просто считали бы, что все эти личности, все эти события на деле представали и являлись человечеству именно такими, т. е. в самом буквальном смысле
были для него истинными, подобно аналогичным явлениям
и событиям, которые рассказывают о потомках Авраама
и которые для нас в нашем состоянии тоже невозможны,
а для них были истинны. Но как раз то самое, о чем прежде
и подумать было немыслимо, стало теперь возможным
благодаря нашему объяснению, получившему теперь обоснование, и это объяснение — первое, которое способно отвечать на вопрос: как возможно то, что народы древности
вполне доверяли религиозным представлениям, которые
кажутся нам нелепыми и неразумными, что они не только
доверяли им, но и приносили им самые суровые и нередко
тяжкие жертвы?
Поскольку мифология — это нечто возникшее не искусственным, но естественным путем, а при наличии данной
предпосылки — и возникшее с необходимостью, то в мифологии невозможно различать содержание и форму, материал
и облачение. Представления не наличествуют поначалу
в какой-либо иной форме, но они возникают именно в такой
форме и, следовательно, вместе с нею. Мы в нашем курсе
уже требовали однажды такого органического становления,
однако принцип процесса, благодаря которому оно может
быть объяснено, не был тогда еще найден.
Коль скоро сознание не выбирает и не изобретает ни
сами представления, ни их выражение, то мифология
сразу же возникает как таковая и не с каким иным смыслом, но с тем, какой она высказывает. Вследствие необходимости, с какой порождается содержание представлений,
мифологии с самого начала присуще значение реальности
и значение доктрины, а вследствие необходимости, с какой
324возникает форма, ей присущ исключительно собственный
смысл, т. е. все в ней надо понимать так, как это высказывается, а не так, как если бы тут думали одно, а говорили
другое. Мифология — не аллегорична, она тавтегорична * 7.
Боги для нее — действительно существующие существа,
которые вовсе не что-то иное, которые не значат ничего
иного, но значат лишь то, что они есть. Прежде противопоставляли собственный смысл и учение, доктрину. Однако
по нашему объяснению то и другое, собственный смысл
и доктрину, невозможно размежевать, и, вместо того чтобы
жертвовать собственным смыслом в пользу какого-либо
значения и доктрины или, наоборот, оправдывать собственный смысл за счет доктрины (как требует поэтический
взгляд), мы, напротив, собственным же объяснением принуждены утверждать всеприсутствие единого и неделимого
смысла.
Чтобы немедленно применить принцип безусловно-собственного смысла, вспомним, что в мифологии были различены два момента: 1) момент политеистический; что
касается этого момента, то, отвергнув любой несобственный
смысл, мы станем утверждать, что в мифологии речь действительно идет о Богах; что это значит, не требует после
всех разъяснений нового разбора. К сказанному ранее ири-
* Заимствую это выражение у известного Кольриджа 8, первого
из его единоплеменников, кто понял немецкую поэзию, науку, особенно
же философию, и со смыслом воспользовался ими. Приведенное выражение содержится в статье, опубликованной в «Transactions of the Royal
Society of Literature», кстати говоря, в статье довольно странной. Меня
она особенно порадовала тем, что показала, как даровитый британец
понял значение одного из прежних моих сочинений — работы о самофракийских божествах 9, философский смысл и цели которой совсем не
были или почти не были поняты в Германии. За его упомянутое, весьма
замечательное выражение я охотно дарю ему заимствования из моих
сочинений (без указания имени автора), за которые резко, иной раз
слишком сурово порицали его в Англии. Подлинно конгениальному человеку подобные вещи можно спускать. Строгость же подобных критических отзывов доказывает то, какую ценность придают в Англии научной оригинальности и как строго соблюдается там в науке принцип suum
cuique l 0. Скажу еще, что Кольридж пользуется словом «тавтегоричный»
как синонимом «философемы», с чем я не согласился бы, однако он,
вероятно, хотел лишь сказать, что мифологию следует понимать в собственном смысле, как и всякую философему, и это он хорошо почувствовал
в моей названной работе. Странной же я назвал его статью из-за ее языка:
мы.стараемся отучиться от некоторых из прежних терминов или охотно
обходились бы без них, если бы существо дела дозволяло нам это, — он же,
не задумываясь, хотя и с некоторой иронией, угощает своих не привыкших к подобной пище соплеменников выражениями типа «субъектобъект» и тому подобными.
