на внешнее, отличное от воления.
Но объективная деятельность в волении самом по себе,
т. е. рассматриваемая в ее чистом виде (а только в качестве
таковой она и объективна для идеальной деятельности),
есть не что иное, как самоопределение вообще. Следовательно, объект идеальной деятельности в волении есть не
что иное, как чистое самоопределение, или само Я. Идеальная, соприсутствующая в волении деятельность, таким
образом, становится для Я объективной тем, что она обретает для него объективность в качестве деятельности, направленной только на чистое самоопределение само по себе,
объективная же деятельность, н а п р о т и в , — лишь тем, что
она обретает для него объективность в качестве деятельности, направленной, причем направленной слепо (ибо лишь
постольку она созерцающая), на внешнее.
Следовательно, для того чтобы обнаружить явление,
посредством которого для Я все воление становится объектом, мы должны:
1) Подвергнуть рефлексии деятельность, направленную
только на чистое самоопределение само по себе, и задаться
вопросом, как такая деятельность может стать объектом
для Я.
Чистое самоопределение само по себе, абстрагированное от всего случайного, которое привходит в него лишь
вследствие направленности на внешнее той созерцающей,
здесь объективной, деятельности, есть, как уже было сказано, не что иное, как само чистое Я, т. е. то общее, на которое
как бы нанесены все интеллигенции, единственное само по
себе, общее для всех интеллигенций. Следовательно, в том
изначальном и абсолютном волевом акте, который был
нами постулирован в качестве условия сознания вообще,
чистое самоопределение непосредственно становится объектом для Я, и ничего больше в этом акте не содержится.
Однако этот изначальный волевой акт уже сам абсолютно
свободен, значит, еще менее вероятно, что можно теоретически (в качестве необходимого) дедуцировать акт, посредством которого для Я вновь становится объектом тот
первый акт, или при помощи которого оно само вновь осоз-
438нает деятельность, направленную на чистое самоопределение. Тем не менее этот акт служит условием продолжающегося сознания. Следовательно, объективация идеальной
деятельности может быть объяснена только требованием.
Идеальная, направленная только на чистое самоопределение деятельность должна стать для Я объектом посредством требования, которое может быть лишь таковым: Я не
должно хотеть ничего другого, кроме самого чистого самоопределения, ибо вследствие этого требования его объектом
станет чистая деятельность, направленная только на самоопределение само по себе. Само же это требование есть не
что иное, как категорический императив, или нравственный закон, который Кант формулирует следующим образом: ты должен хотеть только то, что могут хотеть все
интеллигенции. Однако то, что могут хотеть все интеллигенции, есть лишь чистое самоопределение, чистая закономерность. Следовательно, в соответствии с нравственным
законом для Я становится объектом чистое самоопределение, чисто объективное в волении, поскольку оно только
объективно, а не становится само вновь созерцающим,
т.е. направленным на внешнее (эмпирическое). И лишь
постольку в трансцендентальной философии идет речь
о нравственном законе, ибо и нравственный закон дедуцируется только как условие самосознания. Этот закон изначально обращен не ко мне в той мере, в какой я — эта
определенная интеллигенция; напротив, он стирает все, что
относится к индивидуальности, полностью уничтожает
ее. Он обращен ко мне как к интеллигенции вообще, к тому,
непосредственным объектом чего служит чисто объективное во мне, вечное, а не к самому этому объективному,
поскольку оно направлено на отличное и независимое от
Я случайное, и именно поэтому данный закон и есть то
единственное условие, при котором интеллигенция осознает свое сознание.
2) Теперь рефлексия должна быть обращена на объективную деятельность, направленную на внешнее, находящееся вне сферы самого воления, и вопрос будет состоять
в том, как эта деятельность становится объектом для Я.
Впрочем, в предыдущем изложении на это уже в значительной степени дан ответ, и здесь мы попытаемся лишь
рассмотреть его под новым углом зрения.
Объективная деятельность, направленная на нечто отличное от воления и находящееся вне его, должна быть
в сознании противоположна идеальной деятельности, направленной именно на эту объективную деятельность как
439таковую и в той мере, в какой она есть чистое самоопределение.
Однако эта идеальная деятельность может стать для
Я объектом только посредством требования. Следовательно, для того чтобы противоположность была полной, объективная деятельность должна объективироваться сама
собой, т. е. без какого-либо требования, и то, что она объективируется, должно быть принято в качестве предпо¬
сылки. То, посредством чего она объективируется для
Я в качестве деятельности, направленной на внешнее,
к которому она относится так же, как идеальная деятельность относится к ней, должно быть чем-то необходимым,
а так как оно все-таки может быть только деятельностью, то
оно должно быть лишь природным влечением, как мы это
вывели в предшествующем изложении (1), естественным
влечением, которое действует, подобно продуктивному созерцанию, совершенно слепо и само по себе вообще не есть
воление, а становится таковым лишь в своей противоположности чистому волению, направленному только на
самоопределение само по себе. Поскольку в силу этого
влечения я сознаю себя только в качестве индивидуума,
оно есть то, что в морали именуется эгоизмом, а его объект — то, что называют счастьем в самом широком смысле
этого слова.
Предписания, императива счастья не существует. Бессмысленно даже предполагать что-либо подобное, ибо то,
что происходит само собой, т. е. по закону природы, не
нуждается в предписании. Это влечение к счастью (мы
назовем его здесь так для краткости, дальнейшее же развитие этого понятия относится к области морали) — не что
иное, как вновь ставшая для Я объективной, направленная
на независимое от воления объективная деятельность, влечение, столь же необходимое, как само сознание свободы.
