в иных душа живет убого,
Им нужен хлеб, вино и серебро.
Платон и Аристотель слишком много,
Иль слишком мало дали нам причин…
И время, и пространство, если строго,
Нужны нам, чтоб творенья получить.
Но мы-то ищем ОБЩУЮ причину,
Простую, как материя проста…
Она ясна — в ней Господа личина,
Во всем, от человека до хлыста.
Что есть Господь? — Изволь, отвечу сразу
(Пускай ханжи представят дураком):
Он — Всеблагой и Деятельный Разум,
Что не вместим в собрание икон.
Ты говоришь: Причина — это форма,
Намеренье, подобья образец?
В том — нет причин, лишь — инструмента норма,
Как кисть, перо, напильник и резец.
Как ты рассудишь непростую тяжбу?
Иль дело нам доследовать вернешь?
Иль скажешь: Я не вижу в этом важность.
Что до вселенной?- Был бы сам хорош…
Зря времени, поверь, я не теряю:
Кто не мельчит, в идеях крепит дух,
А он, из оболочки воспаряя,
Провидит всей природы дивный круг.
Художник, утомив глаза работой,
Выходит поглядеть на вольный свет.
А мудрый, телом скованный, охотно
Кто Ты, Создатель?!- Тихо, нет ответа…
Как избежал Ты хаоса погонь?
Откуда у природы столько света?!
Огонь ли? Или ярче, чем огонь?!
Кто не способен причаститься к небу,
Живет не поднимая головы…
Куда иду? Туда, где прежде не был?
Что душу ждет? Как мне узнать?- Увы…
Зачем рожден? Чтоб быть рабом у тела?
Оно — лишь цепь, чем скована душа.
Ударам — тело подставляю смело,
Чтоб защищенный дух сумел дышать.
Союзники… но все права — за духом,
И тело не принудит душу к злу.
Покуда они связаны друг с другом,
Но, захочу — союз их разрублю.
Все создано материей и Богом,
Материя лишь следует за Ним.
Он добр, и в Нем защита от пороков,
Кто претерпел — тот счастлив Им одним.
Будь худшее — для Лучшего слугой!
Пока душа от тела не взлетела,
Будь — так! И не ищу я путь другой.
Что смерть?- Конец? Иль душ переселенье?
Я не страшусь любого представленья:
Душе не будет тесно.
Будь здоров.
—
Письмо LXVI (О родах благого)
Луцилия приветствует Сенека!
Мне встретился Кларан, соученик
Он, хоть и стар, душою — очень крепок,
Хоть хрупок телом, духом не поник.
Наверное, природе захотелось,
Заветы нашей логики поправ,
Явить, что, даже в самом бренном теле,
Способен обитать блаженный нрав.
Для доблести прикрасы не нужны.
Прекрасен воин, в бой идущий смело,
Хоть внешне он — страшнее сатаны.
Мы рассуждали о родах благого…
Равны ль они? Есть высшее из благ?
В мирских делах должны искать какого?
Во-первых — процветание отчизны,
Здоровье, радость, мир на всей земле.
Второе — в проявленьях трудной жизни:
Как вытерпеть и пытки, и болезнь…
Последнее — пристойная походка,
Спокойное, открытое лицо,
Осанка, ясность взгляда, дом и лодка,
Приличная еда, в конце концов.
Первичен дух, что смысл найти стремится
Не в мненьях, а — в явленьях ищет суть.
Он хочет знать: В природе что творится?
Он в истине находит высший суд,
И, раскрываясь в пестроте поступков,
Все делает похожим на себя:
Дар дружбы, и дома, и их приступки,
Всему внимая, всех вокруг любя.
Что можно к совершенному добавить?
Кто в честности своей излишне прост?
(Нельзя быть честным и «слегка лукавить»…)
Несовершенства признак — бурный рост.
Не отделить достойное стремлений
От действия, достойного похвал,
И добродетель многих поколений
Одна и та же, как бы ни назвал.
Мы в стаде добродетель видим сразу:
В коровах — вымя, больше ничего.
А в человеке добродетель — разум,
Прямой от Бога, давшего его.
А, если разум — благо нам от Бога,
Не существует неразумных благ.
Величье духа неизменно, строго
В нем воля, крепко сжатая в кулак:
Как выглядит? — То — воля обстоятельств,
Но, всюду добродетели равны:
На приступ стен идущий неприятель
И павшие защитники стены.
«Между победой или пораженьем
Нет разницы?!»- Поверь мне: Никакой!
Не всяко пораженье — униженье,
Не все победы — с Божеской рукой.
Все честное — в спокойном поведенье,
По доброй воле, искренне, без зла.
Все честное не терпит принужденья,
Иначе — честность выжить не смогла б.
Меж радостью и болью есть различье:
При выборе, я к радости стремлюсь.
В естественности — радости величье,
Но, испытанье духа — тоже плюс.
Поставь перед собой душою равных:
Один — богат, другой — почти что наг.
Они — равны пред Богом! Скажешь: Странно…
Богатство — случай… тем, кто не дурак.
Не внешность составляет людям славу,
Хоть доставляет массу беспокойств.
Не важно в друге: лыс он, иль кудрявый,
Не благо это, а — случайность свойств.
Никто в семье не делает различья
По росту, нам не важен мышц объем…
И в родине, мы ценим — не величье,
А то, что… нежно Родиной зовем.
Все истинные блага — равновесны,
Имея одинаковый размер.
А в мнимых — пустота. Пример известный:
Подложность гирь, как мерзость всяких мер.
Что разум подтверждает — прочно, вечно,
И укрепляет душу навсегда.
Что без ума, как глас толпы беспечной,
Всегда страшится умного суда.
