области от нашествий турок и от внутренних восстаний. Опустошительные войны сменялись в этих странах недолгими перемириями, которые были не намного лучше войны. Весь этот край был опустошён, и измученные жители терпели одинаково и от своих врагов и от своих защитников. Реформация проникла и в эти места, и под защитой свободы, которою пользовались земские чины, под покровом смуты она здесь заметно развивалась. Теперь неосторожно задели и её, и в сочетании с религиозным фанатизмом дух политической крамолы стал ещё опаснее. Под предводительством смелого мятежника Бочкая семиградское и венгерское дворянство подымает знамя восстания. Венгерские мятежники намерены соединиться с недовольными протестантами Австрии, Моравии и Чехии и увлечь все эти страны в страшное общее восстание. Гибель Австрийского дома стала бы тогда неотвратимой, гибель папства в этих странах — неизбежной.
Давно уже эрцгерцоги австрийские, братья императора, взирали с молчаливым недовольством на упадок своей династии. Это последнее событие окончательно определило их решение. Эрцгерцог Матвей, второй сын Максимилиана, наместник Венгрии и вероятный наследник Рудольфа, взял на себя роль спасителя гибнущего дома Габсбургов. Соблазняемый обманчивой жаждой славы, этот принц ещё в юности, вопреки интересам своего дома, внял призыву нескольких нидерландских мятежников, призвавших его в своё отечество на защиту народных вольностей против его же родича, Филиппа II. В ответ на этот призыв […Матвей, ошибочно приняв голос одной из политических партий за голос всего нидерландского народа, появился в Нидерландах… — Эрцгерцог Матвей был приглашён в 1577 г. контрреволюционным дворянством Южных Нидерландов. Этот акт был связан с борьбой дворянства против развернувшегося на юге демократического движения.]. Но успех так же мало соответствовал желаниям брабантцев, как и его собственным ожиданиям, и он бесславно отказался от своего неразумного замысла. Тем почётнее было его новое появление на политической арене.
После того как многократные обращения Матвея к императору остались тщетными, он созвал эрцгерцогов, своих братьев и родичей, в [Пресбург — немецкое название чешского города Братислава.] держать совет, что предпринять ввиду возрастающей опасности для их дома. Братья единогласно вверили ему, как старшему, защиту их наследия, расточаемого скудоумным братом. Всю свою власть и все свои права отдали они в руки этого старшего, дав ему неограниченные полномочия распоряжаться всем по своему усмотрению во имя общего блага. Матвей тотчас вступил в переговоры с Портой и венгерскими мятежниками, и благодаря его ловкости удалось заключением мира с турками сохранить остатки Венгрии, а соглашением с мятежниками — права Австрии на потерянные земли. Но Рудольф, столь же дороживший своей верховной властью, сколь вяло её защищавший, замедляет утверждение мира, в котором видит преступное покушение на свои державные права. Он обвиняет эрцгерцога в соглашении с врагом и в предательских расчётах на венгерскую корону.
Деятельность Матвея была менее всего свободна от своекорыстных намерений, но поведение императора ускорило выполнение этих намерений. Убеждённый в преданности благодарных венгров, которым он даровал недавно мир, убеждённый своими уполномоченными в верности дворянства и опираясь в самой Австрии на значительное число приверженцев, он решается более широко огласить свои замыслы и с оружием в руках выступить против императора. Австрийские и моравские протестанты, уже готовые к восстанию и соблазняемые свободой совести, обещанной эрцгерцогом, прямо и открыто принимают его сторону, и давно задуманный союз их с мятежными венграми осуществляется. Сразу образуется страшный заговор против императора. Слишком поздно решается он исправить свою ошибку; напрасно силится он расстроить этот пагубный союз. Уже все взялись за оружие. Венгрия, Австрия и Моравия принесли присягу Матвею, который уже находится на пути в Чехию, чтобы здесь настигнуть императора в его замке и сразу перерезать жизненный нерв его могущества.
Королевство Чешское было для Австрии не более спокойным владением, чем Венгрия, с той только разницей, что в Венгрии в основе распри лежали причины более политического, а в Чехии — более религиозного свойства. [В Чехии за сто лет до Лютера загорелось впервые пламя религиозной войны… — Имеются в виду так называемые гуситские войны первой половины XV столетия, получившие своё название от имени Яна Гуса (1369 — 1415), вождя Реформации в Чехии и выдающегося деятеля национально-освободительного движения. Гуситские войны были одним из величайших антифеодальных движений, подготовивших европейскую Реформацию XVI в.], в Чехии спустя сто лет после Лютера вспыхнул пожар Тридцатилетней войны. Секта, созданная Иоганном Гусом, всё ещё жила с тех пор в Чехии, согласная с римской церковью в обрядах и вероучении, за исключением только вопроса о причастии, которое гуситы принимали под обоими видами; это право предоставлено было на Базельском соборе последователям Гуса особым договором (чешские компактаты), и хотя папы впоследствии не признавали его, гуситы продолжали всё-таки пользоваться им под охраной законов. Так как употребление чаши было единственным важным отличительным признаком этой секты, то […приверженцы её были известны под именем утраквистов… — Утраквисты, или чашники, — умеренное течение в движении гуситов. Название своё течение получило от лозунга о причащении мирян «под обоими видами» (и хлебом и вином из чаши). Социальный смысл этого лозунга, общий для всего гуситского движения, состоял в требовании уничтожения привилегированного положения духовенства. Чашники выражали интересы зажиточных горожан и части чешского дворянства, выступавших за национальную независимость, отчуждение земельных владений католической церкви, за независимую национальную церковь. Чашники вместе с тем выступали против антифеодальных революционных требований крестьянства, представителями которого были табориты (название происходит от города Табор). Табориты проповедовали идею имущественного и общественного равенства. Выступая совместно против сил феодальной реакции, табориты и чашники нанесли им ряд сокрушительных поражений. Однако в конце концов чашники, заключив компромисс с силами феодальной реакции, разгромили в 1434 г. армию таборитов.] (принимающих причастие под обоими видами), и они охотно носили это имя, напоминавшее им дорогое для них право. Но под этим именем скрывалась также гораздо более крайняя […секта чешских и моравских братьев… — основана религиозным писателем и философом Петром Хельчицким (1390 — 1460). После разгрома таборитов к секте «чешских братьев» примкнуло много сторонников этого движения. Проповедь имущественного и социального равенства сближала вероученио секты с принципами таборитов. Наряду с этим «чешские братья», однако, отвергали всякое насилие и требовали полного подчинения светским властям. В XV — XVI вв. секта развернула значительную просветительную деятельность.], которые расходились с господствующей церковью в гораздо более существенных пунктах и имели много общего с немецкими протестантами. У тех и других немецкие и швейцарские вероисповедные новшества быстро возымели успех, а название утраквистов, под которым они всё ещё умело скрывали свои изменённые догматы, спасало их от преследований.
