в Ингольштадте, приверженность к католической религии, подвергавшейся самой несомненной опасности, увещания иезуитов и подозрительные действия унии — всё это побудило герцога Баварского и всех участников лиги отождествить дело Фердинанда со своим собственным.
По заключённому с Фердинандом договору, обеспечивавшему Максимилиану вознаграждение за все военные издержки и возможные убытки, герцог Баварский принял неограниченную власть над войсками лиги, которые должны были поспешить на помощь императору против чешских мятежников. Вожди унии, вместо того чтобы как-нибудь предотвратить это опасное соединение лиги с императором, делали всё, чтобы ускорить его. Ведь побудив католическую лигу открыто принять участие в чешской войне, они могли рассчитывать, что все члены и союзники унии тоже выступят решительно. Без прямых действий католиков против унии не было надежды на мощный союз протестантских государств. Поэтому уния воспользовалась устрашающим влиянием чешского восстания для того, чтобы выдвинуть все свои прежние жалобы и потребовать от католиков полной религиозной свободы. Обращая это требование, изложенное в угрожающем тоне, к герцогу Баварскому, лак к главе католической партии, вожди унии настаивали на быстром и недвусмысленном ответе. Решит ли Максимилиан за или против них — их цель так или иначе достигнута: уступка с его стороны лишит католическую партию её могущественнейшего защитника; отказ вооружит против него всю протестантскую партию и сделает неизбежной войну, посредством которой протестанты надеялись получить весьма многое. Максимилиан, и без того уже имевший веские основания быть на стороне противной партии, счёл требования унии формальным объявлением войны и ускорил свои приготовления. В то время как Бавария и лига готовились воевать за императора, велись также переговоры с испанским двором о денежной помощи. Все трудности, с которыми встретились эти переговоры из-за вялой политики министерства, были счастливо преодолены императорским посланником в Мадриде графом фон Кевенгиллером. Кроме взноса в один миллион гульденов, который удалось выманить у испанского двора, было также обещано наступление на Нижний Пфальц из испанских Нидерландов.
Привлекая в свои ряды все католические государства, лига в то же время без устали работала над тем, чтобы расстроить союз протестантов. Необходимо было рассеять страшившие курфюрста Саксонского и многих евангелических чинов распускаемые унией слухи, будто военные приготовления лиги имеют целью вновь отнять у них секуляризованные церковные владения. Письменное заверение в противном успокоило курфюрста Саксонского, которого и без того уже склоняли на сторону Австрии личная зависть к Пфальцскому дому, внушения ого придворного проповедника, подкупленного Австрией, и недовольство чехами, которые обошли его при выборе короля. Лютеранский фанатизм никогда не мог простить реформатам, что столь многие, как выражались тогда, «благородные» земли попали в пасть кальвинизма и римский антихрист только уступил место швейцарскому.
В то время как Фердинанд делал всё, чтобы улучшить неблагоприятную для него обстановку, Фридрих не упускал ничего, что могло ухудшить его благоприятные шансы. Заключив непозволительно тесный союз с князем Семиградским, открытым союзником Порты, он этим озлобил робкие умы, и всеобщая молва обвиняла его в том, что он стремится к личному возвышению за счёт христианства, что он вооружает турок против Германии. Его безрассудное пристрастие к реформатскому исповеданию возмутило против него чешских лютеран, его мероприятия против икон — чешских папистов. Новые тягостные налоги лишили его любви народа. Несбывшиеся ожидания чешских вельмож охладили их усердие, отсутствие иностранной помощи ослабило их мужество. Вместо того, чтобы с неутомимой энергией приняться за управление государством, Фридрих терял время в забавах; вместо того, чтобы мудрой бережливостью умножить свою казну, он расточал доходы своих земель на ненужную театральную пышность и неуместную щедрость. Беззаботно и легкомысленно любовался он собой в своём новом сане. Он не вовремя наслаждался своей короной и забыл о более настоятельной необходимости — укрепить её на своей голове.
