большую силу и
высоту, достигло величия благодаря вдохновению. Это относится как к империям и государствам, так и к наукам и
искусствам. Однако такой процесс совершается не силой
единичного; только дух, охватывающий целое, способен это
совершить. Ибо искусство в первую очередь зависит от настроения общества, подобно тому как нежные растения зависят от состояния воздуха и погоды; искусству необходим
всеобщий энтузиазм, жажда возвышенного и прекрасного,
подобная той, которая во времена Медичи, как теплое дуновение весны, сразу и в одном месте вызвала появление
множества великих мастеров; ему необходимо государственное устройство, подобное тому, которое Перикл 21 описал
в своем хвалебном слове Афинам и которое мягкая власть
патриархального правителя предоставляет вернее и устойчивее, чем народовластие; государственное устройство, где
каждая сила действует добровольно, каждый талант радостно проявляется, так как все оценивается только по своему
достоинству, где праздность является позором, заурядность
не пожинает хвалу, но все устремления направлены на высокую, труднодостижимую, выходящую за обычные пределы цель. Лишь в том случае, если общественная жизнь
приводится в движение теми же силами, которые возвышают искусство, оно может извлечь из нее пользу; ибо искусство не может следовать ничему внешнему, не отказываясь от благородства своей природы. Искусство и наука
могут вращаться только вокруг своей оси; художник, как
и вообще каждый, кто живет духовной жизнью, следует
лишь закону, заложенному в его сердце Богом и природой,
и никакому другому. Ему никто не может помочь, он сам
должен помочь себе; так, награда не может прийти к нему
извне, ибо то, что он создал бы не по собственному велению,
не имело бы никакой ценности; поэтому никто не может
также приказывать ему или предписывать, по какому пути
ему надлежит следовать. Если художнику приходится бороться со своим временем, то он достоин сожаления, но он
достоин презрения, если старается быть угодным ему. Да
и как бы это было возможно? Там, где нет высокого всеобщего энтузиазма, существуют только секты, но нет общественного мнения. Не прочно сложившийся вкус, не высокие
понятия всего народа выносят суждения о заслугах, а голоса отдельных людей, произвольно выступающих в роли
83судей; искусство же, самодостаточное в своем величии, домогается успеха и идет в услужение там, где оно должно
На долю различных эпох достается вдохновение различного рода. Разве не можем мы ждать его и для нашего времени, когда новый, формирующийся мир, уже существующий отчасти вовне, отчасти внутри в душах людей, не может более измеряться мерилом прежних мнений, но все настойчивее требует большего и возвещает полное обновление? Не должно ли это новое чувство, которому природа
и история вновь открываются с большей жизненной силой,
вернуть и искусству величие его творений? Тщетна попытка извлечь искру из хладного пепла и вновь раздуть из нее
всеобщее пламя. Однако изменение, происходящее в самих
идеях, способно вывести искусство из состояния упадка;
только новое знание, новая вера могут воодушевить его на
труд, посредством которого оно в обновленной жизни обретет величие, подобное прежнему. Правда, искусство, совершенно такое же во всех своих определениях, как искусство прежних времен, никогда не вернется, ибо природе не
свойственны повторения. Второго Рафаэля не будет, но
другой художник достигнет высот искусства также свойственным только ему одному путем. Пусть только будет сохранено основное условие, и вновь ожившее искусство, как
и прежнее, откроет в своих первых творениях цель своего
назначения: уже в создании определенной характерности
оно иначе выступит в своей свежей исконной силе, в нем,
хотя и скрытой, будет присутствовать грация, в том и другом уже предопределена душа. Творения, возникающие
таким образом, суть, даже в своей первичной незавершенности, уже необходимые, вечные творения.