Таким образом, деятельность, непосредственный объект
которой есть само чистое самоопределение, может быть
осознана только в противоположении деятельности, слепо
направленной на внешнее в качестве своего объекта. Следовательно, противоположность между тем, что требует деятельность, становящаяся для себя объектом в силу нравственного закона и направленная только на самоопределение само по себе, и тем, что требует природное влечение,
столь же необходима, как то, что существует сознание
воления. Это противоположение должно быть реальным,
т.е. оба действия — то, которое диктует объективировавшаяся чистая воля, и то, которого требует естественное
440в л е ч е н и е , — должны присутствовать в сознании как в одинаковой степени возможные. Следовательно, по законам
природы ни одно из этих действий не могло бы произойти,
ибо они снимают друг друга. Таким образом, если какоелибо действие происходит — а это столь же несомненно,
как то, что продолжается с о з н а н и е , — то происходит это
действие не по законам природы, т. е. не необходимо, а
лишь посредством свободного самоопределения, т. е. посредством такой деятельности Я, которая, паря между
деятельностью, названной нами ранее субъективной, и деятельностью объективной и определяя объективную деятельность субъективной, а субъективную — объективной,
не будучи при этом сама определена, создает условия, при
наличии которых действование, всегда только определенное, осуществляется совершенно слепо и как бы само собой.
Таким образом, наличие в сознании противоположности
одинаково возможных действий служит единственным условием, при котором самый акт абсолютной воли может
стать объектом для Я. Однако именно эта противоположность и есть то, что превращает абсолютную волю в произвол, следовательно, произвол и есть искомое нами явление абсолютной воли — не само изначальное воление,
а объективировавшийся абсолютный акт свободы, с которого начинается всякое сознание.
Обыденное сознание убеждается в том, что существует
свобода воли только благодаря произволу, т. е. благодаря
тому, что в каждом волении мы осознаем возможность
выбора между противоположными решениями. Однако мы
ведь утверждаем, что произвол есть не сама абсолютная
воля — ибо она, как было доказано выше, направлена
только на чистое самоопределение само по с е б е , — а явление абсолютной воли. Следовательно, если свобода равна
произволу, то и свобода не есть сама абсолютная воля,
а лишь ее явление. Значит, об абсолютно мыслимой воле
нельзя сказать ни то, что она свободна, ни то, что она несвободна, ибо абсолютное не может быть мыслимо действующим в соответствии с каким-либо законом, который не
вытекает из внутренней необходимости его природы. Поскольку для Я в акте абсолютной воли объект есть только
самоопределение как таковое, для абсолютно мыслимой
воли отклонение от самоопределения невозможно, и, следовательно, в том случае, если ее можно именовать свободной,
она абсолютно свободна, ибо то, что для явления воли есть
предписание, для абсолютной воли есть закон, с необходимостью вытекающий из ее природы. Для того же, чтобы
441абсолютное явилось самому себе, оно должно явить себя
в своем объективном аспекте зависимым от чего-то другого,
чужеродного. Однако такая зависимость относится не к самому абсолютному, а только к его явлению. Это чужеродное, от чего абсолютная воля зависит в своей являемости, есть природное влечение, в противоположении которому закон чистой воли только и превращается в императив.
Воля же, рассматриваемая абсолютно, изначально имеет
своим объектом только чистое самоопределение, т. е. саму
себя. Поэтому для нее не может быть долженствования, или
закона, который бы требовал, чтобы она сама была для себя
объектом. Следовательно, нравственный закон и свобода,
поскольку она заключена в произволе, также служат лишь
условием являемости той абсолютной воли, которая конституирует все сознание, а тем самым и условием становящегося для самого себя объектом сознания.
Достигнув этого результата, мы, собственно говоря,
непреднамеренно решили одновременно и ту интересную
проблему, которая до сих пор не только не была решена, но
даже не была в достаточной степени понята; я имею в виду
проблему трансцендентальной свободы. Здесь речь идет не
о том, абсолютно ли Я, а о том, свободно ли оно, поскольку
оно не абсолютно, поскольку оно эмпирично. Наше решение показывает, что воля может быть названа свободной
в трансцендентальном смысле именно лишь постольку,
поскольку она эмпирична или являет себя. Ибо воля, поскольку она абсолютна, возвышается даже над свободой и,
ни в коей мере не подчиняясь какому-либо закону, сама
есть источник всех законов. Поскольку же абсолютная воля
выступает в качестве явления, она, для того чтобы явиться
абсолютной, может явиться только посредством произвола.
Этот феномен, произвол, поэтому не может быть подробнее
объяснен объективно, ибо он не есть что-либо объективное, имеющее реальность в себе, не есть только абсолютно
субъективное, созерцание самой абсолютной воли, которая
посредством этого созерцания бесконечно становится объектом для самой себя. Однако именно это явление абсолютной воли и есть подлинная свобода или то, что обычно
понимают под свободой. Поскольку Я в свободном действовании бесконечно созерцает самого себя как абсолютную
волю и в высшей потенции само есть не что иное, как это
созерцание абсолютной воли, то и это явление произвола
столь же бесспорно и несомненно, как само Я. И обратно,
феномен произвола мыслим только как абсолютная воля,
которая, однако, являет себя в границах конечности и есть
442поэтому вечно возобновляющееся в нас откровение абсолютной воли. Однако вполне возможно, что, пытаясь
в построении умозаключения ретроспективно идти от феномена произвола к тому, что лежит в его основе, едва ли
можно было бы прийти к правильному пониманию; правда,
Кант в своем учении о праве наметил если не истинное
отношение между свободной волей и произволом, то по
крайней мере противоположность между ними. Решение
этой проблемы служит еще одним доказательством превосходства того метода, который состоит в том, что ни один
феномен не принимается в качестве данного, а изучается
в его основе, как будто он совершенно неизвестен.
Тем самым устраняются и все сомнения, которые на
основании общей предпосылки о