ответил на данные аргументы тем,
БОГОСЛОВИЕ ИОАННА ДУНСА СКОТА
что разделил науки на два типа: согласно ему, одни науки познаются из
принципов, очевидных для человеческого разума, а другие ~ из принципов
более высоких наук; такова, например, музыка, основанная на принципах
математики, и наше человеческое богословие, основанное на
принципах божественного богословия (т.е. знания о Боге самого Бога),
которые сообщены человеку в Откровении (S. tbeol, р. 1, q. 1, а. 2, in
сотр.). Таким образом, вывод св. Фомы однозначен: богословие есть наука,
хотя и иного типа, нежели, скажем, математика.
Ответ Дунса Скота на данный вопрос несколько отличается от решения
св. Фомы. Прежде всего, Дуне Скот начинает не с деления наук, но
с деления самого богословия (см наст, изд., часть I, IV). Так, «богословие
само по себе» (theologia in se) есть знание Бога о Самом Себе и всем
прочем, обусловленное познанием Божественной Сущности; «богословие
блаженных» (theologia beatorum) есть знание блаженных в раю о Боге и
о том, что Бог счел нужным им открыть; наконец, наше богословие (theologia
nostra) есть то знание о Боге, которое Он сообщил нам в Писании,
поэтому она есть знание «только того, что содержится в Писании, и того,
что может быть из этого выведено» (Ordinatio, prol., р.З, q. 1-3, п. 204).
Важно, что при этом богословие есть единое знание, обладающее единым
объектом — scientia de Dei sub ratione Deitatis, знание о Боге, рассмотренном
в аспекте Его сущности, т.е. Божественности (Rep. par., prol., q. 2, п.
17).
Ясно поэтому, что решение св. Фомы Аквинского, рассматривавшего
«наше богословие» как науку, отличную от «богословия блаженных» и
«божественного богословия» и приобретающую от них свои принципы,
оказывается ЛАЯ Дунса Скота неприемлемым. Исходя из того, что богословие
едино, а также из того, что принципы «нашего богословия» несамоочевидны
АЛЯ человеческого разума, Дуне Скот приходит к выводу о
том, что богословие не является наукой simpliciter, т.е. безусловно, но есть
наука secundum quid, т.е. в наука определенном смысле. Оно не является
наукой безусловно, потому что не отвечает третьему требованию, но зато
отвечает всем остальным требованиям, а поэтому все-таки может считаться
наукой.
В силу такою кардинального отличия, т.е. в связи с тем, что в основание
богословия заложены credtbilia, т.е. положения веры, а не самоочевидные
истины, а также в связи с тем, что объектом богословия является
нечто единичное (т.е. божественная сущность), а не нечто общее, как у
всех остальных наук, богословие имеет мало общего с прочими науками:
она не есть наука подчиненная или наука подчиняющая (см наст. изд.
И.В. ЛУПАНДИН, А.В. АППОЛОНОВ
часть I, V, 1), она обретается не в результате исследования, но дана в
Откровении, ее истины не могут быть доказаны ни одной из иных,
«человеческих» наук и ТА
Вторым важнейшим вопросом, касавшимся статуса богословия как
науки, был вопрос о том, какого рода наука есть богословие — теоретическая
или практическая. Греко-арабская традиция, берущая начало от
Аристотеля и расценивающая созерцательную жизнь (pioc, 9есорт|Т1КСх;)
как последнюю цель человека, а разум ~ как высшую способность души,
преломленная в учениях христианских аристотеликов XIII столетия,
среди которых были не только ортодоксальные католики, такие, как св.
Альберт Великий и св. Фома Аквинский, но и представители латинского
аверроизма, выводила средневековых «интеллектуалистов», в т.ч. и томистов,
к признанию богословия в большей степени теоретической наукой,
тем более, что едва ли не с момента возникновения философии науки
практические считались более низкими и менее «благородными», чем
науки теоретические.
