две деятельности никогда не смогут стать абсолютно тождественными; поэтому и объект свободного действования

необходимо должен быть бесконечным, никогда полностью

не реализуемым, ибо в противном случае сознательная

и объективная деятельности совпали бы в единстве, а это

означало бы исчезновение явления свободы. То, что было

совершенно невозможно посредством свободы, должно

стать возможным посредством постулированного теперь

действования, однако ценой того, что оно перестает быть

свободным, превращаясь в такое, где свобода и необходимость абсолютно соединены. Но ведь продуцирование

должно происходить сознательно, что невозможно, если

(две деятельности) не разъединены. Таким образом, перед

нами очевидное противоречие. (Излагаю его еще раз.)

Сознательная и бессознательная деятельности должны

быть абсолютно едины в продукте, именно так, как они

едины в органическом продукте, но это единство должно

носить иной характер, они должны быть едины для самого

Я. Это возможно только в том случае, если Я осознает свой

продукт. Однако если Я осознает свой продукт, то две

деятельности должны быть разъединены, ибо это необходимое условие сознательного продуцирования. Итак, две

деятельности должны быть едины, ибо в противном случае

не может быть тождества, и они должны быть разъединены,

ибо в противном случае есть тождество, но не для Я. Как

разрешить это противоречие?

Две деятельности должны быть раздельны для являющегося, для объективации продуцированного, совершенно

так же, как они должны быть разделены в свободном действовании для объективации созерцания. Однако это разделение не может быть бесконечным, как в свободном действовании, ибо в противном случае объективное никогда не

стало бы полным отображением этого тождества 32. Тожде-

473ство двух деятельностей должно быть снято только для

сознания, но создание продукта должно завершиться в бессознательности. Следовательно, должна существовать точка, где они составляют единство, и, наоборот, там, где они

составляют единство, продуцирование не должно более

представляться свободным 33.

Когда эта точка в продуцировании достигнута, продуцирование должно полностью прекратиться и для производящего становится невозможным производить дальше, ибо

условие всякого продуцирования есть именно противоположение сознательной и бессознательной деятельностей, а

здесь они должны абсолютно совпасть, следовательно, в интеллигенции прекращается борьба и устраняется всякое

противоречие 34.

Таким образом интеллигенция придет к полному признанию выраженного в продукте тождества как такового,

принцип которого заключен в ней самой, т. е. придет к совершенному самосозерцанию 35. Поскольку к изначальному раздвоению в интеллигенции привело свободное стремление к самосозерцанию, которое было в этом тождестве, то

чувством, сопровождающим созерцание, будет бесконечное

умиротворение. С завершением создания продукта всякое

стремление производить замирает, все противоречия сняты, все загадки решены. Поскольку продуцирование исходило из свободы, т. е. из бесконечного противоположения

двух деятельностей, то интеллигенция не может приписать

свободе то абсолютное соединение, которым завершается

создание продукта, ибо вместе с завершением продукта

устраняется всякое явление свободы; интеллигенция будет

сама поражена и осчастливлена этим соединением, увидит

в нем нечто вроде свободно дарованной милости высшей

природы, позволившей ей сделать невозможное возможным.

Это неведомое, установившее здесь неожиданную гармонию между объективной и сознательной деятельностям и , — не что иное, как абсолютное, в котором содержится

общая основа предустановленной гармонии между сознательным и бессознательным. Следовательно, если направить рефлексию на абсолютное в этом продукте, то оно

представится интеллигенции как нечто, возвышающееся

над ней и даже вопреки свободе привносящее непреднамеренное в то, что было предпринято сознательно и с определенным намерением.

Это неизменное тождество, которое никем не может

быть осознано и лишь сияет отраженным светом в произве-

474дении, представляется производящему тем же, чем действующему представляется судьба, т. е. темной, неведомой

силой, которая привносит в намеченное свободой творение

завершенность, или объективность; и если эту силу, которая через наше действование без нашего ведома и даже

против нашей воли осуществляет не представляемые нами

цели, мы называем судьбой, то это непостижимое, которое

без участия свободы и в известной степени вопреки свободе — ибо в ней вечно разделяется то, что соединено в этом

п р о д у к т е , — привносит в сознательное объективность, мы

определяем таинственным понятием гения.