325бавился только один новый вывод — о том, что основание
и начало порождающего мифологию процесса заключено
уже в первом действительном сознании человечества. Отсюда следует, что ни в какое мыслимое или мнимое время
представления о Богах не могли быть предоставлены случайности возникновения (как принимается обычными гипотезами) и что прежде всего не остается такого времени,
когда существовал бы будто бы домифологический политеизм, какой отчасти предполагается названными гипотезам и , — нет больше ни времени такого политеизма, ни времени тех рефлексий по поводу явлений природы, из которых,
согласно Гейне, Герману и Юму, возникает мифология;
ведь уже первое действительное сознание было мифологическим по своей сути. А так называемый политеизм (который только называется так) будто бы зиждется на случайных представлениях о невидимых могущественных существах, однако никогда не существовало такой части человечества, какой удалось бы приобрести представления о Богах подобным образом. Политеизм до мифологии — это
просто вымысел ученого направления; мы вправе считать
исторически доказанным, что до мифологического политеизма не могло быть никакого иного, что, кроме мифологического, не было иного политеизма, что мифологический
политеизм полагается процессом, который установлен теперь нами, и что нет такого политеизма, Боги которого не
были бы действительными Богами и последнее содержание
которого не составлял бы Бог. Однако мифология — это
не просто вообще политеизм, но 2) политеизм исторический — до такой степени, что политеизм, который potentia
или actu не был бы историческим, не мог бы называться
и мифологическим. Однако и в этом моменте следует
утверждать безусловно-собственный смысл и понимать как
действительное — последование Богов. Последование Богов — это движение, какому на деле подвержено сознание,
движение, которое совершается реально, истинно. Даже
и во всех частных особенностях такого последования, в том,
какой Бог предшествует какому, какой следует за каким,
царит не произвол, но необходимость, и даже что касается
особенных обстоятельств тех событий, какие встречаются
в истории Богов, сколь бы странными ни казались они нам,
для них в сознании всегда можно найти отношения, из которых естественно выросли соответствующие представления. Оскопление Урана, низвержение Кроноса и иные многочисленные события и деяния истории Богов не требуют — дабы обрести разумный и понятный смысл — иного,
326нежели буквального разумения.
Нельзя делать и другое, а именно, как пытались поступить с откровением, различать учение и историю
11
, понимая последнюю как простое облачение первого. Нет учения вне истории, но сама же история и есть учение, и, наоборот, мифологическая доктрина заключена в ее историческом содержании.
Мифология в объективном рассмотрении — то самое, за
что она выдает с е б я , — это реальная теогония, история Богов; поскольку же действительные Боги — это лишь те,
в основе которых лежит Бог, то последнее содержание истории Богов — это порождение, это действительное становление Бога в сознании; Боги относятся к нему как отдельные
порождающие моменты.
Субъективно, или по своему возникновению, мифология — это теогонический процесс. Мифология — это
1) процесс вообще, процесс, какой совершает с о з н а н и е , —
совершает так, что оно, будучи вынужденным останавливаться на отдельных моментах и во всем последующем
удерживая предшествующее, переживает таким образом
движение в буквальном смысле слова. Мифология — это
2) действительно теогонический процесс, т. е. такой, который происходит из сущностного отношения человеческого
сознания к Богу, из отношения, в котором сознание по
своей субстанции, в силу которого сознание вообще по
своей природе (natura sua) есть полагающее Бога сознание.