Напротив, августинианское направление в христианской мысли, оплотом
которой с XIII в. стал Францисканский орден с его традицией деятельной
любви, не было склонно однозначно расценивать богословие как
науку теоретическую. Вместе с традиционно повышенным интересом
францисканских богословов к воле и практической деятельности человека
такая позиция приводила к признанию богословия скорее практической
наукой, нежели теоретической. Однако первым, кто безоговорочно
признал богословие практическим знанием, был Иоанн Дуне Скот.
Обосновывая свою позицию, Дуне Скот начинает с разъяснения
самого понятия «практика»: «Итак, говорю во-первых, что практика, на
которую распространяется практическое познание, есть акт иной,
нежели разум, способности, по природе следующий за разумением и по
природе предназначенный совершаться в соответствии с правильным
разумением для того, чтобы быть правильным» (Ordinatio, prol., р.З, q. l3,
п. 228).
Таким образом, практика находится в сфере деятельности воли,
причем свободной воли, индетерминированной активностью разума,
хотя и действующей (если действующей) в соответствии с разумением. В
последнем пункте существует серьезное расхождение между представителями
средневекового «волюнтаризма» и «интеллектуализма»: если первые,
и Дуне Скот в их числе, предполагают, что акт воли не с необходимостью
следует за «правильным» актом разума (т.е. далеко не всегда
человек, зная, как он должен поступить, и зная, что это будет правиль
БОГОСЛОВИЕ ИОАННА ДУНСА СКОТА
ный поступок, поступает именно так), то вторые придерживаются прямо
противоположной точки зрения, а очевидные факты, когда за правильным
разумением не следует правильное действие воли, относят на
счет того, что разумение было недостаточно ясным и недостаточно «правильным».
Исходя из вышеприведенного понятия практики, Дуне Скот дает
определение практическому знанию: практическим называется то знание,
которое являет собою норму и правило для жизни (Ordinatio, prol.,
p. 3, q. 1-3, п. 266). Практической же наукой является та, которая сообразно
собственному объекту устанавливает указанные правила и нормы.
Таким образом, богословие может быть только практической наукой, поскольку
ее исходные принципы и начала (т.е. все богословские истины,
или credibilia, даже самые высокие и труднодоступные человеческому
разуму, такие как догмат о Троице) суть истины практические, поскольку
они являются правилами и нормами, сообразно которым должна
быть устроена человеческая жизнь. Кроме того, Бог, который является
объектом богословия, открыл нам Себя АЛЯ ТОГО, чтобы человек
любил и стремился к Нему как к своей последней цели, и эта любовь и
это стремление «поистине есть практическое действие, причем не следующее
за знанием естественным образом, но свободное» (Ordinatio, prol.,
р.З, q. 1-3, п. 298).
Эта позиция Дунса Скота в вопросе о характере богословского знания
отличалась от позиций представителей «интеллектуалистского» лагеря,
хотя и не столь радикально, как иногда пытаются представить. Так,
например, св. Фома Аквинский признавал, что богословие носит характер
как теоретический, так и практический (S. theol, p. I, q. 1, а. 4, in сотр.),
хотя и считал, что оно есть «наука скорее теоретическая, нежели практическая,
поскольку занята более божественным, нежели человеческими
действиями» (ibid). Немаловажно, кроме того, что и среди «интеллектуалистов»
не было единой позиции по поводу статуса богословия. Так,
Дуне Скот вполне мог бы согласиться со св. Фомой в отношении того,
что теоретический элемент в той или иной степени присущ богословию,
а вот позицию Годфрида из Фонтэна, предполагавшего, что существует
как бы два богословия, теоретическое и практическое, он подвергает
жесткой критике.
Краткую и исчерпывающую характеристику представлений Дунса
Скота о практическом характере богословия представил генерал Францисканского
ордена К. Косер в окружном послании, посвященном семисотлетию
со дня рождения Шотландца (Septimo expleto saecido, II). «Бою
И.В. ЛУПАНДИН, А.В. АППОЛОНОВ
словие, — пишет он, — существует только ААЯ ТОГО, чтобы направлять
человека к последней цели и наставлять его в способах достижения оной.