Следует признаться, что, говоря о надежде на возрождение совершенно своеобразного искусства, мы прежде всего имеем в виду нашу родину. Ведь уже тогда, когда в Италии искусство переживало пору своего возрождения, на
родной почве расцвело могучее искусство нашего великого
Дюрера — сколь оно истинно немецкое и сколь вместе с тем
родственно тому, чьи сладкие плоды полностью созрели под
теплым солнцем Италии. Народ, который положил начало
революции в мышлении новой Европы, народ, о силе духа
которого свидетельствуют величайшие открытия, который
дал законы Небу и глубже всех других народов исследовал
недра Земли, народ, которому природа в большей мере, чем
какому-либо другому, дала непоколебимое чувство правоты
и склонность к познанию п е р в о п р и ч и н , — этот народ дол-
84жен завершить свое назначение созданием оригинального
искусства.
Если судьбы искусства зависят от общих судеб человеческого духа, то сколь велики должны быть надежды, способные окрылять нас при мысли о нашей ближайшей родине
22
, где великий правитель даровал человеческому рассудку свободу, духу — крылья, гуманным идеям — действенность в момент, когда достойные народы сохраняют
еще ростки прежней склонности к художественному творчеству и с нашей родиной объединились знаменитые центры древненемецкого искусства. Если бы искусства и науки
были отовсюду изгнаны, они сами стали бы искать убежища под сенью того трона, где скипетр служит кроткой мудрости, того трона, который украшен царствованием
благосклонности и прославлен прирожденной любовью
к искусству. Благодаря этому молодой монарх, которого
в эти дни встречает громкое ликование благодарных подданных, вызывает восхищение и других народов. Здесь они
нашли бы рассеянные семена преисполненного силы будущего существования, проверенные общие устремления
и испытанные в чередовании времен единый всеобщий
энтузиазм и узы единой любви к отечеству и королю, горячие пожелания о здравии и благоденствии которого до
крайнего предела человеческой жизни должны возноситься именно в этом воздвигнутом им наукам храме.ФИЛОСОФСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
О СУЩНОСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ СВОБОДЫ
И СВЯЗАННЫХ С НЕЙ ПРЕДМЕТАХ
(ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ 1 ) . 1809
Последующее изложение нуждается, по мнению автора,
лишь в немногих предварительных замечаниях.
Так как к сущности духовной природы прежде всего
относят разум, мышление и познание, то противоположность между природой и духом естественным образом рассматривалась сначала именно в этом аспекте. Твердая вера
в то, что разум свойствен только людям, убежденность в
совершенной субъективности всякого мышления и познания и в том, что природа полностью лишена разума и способности мышления, наряду с господствующим повсюду
механическим типом представления — ибо вновь пробужденное Кантом динамическое начало перешло лишь в некий высший вид механического и не было познано в своей
тождественности с духовным началом — достаточно оправдывают такой ход мысли. Теперь корень противоположности вырван, и утверждение более правильного воззрения
может быть спокойно предоставлено общему поступательному движению к более высокому познанию.
Настало время для выявления высшей или, скорее, подлинной противоположности — противоположности между
необходимостью и свободой, рассмотрение которой только
и вводит в глубочайшее средоточие философии.
После первого общего изложения своей системы (в
«Журнале умозрительной физики» 2 ) , продолжение которого было, к сожалению, прервано внешними обстоятельствами, автор данной работы ограничивался лишь натурфилософскими исследованиями; поэтому, если не считать
положенного в работе «Философия и религия» 3 начала,
оставшегося ввиду неясности изложения недостаточно отчетливым, он в настоящей работе впервые излагает с полной определенностью свое понятие идеальной части философии; для того чтобы то первое сочинение обрело свое значение, необходимо сопроводить его данным исследованием,
86в котором уже в силу самой природы предмета неизбежно
должны содержаться более глубокие выводы о системе в целом, нежели в каких бы то ни было исследованиях более
частного характера.
