даже
Шлепки ладонью и удар ребром.
А игры в мяч? Как только соберутся,
Кидают, и давай считать броски…
Пока не доиграют, не нажрутся
Сойдешь с ума от шума и тоски…
Плюс перебранка, плюс поимка вора,
Прыжки в бассейн, и крики «просто так»…
Но, знаешь, кто мой самый лютый ворог?
Кто волосы выщипывать мастак…
Пронзительно крича, зовет клиентов,
И умолкает, лишь, когда визжа
Они орут (нет пауз, ни момента),
Как будто их сажают на ежа.
Торговцы колбасой и пирожками
Выкликивают — каждый свой товар…
Ты скажешь: Я — железный, я — как камень,
Раз не хватил меня пока удар…
Клянусь, мне этот гомон — не помеха,
Он — как ручей, что может век плескать,
Хоть слышал я про племя, что (без смеха)
Все бросило, покинув перекат.
Но голос, а не шум нам лезет в душу,
А шум, лишь ударяет по ушам.
И непрерывный шум мне легче слушать,
Чем ритм команд натруженным гребцам.
Пусть за дверьми шумит все и грохочет,
В ком дух спокоен, выдержит и крах.
Напротив: даже темной тихой ночью
Бушуют вожделение и страх.
Ведь ночь не устраняет все тревоги,
И в сновиденьях к нам идут они…
Поверь, что я знавал довольно многих,
Чьи ночи — беспокойнее, чем дни.
Иной лежит один в просторном доме,
Закрыто все. Чего ж еще?- спрошу…
Но сон к нему нейдет, нет даже дремы,
Когда в душе его тревожит шум.
Бездельнику, в покое — нет покоя…
Проснуться нужно, взяться за дела,
Искусствами заняться… Что такое?
Труждающимся Бог покой послал.
Солдаты усмиряются в походах,
Кто занят — не доступен озорству.
И мы порой от дела в тень уходим,
Не слушая тщеславия молву.
Порой, при этом крепнет честолюбье,
Увядшее от неудачи дел.
(Кого, как не себя мы страстно любим,
Жалея, что — в себе любви предел…)
Публично — за исход спокоен я.
Недуги духа тем ещё опасней,
Что прячутся под пологом вранья.
«Кто не боялся стрел, врагов и копий,
Теперь боится шума ветерка,
Боится за судьбу отрытых копей,
Дрожит во сне зажатая рука.»
Вергилий.
Посмотри на тех счастливцев,
С огромною поклажей на себе:
Увидишь их напуганные лица,
Что ожидают в будущности бед.
«Не лучше ли пожить вдали от шума?»
Ты прав, к чему мне слушать шум дворов?
Улисс провел сирен довольно умно.
Я только закалялся.
Будь здоров.
Письмо LVII (О тоннеле)
Луцилия приветствует Сенека!
Я вынес все, что терпит лишь атлет:
Сперва в пути прошел сквозь грязи реки,
Затем — сквозь пыль тоннеля, как сквозь склеп.
Нет ничего длинней, чем тот застенок
Среди горы (обвалится — и крах…).
Клубится пыль с дороги и со стенок,
И факелы — темней, чем самый мрак.
Я был тоннеля гнусностью подавлен…
Ты знаешь: я не очень терпелив,
Далек до совершенных и подавно,
Но здесь, душа любого заболит.
Но, стоило увидеть проблеск света,
Душа моя воспрянула сама.
Я начал рассуждать: чем хуже этот
Тоннель, чем наши старые дома?
Нет разницы, что упадет на груди
Людей, чья жизнь в мгновение уйдет…
Как слеп наш страх: он видит лишь орудья
Убийства, хоть важней его исход.
Ты думаешь, что я, как всякий стоик,
Не верю в сохранение души,
Раздавленной под тяжестью? Не стоит
Нам, в заблужденьях путаясь, спешить…
Как задушить нельзя открытый пламень,
Как воздух не пронзает острие,
Так для души обвалы — не экзамен,
Она найдет прибежище свое.
Душа бессмертна иль она — как свечка,
Задутая дыханием ветров?
Что смерти неподвластно, то и вечно
Душа не погибает.
Будь здоров.
— — —
Письмо LVIII (О родах и видах)
Луцилия приветствует Сенека!
Поговорим про скудость языка
И о предметах, что в библиотеке
Ты не найдешь уже… или, пока.
Возьмем, к примеру, гнусных насекомых,
Что по лесам преследуют наш скот:
«Оистрос» или «овод» нам знакомо?
В Вергилии то слово кто найдет?
Опять Вергилий — «спор решить железом»,
Известно было с очень давних пор…
Простое слово стало бесполезным,
Мы говорим, что «разрешаем спор».
В моих цитатах нет благоговенья,
Не мыслю и ученость изливать.
Слог Акция и Энния — в забвеньи,
И «Энеиду» стали забывать.
Ты спросишь: Для чего нам предисловье?
Куда влечет суждение мое?
Хочу, чтоб ты, возможно благосклонно,
Ручаюсь вечной славой Цицерона…
Новее?- Поручится Фабиан…
Оно — в основе всякого закона
Природы, дар разумного в нем дан.
Есть слово, не звучащее в латыни:
«То он». Простое слово, только слог.
Глаголом заменяем его ныне,
«Синоним» «то, что есть» — по смыслу плох…
Платон все различал в шести значеньях,
Я перечислю… Прежде поясню:
Есть — род, есть — вид, и в умозаключеньях
К первоначалу мысли погоню.
И род, и вид — единой нитью свиты.
Что человек? Известно — это вид.
И лошадь, и собака — тоже виды…
А общий род? — В «животном» он развит.