Постулированный нами продукт — не что иное, как

продукт гениальности, или, поскольку гениальность возможна лишь в искусстве, произведение искусства.

Дедукция закончена, и теперь нам остается лишь

показать путем исчерпывающего анализа, что все признаки

постулированного нами продуцирования присутствуют в

художественном творчестве.

Что художественное творчество основано на противоположности деятельностей, можно с полным правом заключить из высказывания самих художников, утверждающих,

что они как бы вынуждены создавать свои творения, что

своим творчеством они следуют неодолимому влечению

своей природы; ибо если влечение всегда исходит из противоречия и при наличии противоречия свободная деятельность становится непроизвольной, то и влечение к художественному творчеству должно исходить из подобного чувства внутреннего противоречия. Это противоречие, поскольку оно приводит в движение все силы человека, без

сомнения, таково, что проникает до его самых глубоких

душевных пластов, до истоков всего его бытия. Создается

впечатление, будто в этих редких натурах, в художниках

в высшем смысле этого слова, то неизменно тождественное,

что лежит в основе всего сущего, сбрасывает оболочку, под

которой оно скрыто в других, и, подобно тому как оно непосредственно аффицируется вещами, в свою очередь

непосредственно оказывает обратное воздействие на все.

Следовательно, только противоречие между сознательным

и бессознательным в свободном действовании может пробуждать творческий импульс художника и только искусству дано умиротворять наши безмерные порывы и разрешать в нас последнее, самое глубокое противоречие.

Если художественное творчество исходит из чувства

неразрешимого по своей видимости противоречия, то завершается оно, по признанию всех художников и всех тех,

475кто разделяет их любовь к искусству, чувством бесконечной

гармонии; а то, что это чувство, возникающее при завершении творения, сопровождается растроганностью, служит

доказательством того, что художник приписывает полное

разрешение противоречий, которое он видит в своем произведении, не (только) самому себе, а добровольно дарованной милости своей природы, которая, неумолимо поставив его в противоречие с самим собой, затем столь же

милостиво освобождает его от страданий, вызываемых этим

противоречием 36. Ибо так же, как художник непроизвольно, даже преодолевая внутреннее противодействие, приступает к творчеству (этим объясняется ряд выражений,

возникших в древности, таких, как pati Deum 37 и т. д.,

а также представление о том, что вдохновение возникает

в результате некоего дуновения извне), в его творение как

бы без его участия, т. е. совершенно объективно, привносится объективное.

Подобно тому как находящийся во власти рока человек

совершает не то, что он хочет или намерен совершить, а то,

что предписывают ему неисповедимые веления судьбы, во

власти которой он находится, и художник, создавая —

пусть даже совершенно намеренно — то, что в его творениях истинно объективно, кажется подчиненным некой силе,

обособляющей его от всех остальных людей и заставляющей его высказывать или изображать то, чего он и сам

полностью не постигает и смысл чего бесконечен по своей

глубине. Поскольку упомянутое абсолютное совпадение

двух избегающих друг друга деятельностей не допускает

дальнейшего объяснения и есть просто явление, которое,

хотя оно и непостижимо 38, отрицать невозможно, искусство остается для нас единственным и вечным откровением,

чудом, даже однократное свершение которого должно было

бы нас уверить в абсолютной реальности высшего бытия.

Далее, если искусство является результатом двух совершенно различных деятельностей, то гений есть не та

и не другая, а нечто возвышающееся над обеими. Если

в одной из этих деятельностей, а именно в сознательной,

следует видеть то, что принято называть искусством, но что

в действительности является лишь частью его, тем, что

совершается сознательно, обдуманно и рефлектированно,

чему можно обучить и научиться, чего можно достигнуть