Как ни сильно было разочарование в нём, ещё сильнее было разочарование самого Фридриха в надеждах на иностранную помощь. Большинство членов унии не отождествляло чешских дел с истинной целью своего союза; других преданных ему имперских чинов сковывал слепой ужас перед императором. Курфюршество Саксонское и Гессен-Дармштадт Фердинанд переманил на свою сторону; Нижняя Австрия, от которой ждали энергичной диверсии, принесла присягу императору; Бетлен Габор заключил с ним перемирие. Данию венский двор сумел усыпить переговорами, Швецию — занять войной с Польшей; Голландская республика едва справлялась с испанской армией; Венеция и Савойя не трогались с места; короля Английского Якова ловко провели коварные испанцы. Друзья отступали один за другим, одна за другой исчезали надежды. Так быстро изменилось всё в течение немногих месяцев.
Между тем вожди унии собирали войска; император и лига делали то же самое. Армия лиги стояла под знамёнами Максимилиана у Донауверта; войска унии под предводительством маркграфа Анспахского — иод Ульмом. Казалось, настал решительный момент; предстояло одним ударом покончить долгие раздоры и окончательно определить отношения обеих церквей Германии. Обе стороны находились в трепетном ожидании. Сколь велико, однако, было всеобщее изумление, когда внезапно пришла весть о мире и обе армии разошлись, не обнажив меча!
Причиной этого мира, с равной готовностью принятого обеими сторонами, было вмешательство Франции. Французское министерство, не руководимое больше великим Генрихом, политика которого, возможно, была уже и неприменима к новому положению королевства, теперь боялось усиления Австрийского дома гораздо менее, чем возрастания могущества кальвинистов, неминуемого в случае укрепления Пфальцского дома на чешском престоле. Вовлечённое в опасную борьбу со своими собственными кальвинистами, министерство видело, что необходимо как можно скорее подавить протестантскую крамолу в Чехии, прежде чем она послужит опасным примером для гугенотской крамолы во Франции. Поэтому, чтобы дать императору возможность поскорее побороть чехов, Франция выступила посредницей между унией и лигой и устроила этот неожиданный мир, важнейшей статьёй которого был отказ унии от всякого участия в чешских раздорах и обязательство не оказывать Фридриху V помощи за пределами его пфальцских владений. Решительность Максимилиана и боязнь очутиться между войсками лиги и новой императорской армией, выступившей из Нидерландов, заставили унию согласиться на этот позорный мир.
Теперь в распоряжении императора были все войска Баварии и лиги, и он мог свободно двинуть их на Чехию, Ульмским договором предоставленную своей судьбе. Прежде чем там мог распространиться слух о событии в Ульме, Максимилиан вступил в Верхнюю Австрию, где ошеломлённые чины, не ожидая появления врага, купили милость императора поспешной и безоговорочной присягой. В Нижней Австрии к герцогу присоединились нидерландские войска графа Букуа, и эта императорско-баварская армия, возросшая теперь до пятидесяти тысяч человек, внезапно вторглась в Чехию. Все чешские отряды, рассеянные по Нижней Австрии и Моравии, бежали пред ней; все города, осмелившиеся сопротивляться, были взяты приступом; остальные, устрашённые слухом о постигшей других каре, сдавались без боя; ничто не удерживало стремительного движения Максимилиана. Чешская армия под предводительством храброго князя Ангальтского Христиана отступила к Праге, под стенами которой Максимилиан дал ей бой.
