Фридрих Шиллер

Обзор важнейших событий всемирной истории во времена императора.

[Фридрих I — Фридрих I Барбаросса (1152 – 1190), германский император, виднейший представитель династии Гогенштауфенов (герцогов Швабии и Франконии), занимавшей императорский престол с 1138 до 1254 г. При Фридрихе I усилилась германская агрессия в Италии. В шестидесятых годах XI в. в Италии возникла коалиция для борьбы против императора, возглавленная папой Александром III; главную силу её составлял союз ломбардских городов. В 1176 г. ополчение этих городов разгромило войска Фридриха в битве при Леньяно. Фридрих I был вынужден вернуть захваченные земли и удовлетворить политические требования папы. В настоящем обзоре Шиллером излагаются события периода, предшествовавшего воцарению Фридриха на императорском престоле.]

[Ожесточённый спор императора с церковью… — Борьба между духовной и светской властью была особенно острой в правление императоров Генриха IV (1065 – 1106) и Генриха V (1106 – 1125). Программа церкви была сформулирована папой Григорием VII (1073 – 1085 гг., в монашестве Гильдебранд) в так называемом «Диктате папы». В этом документе провозглашались верховная власть папы над всеми государями и над их подданными, исключительное право назначения епископов, а также право на так называемую инвеституру (акт передачи сеньором земельного владения вассалу, сопровождавшийся вручением скипетра, а у епископов, кроме того, вручением кольца и посоха как символа утверждения в духовном сане — духовная инвеститура). Борьба императоров с папами шла с переменным успехом. Генриху IV в 1077 г. пришлось коленопреклоненно вымаливать прощение у папы в Каноссе, однако уже в 1080 г. Генрих IV назначает «антипапу» Клемента III и совершает поход на Рим. Только при Генрихе V, в 1122 г., было достигнуто компромиссное соглашение между императором и папой (Вормский конкордат). По этому соглашению епископы избирались духовенством. В Германии «светская инвеститура» совершалась императором и предшествовала духовной, в Италии же вмешательство императора не дозволялось.], придававший столь бурный характер правлению Генриха IV и Генриха V, закончился, наконец (в 1122 г.), временным миром, и конкордат, который Генрих V заключил с папой Каликстом II, казалось, устранял возможность новой вспышки. Благодаря последовательной политике Григория VII и его преемников духовный мир насильственно отделился от светского, и отныне церковь образовала в государстве и рядом с государством обособленную, если не враждебную систему. Столь ценное право назначения епископов, которым трон пользовался для награждения верных слуг и приобретения новых признательных друзей, было утрачено императорами даже с чисто внешней стороны, в связи с введением свободных выборов. Ничего не осталось у них от этой бесценной привилегии, кроме права перед рукоположением вручить вновь избранному епископу скипетр в знак пожалования ему, словно светскому вассалу, также и светского сана. К кольцу и посоху, этим священным символам епископского величия, не смела ныне прикасаться грешная, обагрённая кровью рука мирянина. Только в спорных случаях, если соборный капитул не мог достичь единогласия при выборе епископа, за императорами сохранялась ещё некоторая доля их прежнего влияния, и разногласия между избирающими не раз давали им повод воспользоваться этим влиянием. Но в дальнейшем властолюбие пап неоднократно восставало и против немногих уцелевших остатков прежнего могущества императоров, и […«слуга слуг господних»… — титул, присвоенный папами с конца VI в.] усерднее всего пёкся о том, как бы подвергнуть «владыку мира» ещё большим унижениям.

Во всём христианском мире наиболее опасным для папства установлением был теперь бесспорно римский императорский престол; против него были направлены все грозные орудия, находившиеся в распоряжении растущей папской власти, все козни её тайной дипломатии. Государственное устройство Германии облегчало папству победу над её властелином; императорский титул придавал этой победе особенный блеск. Всякий германский князь, который по выбору остальных имперских князей садился на престол Оттонов, тем самым порывал с апостольским престолом. Он мог смотреть на себя как на жертву, на которую перед смертью надевали праздничный убор. Вместе с императорской порфирой ему доставались обязанности, совершенно несовместимые с папскими планами расширения власти, и его императорская честь, его авторитет в государстве зависели от выполнения им этих обязанностей. Императорский сан требовал от него сохранения своего верховенства в Италии и даже в стенах самого Рима, но папа не мог терпеть в Италии другого властелина; итальянцам же иго чужеземца и иго священника в одинаковой мере были ненавистны. Таким образом, у него оставался только сомнительный выбор — либо отречься от некоторых прав императорского престола, либо же, вступив в борьбу с папой, на всю жизнь отказаться от покоя.

Стоит призадуматься над вопросом, почему даже мудрейшие из императоров так настойчиво стремились доказать законность притязаний Германской империи на Италию, хотя на множестве примеров они могли убедиться в том, как невелик был выигрыш в сравнении с огромными жертвами, хотя сами немцы так затрудняли им каждый итальянский поход, а мишурные короны Ломбардии и империи приобретались столь дорогой во всех отношениях ценой. Одним только честолюбием не объяснить эту неизменность их действий: весьма вероятно, что признание в Италии заметно усиливало их авторитет на родине, в Германии, и что в этой поддержке они прежде всего нуждались в тех случаях, когда восходили на трон только благодаря выборам, не имея наследственных прав на престол. Что же касается до приумножения их казны, то доходы от завоёванного едва могли покрыть расходы на завоевание, и золотой источник иссякал, как только они вкладывали меч в ножны.

