с рожденья благо мерить,
Пред смертью не пришлось бы нам пенять…
Хоть опыту не медли в том поверить,
Что разумом давно пора понять.
Мой возраст тем хорош, что все пороки,
Отбушевав, не трогают меня.
Кто поздно начал, тот успеет к сроку,
Пришпорив благодатного коня.
Пусть молодежь, сочтя себя умнее,
Мне говорит: Все в мудрости старо.
Попозже говорить готов я нею…
Пусть раньше повзрослеет.
Будь здоров.
—
Письмо LXIX (О стойкости духа)
Луцилия приветствует Сенека!
Нас в странствия зовет нестойкий дух.
Пока не остановишь тело в беге,
Ни счастье, ни блаженство не придут.
Здоровье — только в длительном леченье,
Жизнь прежнюю — в покое забывать.
Лишь двинешься, проснутся увлеченья,
И вожделенья станут волновать.
Влюбленным, чтоб избавиться от страсти,
Любимых тело нужно забывать.
Так, от всего, что прежде было счастьем,
И взор, и слух пытайся отрывать.
Страсть жадности рождает жажду денег.
Любая страсть в душе родит мятеж:
Кто похотлив — наградой наслаждений,
Честолюбивый — ищет свой кортеж.
Пороки соблазняют нас наградой,
А благо — безвозмездно входит в дом.
«В ярмо запрячь пороки?… В чем же радость?»
Лишь в совершенстве, данном нам трудом.
Готовься к смерти. Раньше умирая,
Никто не умирает не в свой срок.
«Чужую» смерть никто не выбирает,
Оставишь — лишь чужое.
Будь здоров.
—=
Письмо LXX (О самоубийстве)
Луцилия приветствует Сенека!
Вчера лишь юность вышла из сердец,
Но, скрылись «и селения, и бреги»
И, завиднелся общий всем конец.
Для нас он представляется утесом,
Но, это — пристань, что зовет: Спеши!
Кто быстро плыл, тех в молодости вносит
В приют последний тела и души.
Хоть медли, хоть спеши — конец все тот же,
Но, благом в жизни стоит дорожить.
Так, мудрый проживет — не сколько должен,
А, лишь пока достойно может жить.
Он думает: Как жить? Неважно, сколько…
Всегда готов подняться и уйти,
Покинув надоедливую польку
Фортуны обезумевшей мотив.
Из жизни в смерть фортуна дверь открыла:
Чем дурно жить, ты в силах кончить век.
А, в Телесфоре слабость говорила:
«Надеждой жив и зверь, и человек.»
За жизнь плачу, но не любой ценою:
Я слабостью не смею заплатить.
Чем жить с фортуной, властной надо мною,
Я убегу по смертному пути.
Но, глупо умирать от страха смерти.
В темнице тридцать дней провел Сократ
Не потому, что жизнь шептала: Верьте!
Беседуя с друзьями, он был рад.
Жизнь не всегда тем лучше, чем длиннее,
А в смерти все, как раз, наоборот:
Куда зовет, туда иди за нею
На меч, в петлю, открой для яда рот.
Ты встретишь мудрецов, что утверждают:
«Насилие над жизнью не твори!»
Кто путь к свободе людям преграждает,
Жизнь нас не держит, зло живет в пороке.
Доволен? — Сколько хочешь продолжай!
Несчастен? — Вспоминай мои уроки,
Презрел богатство — только прибывает…
Презрел утраты — все друзья с тобой…
Лишь смерти неизбежность признавая,
Достойно выходи в последний бой.
Один германец, перед боем в цирке,
Решившись выбрать лучшее из двух,
Засунул в глотку… губку для подтирки,
И тут же отпустил на волю дух…
Пусть скажут: Смерть в дерьме — удел уродин…
Но, не об этом нужно толковать!
Самоубийство, верь мне, благородней,
Чем страшная наука — убивать!
Красть, чтобы жить — постыдно, это ясно.
Но, если жизнь постыдна — лучше в гроб.
Украсть, чтоб умереть, поверь, прекрасно!
Здесь — не стесняйся кражи.
Будь здоров.
—
Письмо LXXI (О честности)
Луцилия приветствует Сенека!
Ты через море просишь мой совет,
Но жизнь — быстрее писем на телеге,
Бежит и обгоняет солнца свет.
Я дам совет не на день, и не на год,
Ему ты сможешь следовать всю жизнь:
Смотри во всем на истинное благо,
Наметив цель, ее одной держись.
В том главный грех: все видят только части,
А целиком не видит жизнь никто.
Стрелок пустил стрелу… но как попасть ей,
Без цели — у картин не видно света,
Поэт марает кипами листы,
И морякам по-путного нет ветра…
Так, где же цель?,- мне восклицаешь ты…
Я буду краток, всем давно известно,
В чем скрыта добродетели черта:
И цель, и благо — только в том, что Честно,
Будь честным до конца, не только к другу,
Но и к врагу, пощады не ища!
Тогда не одолеть тебя недугам,
А в пытках, ты спокойней палача.
Кто честен, будь хоть голоден и наг он,
За серебро Пророка не продаст:
Все бедствия по праву станут благом,
Коль честность добродетель им придаст.
Пусть ропщут: С нашей жизнью — несовместно…
Кто не обманет, может пожалеть…
Во все века, одно лишь благо — честность,
Для тех, кто смотрит в душу, не на плеть.
«Вся мудрость — в зла и блага различеньи.»
Сократ изрек, о нравах говоря.
Пусть молвят: Глуп! Бранят… Не в том мученье,
А, в том, что с ложью встанешь в один ряд.
«Быть честным? Неужели все так просто?
А, как же — пораженья, блеск побед?»