Собственно говоря, с настоящими утраквистами у них не было ничего общего, кроме названия: по существу они были подлинными протестантами. В твёрдой надежде на поддержку своих могущественных единоверцев и на терпимость императора, они решились в правление Максимилиана открыто выступить со своими истинными воззрениями. По примеру немцев они изложили своё вероучение, в котором как лютеране, так и реформаты усматривали большое сходство со своими верованиями, и потребовали, чтобы это новое вероучение получило все привилегии прежней утраквистской церкви. Эта просьба встретила сопротивление со стороны их католических сограждан, и они вынуждены были удовлетвориться одним лишь устным обещанием императора.
Пока был жив Максимилиан, их вероучение пользовалось полной свободой и в новом своём виде; при его преемниках дело изменилось. Был издан императорский указ, которым отменялась свобода вероисповедания для так называемых чешских братьев. «Чешские братья» ни в чём не отличались от остальных утраквистов; стало быть, суровый эдикт должен был быть распространён на всех чешских единоверцев. Поэтому все выступили в ландтаге против императорского повеления, но не имели возможности бороться с ним. Император и католические чины опирались на компактаты и на чешское земское право, где, разумеется, не было никаких оговорок в пользу религии, за которую тогда ещё не высказался голос народа. Но как много изменилось с тех пор! То, что было тогда лишь незначительной сектой, стало теперь господствующей церковью; и, разумеется, желание держать новую религию под гнётом старых узаконений было не чем иным, как злостной придиркой. Чешские протестанты ссылались на устное обещание Максимилиана и на религиозную свободу немцев, ниже которых они ни в чём не хотели стоять. Всё было напрасно: они получили отказ.
Таково было положение в Чехии, когда Матвей, уже властелин Венгрии, Австрии и Моравии, появился у Колина, чтобы возмутить и чешских чинов против императора. Положение последнего стало до крайности критическим. Покинутый прочими своими наследственными провинциями, он возлагал последнюю надежду на чехов, которые, как можно было с уверенностью предвидеть, не преминули бы воспользоваться его трудным положением для удовлетворения своих давних требований. После многолетнего промежутка он вновь появился на сейме в Праге; для того чтобы показать народу, что он действительно ещё жив, пришлось настежь открыть ставни всех окон дворцовой галереи, по которой он шествовал: лучшее свидетельство того, как обстояли его дела. Случилось то, чего он опасался: чешские чины, почувствовав свою силу, ни на что не соглашались, пока им полностью не обеспечат их сословные привилегии и религиозную свободу. Напрасны были попытки увернуться путём старых уловок; судьба императора была в руках чинов, и он вынужден был подчиниться необходимости. Но они добились его согласия только на все прочие свои требования; религиозные дела он отложил до ближайшего сейма.
Теперь чехи взялись за оружие для защиты императора, и кровавая усобица должна была вспыхнуть между двумя братьями. Однако Рудольф, который ничего так не боялся, как этой рабской зависимости от своих чинов, поспешил, не дожидаясь войны, покончить миром с эрцгерцогом, своим братом. По акту формального отречения он отдал ему всё, чего всё равно не мог получить обратно, — Австрию и королевство Венгерское, — и признал его своим наследником на чешском престоле.
Выйдя столь дорогой ценой из величайших затруднений, император тотчас же запутался снова. Религиозные дела чехов были отложены до ближайшего сейма; этот сейм был созван в 1609 году. Они потребовали той же свободы совести, что и при прежнем императоре, собственной [Консистория — коллегиальный орган церковного управления.], передачи протестантам Пражской академии и разрешения […выбирать из своей среды дефензоров, или защитников свободы… — Имеется в виду свобода вероисповедания. «Грамота величества» давала право всем не католикам избирать из своей среды дефензоров (защитников), которые наблюдали за точным соблюдением свободы вероисповедания.]. Ответ оставался всё тот же, ибо католическая сторона сковывала решимость робкого императора. Сколько ни возобновляли чины свои требования, сопровождая их угрозами, Рудольф упорно держался своего прежнего решения — не давать ничего сверх установленного старыми договорами. Сейм разошёлся, не добившись ничего, и чины, возмущённые императором, решили самовольно устроить съезд в Праге, чтобы помочь себе собственными силами.
В Прагу их явилось великое множество. Совещания происходили вопреки запрету императора, чуть не на его глазах. Уступчивость,