И таковая мыслительная деятельность действительно включает умозрение,
даже глубочайшее и утонченнейшее, но всегда остается «практической»
постольку, поскольку являет или определяет либо объект, с которым
должна сообразовываться воля, чтобы быть правильной, либо правила,
которым должно подчиняться действие, чтобы быть полезным Короче
говоря, Дуне Скот не противопоставляет спекулятивное и практическое
богословие, более того, полагает это противопоставление искусственным,
поскольку таковое «теоретическое» богословие вовсе не существует».
2. СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННАЯ ЦЕЛЬ ЧЕЛОВЕКА
Целью жизни каждого человека является счастье, причем не какое-то
абстрактное счастье, beatitudo in universally но совершенно определенное,
конкретное счастье, beatitudo in partkularl «Ясно, — пишет Дуне Скот, —
что воля с необходимостью, и непрерывно, и в высшей степени желает
блаженства, и причем в частном» (наст. изд. часть V, VIII, 2). Однако, на
вопрос, каково это счастье, разные люди ответят по-разному. Для одних
счастье — телесные удовольствия, ААЯ. других — занятие любимым делом,
мя третьих — создание хорошей семьи и ТА. Кроме того, счастье — то,
достигнув чего человек находит успокоение и более не стремится ни к
чему; однако мы по собственному опыту знаем, что человек не долго бывает
(если вообще бывает), счастлив в чем-то конечном Но именно это
отсутствие единого представления о счастье, а также быстротечность и
аморфность земных радостей и слркит для Дунса Скота основанием для
утверждения, что ничто конечное и изменчивое не может дать человеку
прочного и подлинного счастья. В самом деле, или следует сделать вывод,
что нет никакой единой цели, единого счастья, к которому стремятся все
люди, или следует предположить что эта наивысшая, последняя цель
человека, которая одна только и приносит подлинное блаженство, имеет
сверхъестественный характер.
Однако познание этой сверхъестественной цели, равно как и познание
своего предназначения, человек не может обрести естественным путем
Именно поэтому Бог открыл нам Себя в Священном Писании, и
именно через Писание, объяснением и толкованием которого занимается
богословие, человек может обрести спасительное знание о том,
что является его высшей и последней целью, достигнув которой, он обре
БОГОСЛОВИЕ ИОАННА ДУНСА СКОТА
тет подлинное счастье, а также о том, как он может обрести это счастье.
В отношении того, что есть такая цель и в чем заключается счастье человека,
Дуне Скот единодушен со всеми христианскими богословами:
последняя цель человека — сам Бог, и именно в Нем, в Его созерцании
(блаженном видении — visio beata) блаженными душами на Небесах,
состоит подлинное счастье человека. Однако такое созерцание Дуне Скот
не считает чисто пассивным интеллектуальным созерцанием; более того,
как единственным путем к Богу является действенная любовь к Нему,
так же без любви невозможно и блаженное видение. Поэтому можно
сказать, что счастье и сверхъестественная цель человека состоит в созерцании
Бога и в любви к созерцаемому Богу; и именно к этой цели и к
такому счастью должен стремиться человек в своей земной жизни, следуя
нормам христианской жизни, переданным в Писании и разъясняемым
богословием, любя Бога и Его творения ради Него Самого.
3. ХРИСТОЦЕНТРИЗМ БОГОСЛОВИЯ ИОАННА ДУНСА СКОТА.
ЕГО ПОЗИЦИЯ В ВОПРОСЕ О ПРИЧИНЕ БОГОВОПЛОЩЕНИЯ
Поскольку Бог есть Любовь, то все, что Он творит, Он творит из
любви к творению. Не испытывая Сам по Себе недостатка ни в чем, Бог
тем не менее, свободно и не по необходимости природы, но исключительно
из своей щедрости, возжелал сотворить
