и реальное различимыми.
Луциан. Необходимо.
Б р у н о. Но мы ведь мыслили их в абсолютном неразличимыми, полностью неразличенными.
Луциан. Так мы мыслили их.
Б р у н о . Но если неразличимыми, соверщенно едиными, то не может быть определения, посредством которого
одно, например идеальное, полагалось бы как идеальное
так, чтобы тем же определением и другое, реальное, не
было положено как реальное и наоборот.
Луциан. Это невозможно отрицать.
Б р у н о . Следовательно, уже никогда не будут положены ни чистое идеальное, ни чистое реальное?
521Л у ц и а н . Никогда.
Б р у н о. А всегда лишь относительное единство обоих?
Л у ц и а н . Бесспорно.
Б р у н о . Следовательно, так же как оба они едины
в вечном, так и отделиться они могут от абсолютного единства только одно вместе с другим, реальное — только
вместе с идеальным, идеальное — только вместе с реальным? Где этого нет, там не положено ни одно, ни другое,
но абсолютное единство обоих. Ты с этим согласен?
Л у ц и а н . Безусловно.
Б р у н о . Тогда ты согласишься и с неизбежностью
того, что как только вообще положено относительное единство, например реальное обособляется от идеального, непосредственно и необходимо посредством своего отношения
к реальному полагается как обособленное и противоположное ему, т. е. идеальное, что, следовательно, как только
вообще мы отвлекаемся от абсолютного единства, то высшее единство необходимо должно явить себя разделенным
в двух пунктах — в одном посредством реального будет
положено идеальное, в другом — посредством идеального
реальное как таковое.
Л у ц и а н . Все это бесспорно. К тому же можно
и непосредственно доказать, что как только вообще полагается сознание, пусть даже мое собственное, то произведенное тобой разделение становится необходимым.
Б р у н о . Но знание есть относительное единство?
Л у ц и а н . Так мы предположили.
Б р у н о . Следовательно, ему противостоит иное единство.
Л у ц и а н . Согласен и с этим.
Б р у н о . Как ты назовешь то, что противостоит знанию,
следовательно, то, чего я не знаю?
Л у ц и а н . Бытием.
Б р у н о . Следовательно, бытие, как и знание, есть
относительное единство.
Л у ц и а н . Такой вывод как будто напрашивается.
Б р у н о . Следовательно, так же как знание не есть
чистая идеальность, бытие не есть чистая реальность.
Л у ц и а н . Верно.
Б р у н о . Однако ни одно из этих двух единств не есть
нечто само по себе, ибо каждое из них есть лишь посредством другого.
Л у ц и а н . По-видимому, так.
Б р у н о . Это очевидно; ведь ты так же не можешь
полагать знание, не полагая непосредственно одновременно
522и бытие, как и бытие, не полагая одновременно и знание.
Луциан. Это очевидно.
Б р у н о . Следовательно, ни одно из двух единств не
может быть принципом другого.
Луциан. Ни одно.
Б р у н о . Ни знание, поскольку оно есть относительное
е д и н с т в о , — принцип бытия, ни бытие, поскольку оно есть
относительное е д и н с т в о , — принцип знания.
Луциан. Согласен.
Б р у н о . Следовательно, ни одну из этих определенностей ты не можешь растворить в другой, ибо каждая из них
существует и исчезает с другой, так что, устраняя одну, ты
уничтожаешь и другую.
Луциан. Конечно, я и в мыслях не имел этого.
Б р у н о . Ты хочешь оба растворить в абсолютном
сознании.
Луциан. Действительно.
Б р у н о . Но абсолютное сознание есть единство лишь
постольку, поскольку ты видишь в единстве принцип определенного относительного единства, которое есть знание.
Луциан. Конечно.
Б р у н о . Однако нет основания рассматривать абсолютное единство как принцип преимущественно одного из
двух относительных единств, например знания, и снимать
в рассмотренном таким образом единстве относительные
противоположности; ибо оно есть одинаково принцип обоих, и ты либо рассматриваешь его так же по отношению
к знанию, как само по с е б е , — тогда нет основания вообще
ограничивать его этим отношением, либо рассматриваешь
его не само по себе — тогда с равным основанием можно
рассматривать его по отношению к противостоящему относительному единству, которое столь же реально, как и первое, и имеет такое же происхождение. Почему же ты,
вместо того чтобы познавать это единство только по отношению к знанию, не считаешь его всеобщим, вездесущим,
всеобъемлющим и не распространяешь его на все? Только
тогда я поверю, что ты в самом деле познаешь его само по
себе и обладаешь его интеллектуальным созерцанием, если
ты освободишь его и от отношения к сознанию. В вещах ты
видишь только искаженные образы абсолютного единства,
и даже в знании, поскольку оно — относительное единство,
ты видишь также только смещенный в другом направлении
образ того абсолютного познания, в котором бытие столь же
не определено мышлением, как мышление — бытием.
Луциан. В этом, друг мой, мы могли бы прийти
523к согласию, ибо и мы свели философию к сознанию лишь
потому, что противоположности знания и бытия, или, как
бы их еще ни называли, вне сознания не имеют истины, что
в обособлении от сознания бытие как таковое так же не
есть, как не есть знание как таковое. Поскольку на смещении или относительном разделении и восстановлении этого
единства, как ты сам говоришь, покоится все то, что вообще
считают реальным, а само это разделение только идеально
и совершается в сознании, то ты видишь, почему это учение
есть и д е а л и з м , — не потому, что оно определяет реальное
идеальным, а потому, что оно видит саму их противоположность только идеальной.