В растениях заключена душа:
То, что «живет, а после умирает»
«Одушевленность» — это свойство тела,
В животных и растеньях это есть.
А камни? Здесь любой заключит смело:
В них нет души, как глубоко ни лезть.
Но, что есть выше, чем душа и тело?
И что объединяет их вдвоем?
Я обозначил (что еще мог сделать?)
Все это «нечто» словом «бытие».
В нем заключен древнейший и первейший,
Все остальное: люди или вещи,
Не избегают видовых следов.
Все расы и народы — только «виды»,
И Цицерон, Лукреций — тоже «вид»
(Пусть лаврами последние увиты,
И, как бы ни был кто-то сановит).
Теперь начнем деленье от начала:
Есть бытие — без тела или с ним,
Нет третьего. Представь, что б означало:
«Почти что бестелесный аноним»?
Делю тела: с душою и без оной…
Те, что с душой — с корнями или без…
Живут растенья по своим законам,
Хотя нам кажется, что видим лес.
Животных видов на Земле несметно…
Ты спросишь: как их можно поделить?
Я различаю — смертных и бессмертных,
А далее?- К чему нам воду лить?
У стоиков род высший — это «нечто»,
Включая то, чего в природе нет
Гигантов и кентавров нет, конечно,
Есть только образ, духа слабый след.
Вернемся же к наследию Платона…
В нем высшее — «понятие вообще»:
«Животного» никто не слышал стонов,
Лишь виды оставляют чувствам щель.
Второе — что возвышено над прочим:
«Поэт» — не просто знающий размер…
И греки, что мозги всем не морочить,
Считали, что «Поэт» один — Гомер.
Есть третий род — все то, что существует,
Но в зрения пределах не дано
(Идеи, как Платон их именует),
Есть эталон для подражанья, но…
Я поясню, добавив толкованье:
Представь, что я писал бы твой портрет,
Я б выразил лица очарованье
(идею), сохранив на сотни лет.
Четвертое здесь — elsoe…это — тонкость
(Вини Платона, мне укора нет…)
Пример искусства ясен и ребенку:
Модель — идея, elsoe — сам портрет.
Род пятый очень прост для разрешенья:
Предметы и животные — всё в нём.
Шестой — включает вещи-отношенья:
Пространство, время, в коих мы живём.
Все, что мы видим или осязаем,
Платон не относил к числу вещей:
Все это прибывает, убывает…
И нет здесь неизменного вообще.
«Мы входим, но войти не можем дважды
В один и тот же водяной поток.»
И смерть приходит к каждому однажды,
Как наш последний жизненный итог.
Ты спросишь: Что за польза в этих классах?
И, вдруг увидел в нем… крыло Пегаса…
Без отдыха творить нам не дано.
Хочу я обратить любое знанье
На пользу. Что мне может дать Платон?
В его «идеях» — повод для признанья:
Я вижу в окружающем «ничто».
Все существует лишь в воображеньи,
Непрочное, как сказанный нам слог…
Дорога духа — в истинном движеньи
К бессмертному, как заповедал Бог.
Ничто не вечно, вечен лишь Властитель.
Кто не поймет — у бренного в силках.
Поэтому — хотите, не хотите ль:
Материя живет в Его руках.
И наше провидение, быть может,
Немного удлинит для тела срок,
Для тех, кто смог бы (труд довольно сложен),
Обуздувать и подчинять порок.
Платон, что был рожден «широкоплечим»,
Во всем старался мерой дорожить:
Воздержностью своею, больше нечем,
Смог до глубокой старости дожить.
Он умер в тот же день, когда родился,
Проживши девять раз по девять лет.
Жрецов персидских жертвой наградился,
Увидевших в нем жребий — выше нет.
Коль старость превращается в кручину,
Ее закончить — путь весьма простой…
Лишь пьяница осушит дно кувшина,
С вином вливая горечи отстой.
Но, если тело не выносит службы,
Не лучше ль дать свободу для души?
И, сделать это чуть пораньше нужно,
Хотя, конечно, незачем спешить.
Прошу меня не слушать против воли,
Но, на досуге, взвесь мои слова:
Его покинуть дух обрел права.
Не побегу я к смерти от болезни,
Что лечится, не трогая души…
Но, постоянство боли бесполезно
Терпеть…Уж лучше — с жизнью сокрушить.
Письмо закончу, как и жизнь, поверьте:
Скажу друзьям: Будь мудр и будь здоров!
Прочтешь охотней, чем слова о смерти?
Скажу при жизни то же:
Будь здоров.
Письмо LIX (О радости и лести)
Луцилия приветствует Сенека!
С веселием души прочел письмо:
Я не нашел в нем ни одной прорехи
Лишь обаянье мудрости самой,
В нем вера только в собственные блага
И силы, в нем — приподнятость души…
Не щедр на слово, словно старый скряга,
Но смысл, быстрее слова в нем спешит.
В быту, кому-то, должности награда,
Кому-то — свадьба, стая голубей,
Рожденье сына…Разве в этом радость?
Нередко, в том — рождение скорбей…
У радости есть непременный признак:
Ее не превратить в источник бед.
Не путай с наслажденьем — это призрак
Минуты счастья, что подарит бес.
Бывает, что невежды, лицемеры
Счастливы по причинам верных благ,
Но блага их — ни в чем не знают меры,
Когда их дух и трепетен, и наг.
В твоем письме все сжато, все по делу,
Нет лишнего, напыщенного нет.
Нет перезвона слов, есть их пределы,
В нем есть иносказания поэта,
В нем есть метафор яркие слова.
Пусть критики ругают нас за это
Я древних мудрецов готов призвать.
Слова нужны не ради украшений,
Как может их использовать