Герцог рассчитывал напасть врасплох на армию мятежников, находившуюся в плохом состоянии. Именно поэтому он действовал с такой быстротой, и это обеспечило ему победу. У Фридриха не было и тридцати тысяч человек, восемь тысяч привёл с собой князь Ангальтский, десять тысяч венгров прислал Бетлен Габор. Вторжение курфюрста Саксонского в лужицкие земли лишило его помощи, которую он ожидал оттуда и из Силезии; успокоение Австрии лишило его помощи, которую он ожидал из австрийских земель. Бетлен Габор, его сильнейший союзник, не двигался с места, уния предала его императору. Ему оставалось одно — его чехи, у которых не было ни доброй воли, ни единодушия, ни мужества. Чешские магнаты с неудовольствием смотрели на замену их немецкими генералами; граф Мансфельд, отрезанный от главной квартиры чешской армии, остался в Пильзене, чтобы не быть под начальством князей Ангальтского и Гогенлоэ. Солдаты, нуждаясь во всём необходимом, утратили исякое воодушевление, и распущенность войска вызывала у крестьян ожесточённейшие жалобы. Напрасно явился сам Фридрих в лагерь, чтобы своим присутствием возбудить мужество в солдатах, своим примером — соревнование в дворянстве.
Недалеко от Праги, на Белой Горе, начали окапываться чехи, когда на них (8 ноября 1620 года) двинулись соединённые баварско-императорские войска. В начале сражения кавалерия принца Ангальтского имела некоторый успех, но перевес неприятеля скоро свёл его на нет. Неудержимо неслись вперёд баварцы и валлоны, и первою дрогнула венгерская конница; её примеру тотчас последовала чешская пехота; затем были вовлечены во всеобщее бегство и немцы. Десять пушек, составлявшие всю артиллерию Фридриха, попали в руки неприятеля. Четыре тысячи чехов пало во время бегства и в сражении. Войска императора и лиги потеряли едва несколько сот человек. Эта решительная победа была одержана менее чем за час.
Фридрих сидел за обеденным столом в Праге, когда его армия погибала за него под стенами города. Он, вероятно, не ждал ещё нападения, потому что как раз на этот день был назначен парадный обед. Появление гонца оторвало его, наконец, от пиршества, и с высоты крепостного вала пред ним раскрылась ужасающая картина. Чтобы принять какое-нибудь обдуманное решение, он стал просить перемирия на двадцать четыре часа. Герцог дал ему всего восемь, и Фридрих воспользовался этим сроком, чтобы ночью покинуть столицу вместе со своею супругой и своими военачальниками. Это бегство произошло с такой поспешностью, что князь Ангальтский забыл свои секретнейшие документы, а Фридрих — свою корону. «Теперь я знаю, кто я такой, — говорил этот несчастный государь тем, кто его успокаивал. — Есть добродетели, которым может научить нас только несчастье; только в превратностях судьбы мы, государи, узнаём, что мы собой представляем».
Прага ещё не была потеряна безвозвратно, когда Фридрих отказался от неё в своём малодушии. Летучий отряд Мансфельда ещё стоял в Пильзене и не участвовал в сражении. Бетлен Габор мог каждую минуту открыть военные действия и отвлечь войска императора к венгерской границе. Разбитые чехи могли оправиться; болезни, голод и суровая погода могли ослабить неприятеля, — но все эти надежды исчезли под влиянием непреодолимого страха. Фридрих боялся непостоянства чехов, которые легко могли поддаться соблазну — выдачей его особы купить у императора прощение.
Турн и другие, которым грозила такая же суровая кара, как и самому Фридриху, сочли столь же неблагоразумным ожидать в стенах Праги решения своей участи. Они отступили в Моравию, после чего искали спасения в Семиградье. Фридрих бежал в Бреславль, где он, однако, оставался лишь недолгое время; позднее он нашёл пристанище при дворе курфюрста Бранденбургского и, наконец, в Голландии.
Сражение под Прагой решило судьбу Чехии. Прага сдалась победителю на другой день; остальные города последовали примеру столицы; чешские чины принесли безоговорочную присягу; то же самое сделали силезцы и моравцы. Следствие обо всём совершившемся было наряжено императором лишь через три месяца. Многие из тех, кто сначала, охваченные ужасом, бежали, теперь, поверив этому мнимому снисхождению снова показались в столице. Но в один и