Б р у н о . Это я, конечно, понимаю.
Луциан. Однако, о друг, мы, правда, пришли к согласию в вопросе о том, что это разделение по отношению
к высшей идее лишено истины, но ты еще совсем не объяснил, даже не коснулся того, как этот выход из вечного,
с которым связано сознание, сам может быть понят не
только как возможный, но и как необходимый.
Б р у н о . Ты вправе требовать от меня, чтобы я высказал свое мнение об этом. Ибо, полагая, что абсолютное
единство уже изначально познается в его отношении к относительному единству знания, ты оставляешь нерешенным вопрос, который есть лишь частный случай общего
исследования происхождения конечного из вечного. Следовательно, твое мнение, достойный друг, сводится, повидимому, к тому, что я, отправляясь от точки зрения
вечного и не предполагая ничего, кроме высшей идеи,
прихожу к происхождению действительного сознания и к
положенным одновременно с ним обособлению и разделению. Ибо и это разделение вместе с тем, что полагается
с ним, вновь заключено в этой идее, и, как бы единичное ни
расширяло сферу своего наличного бытия, идея все-таки
держит и заключает в себе ту вечность, и никому не дано
переступить железное кольцо, положенное вокруг всего.
Вспомни, что в высшем единстве, рассматриваемом
нами как священная бездна, из которой все исходит и в которую все возвращается, по отношению к которой сущность
есть форма, а форма — сущность, мы полагаем, правда,
прежде всего абсолютную бесконечность, но не противоположно, а совершенно соразмерно ей, как удовлетворяющее
ее, не будучи само ограничено и не ограничивая ее, безвременно наличное и бесконечное конечное, оба как одну вещь,
различаемую и различенную только в являющемся, по
существу совершенно единую, но по понятию вечно различ-
524ную, подобно мышлению и бытию, идеальному и реальному. Однако в этом абсолютном единстве, поскольку в нем,
как было показано, все совершенно и само абсолютно,
ничто не отличается от другого, ибо вещи отличаются друг
от друга только своим несовершенством и границами,
полагаемыми им различием сущности и ф о р м ы , — в этой
всесовершеннейшей природе форма всегда равна сущности,
так как конечное, которому только и присуще относительное различие обеих, содержится в самом абсолютном
единстве не как конечное, а как бесконечное без всякого
различия обеих.
Однако, поскольку конечное, хотя оно реально полностью равно бесконечному, все-таки идеально не перестает быть конечным, в этом единстве содержится также
различие всех форм, но в нем самом не отделенное от неразличенности и, следовательно, по отношению к нему
самому неразличенное, однако содержится оно таким образом, что каждое единичное может брать из него для самого
себя свою собственную жизнь и, правда идеально, переходить в различенное существование. Таким образом, в этом
вечном единстве, как в бесконечном зародыше, покоится
универсум со всем преизбытком своих образов, с богатством жизни и полнотой своих во времени бесконечных,
здесь же просто наличных развитии; покоятся в вечном
единстве прошедшее и будущее; оба бесконечные для
конечного, пребывают они здесь вместе, нераздельно, под
общей оболочкой. Каким образом в этой абсолютной вечности, которую мы вместе с другими можем называть и вечностью разума, содержится конечное, не переставая быть для
себя конечным, я, друг мой, достаточно пояснил раньше.
Следовательно, если конечное, будучи для себя конечным,
тем не менее пребывает в бесконечном, то оно в качестве
конечного, тем самым, правда, не в отношении к бесконечному, а для самого себя, есть относительное различие
идеального и реального и полагает этим различием, вопервых, само себя и свое время, затем и действительность
всех вещей, возможность которых содержится в его собственном понятии.
Однако это ты поймешь непосредственно из того, что ты
сам допустил ранее, а именно что единство мышления
и созерцания вездесуще, всеобще, из чего следует, что нет
ни вещи, ни существа, которые могли бы быть без этой
нераздельности, что каждое пребывает как это определенное только при определенном равенстве мышления
и созерцания; а после того, как ты определил одно как
525различенность, другое как неразличенность, — что нет ни
вещи, ни существа, в чем как выражение созерцания не
присутствовала бы различенность, как выражение мышления — неразличенность, причем первому соответствует то,
что мы называем телом, а второму — то, что мы называем
душой.
Таким образом, все вещи, от века содержащиеся в той
безвременной, находящейся в бесконечном, конечности,
непосредственно одушевлены своим бытием в идеях и в
большей или меньшей степени обретают способность к состоянию, посредством которого они для самих себя, но не
для вечности обособляются от нее и достигают существования во времени. Ты ведь не думаешь, что отдельные вещи,
многообразные формы живых существ или вообще все, что
ты различаешь, действительно содержатся в универсуме
такими раздельными сами по себе и для себя, какими ты их
видишь; вернее ведь, что только для тебя они так обособляются, им же самим и каждому существу единство открывается в той мере, в какой это существо само обособилось от
него; например, камень, который ты видишь, находится
в абсолютном равенстве со всеми вещами, для него ничто не
обособляется и не выступает из сплошной ночи; напротив,
животному, жизнь которого находится в нем самом, всеполнота открывается в большей или меньшей мере, в зависимости от большей или меньшей индивидуальности его
жизни,