Добро и зло не в чувстве обитают,
Не знающем полезность перемен.
В их битвах победителей считает
Лишь разум, в судьи избранный взамен:
Способен он, пустое отметая,
Судить о благе только по душе,
Что с прошлым нашу будущность сплетая,
Ведет пороки к точному туше.
Из высших благ — отчизна, семьи, дети…
Вторые — проявляются в беде:
Терпение в болезни, пытках… эти
Блага нас заставляют поседеть.
Есть третьи — это скромная походка,
Умение пристойно встать и сесть…
Но, в первых двух, коль коротко, то вот как:
Гореть в огне — с природой несогласно,
Но благо в том не следует винить:
В согласии с природой, это ясно
Нам неустанной душу сохранить.
Что разум? — Подражание природе.
Что благо? — По природе поступать,
Пускай болезни, пытки нас находят,
От разума не должно отступать.
Один угас за ужином, другому
Совокупленье жизнь оборвало,
Иной — во сне, легко впадая в кому…
Ты скажешь, что кому-то повезло?!
Один живет — в сражениях неистов,
Другой — под наслаждений сладкий дым…
Бывает гладкий путь и путь тернистый
Что добродетель признает своим?
Как чистота безоблачного неба
Не может быть ни ярче, ни темней
Покой в душе достичь хотелось мне бы,
Без болей в теле. Нет двух благ ценней!
Блага равны…Но, если глянуть строго,
Я выше оценил бы, что больней.
Суметь умерить радости — неплохо,
Но, с тяготами — справиться трудней.
Из храбрецов, мне Муций всех дороже,
Простерший руку над чужим огнем,
И, алой кровью на сгоревшей коже…
Величье духа высветилось в нем.
Порсенна, любовавшийся спокойно,
Не выдержал: Убрать огонь скорей!
Так Муций, показав пример достойный,
Мгновенно прекратил войну царей.
Хвала тому, кто счел себе во благо
Пролить перед врагами свою кровь!
Такой поступок не забудут за год…
Прославиться желаешь?
Будь здоров.
—
Письмо LXVII (О мужестве)
Луцилия приветствует Сенека!
Начну с погоды — странная весна,
И лето не прогреет наши реки,
И я все мерзну — старость холодна.
Читаю книги, а письмо приходит
Мне кажется, беседую с тобой,
И вместе слово точное находим,
И мысли потекли за ним гурьбой…
Ты спрашиваешь: Всякое ли благо
Желательно?- Величье на костре?
Я пытку отодвинуть рад, хоть на год…
Молю о том, чтоб духом не сгореть…
Иные рады только чистым благам:
Спокойствию в кругу любимых книг,
Не зная ни болезней, и ни тягот…
Да, кто б к такому благу не приник?
Но, добродетель может быть суровой,
И мужества потребовать от нас…
Знай: оселок для мужества — не слово,
А лишь поступок в испытанья час.
«Но, кто желал когда-нибудь такого?»
Напомню: был Катон, и был Сократ…
И, если б предложить им выбор снова,
Путь мужества любой проделать рад.
Кто мужественно пытки переносит,
Тому все добродетели — как щит:
Терпенье снисхождения не просит,
И разум на костре не затрещит.
Быть мужественным, значит — быть великим,
Быть честным, отвергаюшим уют…
Бывают блага и со скорбным ликом
За них благоговеньем воздают.
Марк Регул сам вернулся в плен, дав слово,
Не стал просить о мире Рим родной.
Он был подвергнут страшным пыткам снова,
И умер под враждебною стеной.
Спокойную судьбу звал «мертвым морем»
Деметрий, испытавший крепкий дух.
Кто не горел, не зная повод к горя,
Считай, что раньше времени потух.
Гори костер! У блага есть величье
Я сам в него подкину жарких дров,
Их треск, моей душе — победным кличем!
Горю — непобежденным!
Будь здоров.
— — —
Письмо LXVIII (О праздности)
Луцилия приветствует Сенека!
Согласен я с решением твоим:
Уйди от дел, прикрой спокойно веки.
Скрывай безделье — что кичиться им?
Для мудреца весь мир открыт для службы,
Ни Божьему, ни бренному не чужды,
Философы о вечном говорят.
Не похваляйся радостным досугом,
Скажи: не «философия» — «болезнь»,
Не окружай себя секретным кругом,
Пусть думают: тобой владеет лень.
Нас явное нисколько не тревожит,
Ломятся только в запертую дверь.
Скрываясь, ты преследованья множишь,
И вызываешь множество потерь.
Уйдя от дел, беседуй сам с собою…
со злостью, так, как люди — о тебе.
Займись — с душевной слабостью борьбою,
И преуспей в безжалостной борьбе.
Изъяны тела видит, знает каждый:
Один — желудок рвотой исцелит,
При болях ног — не пьют вина, хоть жаждут,
Диетами изводят целлюлит.
Когда бы я имел больные вены,
Носильщиков прислал бы ты за мной…
Но язва, что лечу я, сокровенна:
В душе моей надрыв и давит гной.
Не жажду восхваленья неземного:
«Муж славный! Все презрел и осудил!»
Я осудил себя лишь… и больного,
А не врача, в себе я находил…
Хочу, чтоб ты подумал, расставаясь:
«Я в нем ошибся, приняв за того,
Кто учит жизни… А ушел, зевая:
Лишь праздность я заметил у него.»
Прими, Луцилий, изреченье: «Праздность
Прекрасней дел, оставленных тобой.»
Мирская власть — для многих труд напрасный,
Нечистый, ненавистный всей толпой.
Пусть превзойдут меня богатством, саном,
Хвалой толпы, что жаждет угодить…
Но, им — недолга бренная осанна,
А я — хочу фортуну победить!
Эх, если бы
