозможно, так как тогда в нашем знании
не было бы ничего необходимого и общезначимого, либо
остается только считать, что частично знание приходит
к нам извне, а частично находится в нас самих. Следовательно, целиком и полностью эмпиричным наше знание
может быть только в том случае, если оно целиком и полностью исходит из нас самих, т. е. если оно целиком
и полностью априорно.
Так как Я производит все из себя, то все — не только то
или иное понятие или только форма мышления, но все
наше знание в его единстве и нераздельности — априорно.
Поскольку же мы это продуцирование не сознаем, в нас
нет ничего априорного, все апостериорно. Для того чтобы
осознать наше познание как априорное, мы должны осознать действие продуцирования вообще, отдельно от произведенного. Однако именно в этой операции мы теряем,
как это было выведено выше, все материальное (все созерцание) в понятии, и остаться может только чистая
398форма. Поэтому априорные понятия для нас, правда, существуют, притом чисто формальные, но существуют эти
понятия лишь постольку, поскольку мы постигаем, поскольку мы совершаем вышеуказанным образом определенную абстракцию, следовательно, не без нашего содействия, а посредством особой направленности свободы.
Значит, существуют априорные понятия, хотя понятий
врожденных и не существует. Врожденными являются для
нас не понятия, а наша собственная природа со всем ее
механизмом. Эта природа носит определенный характер
и действует определенным образом, хотя и совершенно
бессознательно, ибо она сама — не что иное, как это действование; понятие этого действования не в ней, ибо тогда
она должна была бы быть изначально чем-то отличным от
этого действования, а если это понятие в нее привходит, то
лишь посредством нового действования, которое превращает то, первое, в свой объект.
Однако эта изначальная тождественность действования
и бытия, которая мыслится нами в понятии Я, показывает
не только полную несостоятельность представления о врожденных понятиях, от чего давно уже пришлось отказаться,
после того как было