Десять князей, которые теперь впервые образуют особый, выделенный из среды имперских князей совет, и пользуются преимущественным правом выбора, собираются после кончины Генриха V в Майнце, чтобы дать стране императора. Три государя, в ту пору самые могущественные в Германии, имеют основание притязать на этот сан: герцог Фридрих Швабский, сын сестры покойного императора, маркграф Леопольд Австрийский и Лотарь, герцог Саксонский. Но судьба двух последних императоров напоминала о стольких бедствиях, связанных с императорским титулом, что маркграф Леопольд и герцог Лотарь пали в ноги князьям-избирателям, со слёзами на глазах моля избавить их от этого опасного возвеличения. Оставался только герцог Фридрих, но из некиих неосторожных слов этого государя заключили, что обоснование своего права на императорский трон он усматривает в родстве с усопшим властителем. Уже три раза подряд переходил имперский скипетр от отца к сыну, и свободе выбора германской короны грозила опасность окончательно затеряться в традиции наследования престола. Но тогда пришёл бы конец свободе германских князей: трон, упроченный наследованием, противостоял бы нападениям, посредством которых беспокойный дух феодалов мог с такой лёгкостью потрясать эфемерные устои трона выборного властителя. Коварная политика пап лишь недавно обратила внимание князей на эту сторону государственного права и с тех пор подстрекала их ко всемерному закреплению привилегии, которая, увековечивая смуту в Германии, тем больше выгод могла принести апостольскому престолу. Если родство было бы хоть в малейшей степени принято в расчёт при избрании нового императора, то это могло бы вновь создать опасность для свободы выборов в Германии и вновь привести к злоупотреблениям, от которых едва успели избавиться. Все эти соображения волновали князей, когда герцог Фридрих на основании своего происхождения стал притязать на императорский трон. Поэтому предприняли решительный шаг, чтобы покончить с наследственностью императорской власти, тем более что архиепископ Майнцский, руководивший избирательной процедурой, речами о благе империи прикрывал личную месть. Лотаря Саксонского единогласно провозгласили императором, привели насильно и на плечах князей под бурные приветственные клики присутствовавших внесли в зал собрания. Большинство имперских чинов здесь же, на месте, одобрило это избрание; после некоторого сопротивления выразил своё согласие и герцог Генрих Баварский, шурин Фридриха, вместе со своими епископами. Наконец, явился и сам герцог Фридрих, чтобы изъявить покорность новому императору.

Лотарь Саксонский был столь же благоразумным, сколь храбрым и многоопытным государём. Своим поведением при двух последних монархах он стяжал признательность всей Германии. Во многих битвах против Генриха IV защищал он свободу отечества; поэтому не приходилось опасаться, что, став императором, он поддастся искушению превратиться в её душителя. Для вящей уверенности его заставили скрепить клятвой избирательную капитуляцию, весьма значительно урезывавшую его власть как в духовных, так и в светских делах. Лотарь позволил навязать себе императорский сан, но унизил престол, прежде чем взошёл на него.

Однако если этот государь, когда он ещё был герцогом, делал всё для того, чтобы умалить авторитет императора, то […порфира изменила и его помыслы… — то есть возведение в монарший сан изменило его помыслы. Порфира — длинная пурпурная мантия, надеваемая монархами.]. У него была единственная дочь, наследница его обширных владений в Саксонии; тот, кому он даровал бы её руку, его будущий зять, стал бы могущественным государём. Взойдя на престол, Лотарь уже не мог править герцогством Саксонским; таким образом у него появилась возможность включить этот значительный лен в приданое своей дочери. Не довольствуясь этим, он выбрал себе зятем герцога Генриха Баварского, и без того уже могущественного князя, объединившего теперь в своей руке оба герцогства — Баварское и Саксонское. Наметив Генриха своим преемником на имперском престоле и в то же время всячески стараясь в соответствии с тщательно продуманным планом принизить швабско-франконский дом — единственный, который ещё мог противостоять опасному могуществу этого государя и оспаривать его наследственные права на престол, Лотарь со всей очевидностью обнаружил своё желание расширить императорскую власть за счёт власти имперских князей.

Герцог Генрих Баварский, ныне муж дочери императора, стал в новых условиях проводить новую государственную политику. Доселе ярый сторонник рода Гогенштауфенов, с которым он состоял в свойстве, он внезапно примыкает к партии императора, замыслившего погубить этот род. Фридрих Швабский и Конрад Франконский, два брата из рода Гогенштауфенов, внуки императора Генриха IV и законные наследники его сына, присвоили себе все потомственные владения франконской (салической) династии, многие из которых были получены в обмен на домены или конфискованы в пользу имперской казны у опальных вассалов. Вскоре после коронации Лотарь обнародовал распоряжение, согласно которому все такие владения присуждались казне. Но братья Гогенштауфены не посчитались с этим распоряжением; тогда Лотарь объявил их нарушителями общественного спокойствия и пошёл на них войной. Новая междоусобная распря возгорелась в Германии, едва лишь начавшей приходить в себя после бедствий прошлых войн. Нюрнберг был осаждён императором, но осада не имела успеха, так как Гогенштауфены быстро явились на выручку города. Затем они отбили и заняли Шпейер, священную землю, где покоится прах франконских императоров.

Конрад Франконский предпринял ещё более смелый шаг. Вняв настойчивым уговорам, он принял титул короля Германии и поспешил с сильной армией в Италию, чтобы перехватить императорский титул у своего соперника, ещё не успевшего короноваться там. Город Милан с готовностью отворил ему ворота, и архиепископ Ансельм возложил на него в Монце корону Ломбардии; в Тоскане могущественное дворянство признало его королём. Но благорасположение Милана отвратило от него все те государства, которые враждовали с этим городом, а так как и папа Гонорий II в конце концов перешёл на сторону его противника и