Невзирая на то что автор до сего времени нигде (исключая его работу «Философия и религия») не высказывал
своего мнения о главных проблемах, которые будут здесь
з а т р о н у т ы , — о свободе воли, добре и зле, личности и т. д.,
это не помешало кое-кому приписывать ему по собственному разумению мнения, даже по своему содержанию совершенно не соответствующие упомянутому, по-видимому,
оставленному без всякого внимания сочинению. Много неверного по ряду вопросов, в том числе и по рассматриваемым здесь, было высказано якобы в соответствии с основными положениями автора также его непрошеными так
называемыми последователями.
Сторонников в собственном смысле слова, казалось
бы, может иметь лишь сложившаяся, законченная система.
Такого рода систему автор до сих пор еще нигде не предлагал вниманию читателей и разрабатывал лишь отдельные
ее стороны (причем их также часто лишь в какой-либо отдельной, например полемической, связи). Тем самым он
считал, что его сочинения следует рассматривать как фрагменты целого, усмотреть связь между которыми возможно
при большей проницательности, чем присущая обычно
сторонникам и большей доброй воли, чем у противников.
Поскольку единственное научное изложение его системы
осталось незавершенным, оно оказалось никем не понятым в своей подлинной тенденции или понятым очень немногими. Тотчас после появления этого фрагмента начались его дискредитация и искажение, с одной стороны,
пояснения, переработки и переводы — с другой, причем наибольшим злом было переложение мыслей автора
на некий якобы более гениальный язык (поскольку
именно в это время умами овладел совершенно безудержный поэтический дурман). Теперь как будто наступило
время более здравых порывов. Возрождается стремление
к верности, усердию, к глубине. Люди начинают видеть
в пустоте тех, кто рядился в сентенции новой философии,
уподобляясь героям французского театра или канатным
плясунам, то, чем они являются в действительности. Что
касается тех, кто на всех рынках твердили, как напевы под
шарманку, ухваченное ими новое, то они вызвали наконец
такое всеобщее отвращение, что вскоре уже не найдут слушателей, особенно если критики, не стремящиеся, впрочем,
87причинить зло, перестанут утверждать при слушании каждой непонятной рапсодии, в которую вошли несколько оборотов известного писателя, что она написана в соответствии
с его основными положениями. Уж лучше считать подобных рапсодов оригинальными писателями, в сущности ведь
все они хотят ими быть, а многие из них в известном смысле
таковыми и являются.
Пусть же данное сочинение послужит устранению ряда
предвзятых мнений, с одной стороны, и пустой, безответственной болтовни — с другой.
И наконец, мы хотели бы, чтобы те, кто открыто или замаскированно выступал против автора в данном вопросе,
изложили бы свое мнение столь же откровенно, как это сделано здесь. Полное владение предметом делает возможным
его свободное отчетливое изложение — искусственные же
приемы полемики не могут быть формой философии. Но
еще больше мы желаем, чтобы все более утверждался дух
совместных устремлений и слишком часто овладевавший
немцами сектантский дух не препятствовал обретению познания и воззрений, полная разработка которых испокон
веку была предназначена немцам и к которым они, быть может, никогда не были ближе, чем теперь.
Мюнхен, 31 марта 1809
Задачей философских исследований о сущности человеческой свободы может быть, с одной стороны, выявление
правильного ее понятия, ибо, сколь ни непосредственным
достоянием каждого человека является чувство свободы,
оно отнюдь не находится на поверхности сознания и даже
для того, чтобы просто выразить его в словах, требуется более, чем обычная чистота и глубина мышления; с другой
стороны, эти исследования могут быть направлены на связь
этого понятия с научным мировоззрением в его целостности. Поскольку же понятие никогда не может быть определено в его единичности и обретает полную научную завершенность лишь посредством установления его связи с целым, причем это в первую очередь относится к понятию
свободы, которое, если оно вообще обладает реальностью,
должно быть не только подчиненным или второстепенным
понятием, но и одним из господствующих центральных
пунктов системы, то обе названные стороны исследования
здесь, как и повсюду, совпадают. Правда, в соответствии
с древним, но отнюдь не забытым преданием понятие свободы вообще несовместимо с системой, и