Поскольку же изначальное отношение таково по природе,
сознание не может выступить из него так, чтобы не быть
возвращенным в него посредством процесса. При этом сознание неизбежно (прошу хорошо заметить себе это) является как вновь полагающее Бога лишь опосредованно —
именно в процессе, т. е. сознание неизбежно является именно как порождающее Бога, соответственно теогоническое
О внешне аналогичном взгляде на мифологию Отфрида
Мюллера. — Что специфично для философии мифологии. —
Экскурс об авторских правах на мысли. Переход к вопросу
об объективном значении теогонического процесса.
Бросим с достигнутой нами позиции прощальный
взгляд на чисто внешние предпосылки, с помощью которых
прежние гипотезы пытались постичь мифологию (откровение тоже относится к числу тех п р е д п о с ы л о к ) , — бесспорно, существенным шагом к философскому рассмотрению
мифологии вообще был перенос проблемы ее возникновения вовнутрь первозданного человечества, когда создателями мифологии перестали считать либо поэтов, либо философов с их космогониями, либо приверженцев исторически предшествовавшего религиозного учения, но когда
само человеческое сознание было признано подлинным
местопребыванием и настоящим порождающим принципом
мифологических представлений.
Во всем предыдущем развитии я старался по достоинству оценивать и отмечать на положенном месте всякий шаг
вперед, каким наше разыскание обязано прежним исследователям, и даже в таких взглядах, какие могли казаться
совершенно случайными, я старался найти такую сторону,
с которой они все же представали как необходимые. Наш
метод гарантирует и то, что ни одно сколько-нибудь заслуживающее упоминания представление, касающееся мифологии, не будет обойдено. Обратить же особое внимание
на одно сочинение побуждает нас само заглавие его, которое обещает нам нечто подобное нашему курсу по своему
намерению и содержанию; мы имеем в виду сочинение безвременно скончавшегося К. Отфрида Мюллера 1 «Пролегомены к научной мифологии», изданное в 1825 г.* В нем я
нашел такие высказывания, которые, как может показаться, вполне согласуются с некоторыми моими положениями,
изложенными четырьмя годами ранее. «Мифология с самого начала возникала благодаря соединению и взаимопро¬
никанию идеального и реального» **, где под идеальным
* Muller К.О. Prolegomena zu einer wissenschaftlichen Mytholo¬
gie. Gottingen, 1825.
** Ibid., S. 110.
328понимается содержание мысли, а под реальным — содержание происходящего. Заметьте, что под «происходящим» О. Мюллер, как мы увидим, понимает не форму происходящего в мифологии, а реально происходящее
за пределами мифологии. Он не желает и слышать об «изобретении» мифов, но только в каком же смысле? Как он
поясняет сам, в том смысле, в каком изобретение «должно
быть независимым и преднамеренным действием, в котором действующий нечто познанное им как неистинное облекает в одежды кажущейся истины»*. В таком смысле мы
ни допускали, ни отвергали изобретение. Мюллер допускает все же и изобретение — постольку, поскольку оно
всеобще. Это явствует из того, что он предполагает: «Когда
идеальное и реальное связываются в мифе, тут царит известная необходимость, так что ваятели мифа [получается,
все же его изобретатели?] приводятся к нему [видимо,
к мифу?] такими импульсами, которые одинаково воздействуют на всех, и различные элементы [идеальное и реальное] срастаются в мифе, хотя те, благодаря кому это происходит, и не сознают их различности». Так что, очевидно,
все сводится к коллективному художественному инстинкту
(вероятно, инстинкту народа, порождающего мифы) —
возможность, с которой мы считались (см. третью лекцию),
но которую тогда же и устранили. Кажется даже, что это
взаимопроникновение идеального и реального в применении к мифологии (общую мысль ученый муж несомненно
вынес из философской школы) не одному исследователю
древности представлялось чем-то темным и мистическим.
Поэтому О. Мюллер старается пояснить свою мысль на
примерах, и тут мы