Все доброе — во всем того же роста,
Спокойно в славе, не боится бед.
Взгляни вокруг, на дальнее, и рядом:
Ждут перемен — и люди, и пути.
Не вечен существующий порядок
Настанет день и честному взойти!
Что неизменно? — Все живое тленно…
И в том увидишь, мужество призвав
Искусство Устроителя Вселенной,
И замысел, и волю Божества.
Весь род людской приходит к смерти, мучась,
Стирают войны стены городов.
Кто честен, лишь ускорит свою участь,
Оставив самый яркий из следов.
Великий дух во всем послушен Богу.
Кто претерпел страданья до конца,
С последней чашей, выпитою строго,
Он вновь придет к обители Отца.
Коль в юношах задатки благородны,
То в подвигах оценят красоту.
Так мудрость и нечестность инородны,
Нельзя ничем «улучшить» прямоту.
И добродетель прямизне подобна:
Растет лишь твердость, суть не изменя.
Способна обо всем судить подробно:
Она — от Бога, а не «из меня».
Пусть немощь, по себе о людях судя,
С издевкой словом колет мне в глаза,
Пусть мнит: что не под силу мне — не будет…
Перед Отцом нечестным быть нельзя.
Чтоб о делах судить, нужна свобода,
Дух твердый, от пороков исцелен.
Прямой предмет, концом ушедший в воду,
Для лживых глаз — по кромке преломлен.
Спроси о счастье юношу живого:
«Мне счастье — не сгибаться под судьбой!
Подняться средь лежачих, молвить слово,
И, честно выходить в тяжелый бой.»
Груз бедствия согнуть не может мудрых,
Мудрец без жалоб все готов снести,
Поскольку он провидит рано утром,
Что день ему способен принести.
Две части в мудреце: душа и тело,
Он выбирает лучшую из двух.
Пусть тело в боли бьется оголтело,
Спокоен, независим твердый дух.
Не думай, что, природу побеждая,
Мудрец готов пробить и стену лбом…
Но тяготы его не убеждают
Пасть духом и признать себя рабом.
Что я хвалю — себя в том убеждаю…
Но, дух мой не настолько закален,
Чтоб, горести фортуны побеждая,
Идти путем, в который я влюблен.
Бывает, что и я презренно трушу,
Произнося о мужестве слова.
Так мудрость, не пропитывая душу,
Ее не красит, пачкая едва.
Основа для любого побужденья,
Которыми мы дышим и живем,
В неколебимом, истинном сужденьи
Что, кратко — добродетелью зовем.
Как добродетель — истинное благо,
В телесных благах благородства нет…
Мне жаль того, что чертит их на флагах,
В своих боях за призраки побед.
Несовершенство, с беспокойным сердцем,
Скользит, пытаясь двигаться вперед…
Так будем же упорны и усердны
В преодоленьи праведных высот.
Все, что я смог — скорей достойно смеха,
Но, продолжаю думать и корпеть:
Я знаю, что большая часть успеха
В упорстве и желаньи преуспеть.
Спешим вдвоем! Не то, теряя время,
И мешкая средь мерзости мирской,
Не мы фортуне в бок впиваем стремя,
А нас она — отправит на покой.
Когда, презрев желания и страсти,
Фортуну ты столкнешь в бездонный ров,
Ты победил!- Ведь нет превыше власти!
Немногие смогли так,
Будь здоров.
=
Письмо LXXII (О постижении мудрости)
Луцилия приветствует Сенека!
То, что спросил ты, я когда-то знал,
Но, нет пометок точных в картотеке,
Как книгу, после долгого лежанья,
Себя встряхну, расправлю, и ответ
Найду я в размышленьях с прилежаньем.
Прости, что в данный миг ответа нет.
Есть вещи, о которых и в двуколке
За пять минут все можно разобрать,
А есть такие, что не знаешь сколько
Понадобится свитков измарать.
Дела растут — ведь мы их сами сеем,
Из одного десяток создаем,
А, бросить их потом, уже не смеем,
И катим камни круглые в подъем.
Для мудреца — дела всегда некстати,
Им нужно не перечить — устранять.
Нет времени для истинных занятий?
Но время есть на суетность пенять…
«Все время, что-нибудь нам, да мешает…»
С чего ж мудрец так радостен всегда?
В ком душу совершенство украшает,
Пусть, даже подступает мысль о смерти
Она лишь кожу тронет холодком.
Так прыщ снаружи тела, уж поверьте,
Не страшен, если нет внутри сарком.
Что глупому — несчастье или бремя,
То мудрому — не принесет вреда.
Здоровье телесам дано на время,
А душу — ты излечишь навсегда.
Здоровый всем доволен, не пытаясь
Достичь чего-то с помощью молитв.
Что нам судьба дает, то утекает,
Успев былую радость подсолить.
Ты видел, как собаки ловят мясо,
Глотают и стоят настороже?
Вот так и мы… А мудрому — все ясно,
И радость неразлучна с ним уже.
А если кто, наполнен доброй волей,
Успехи сделав, не достиг вершин?
Возносится и падает, доколе
Не рухнет вниз, привычно согрешив.
Но есть и третий род: почти здоровых,
До мудрости всего… рукой подать…
Кто в гавани, хоть не обретший крова,
Но видел, что такое благодать.
Платить делам, теряя блага кров.
Поставь преграду в самом их истоке,
Чтоб и не начинались.
Будь здоров.
—
Письмо LXXIII (О благодарности)
Луцилия приветствует Сенека!
Так говорят не те, кто был мудрей:
Мол, тайна философии, от греков
Презрение начальников, царей.
Напротив — кто им больше благодарен
По ним философ судит, что недаром
Руководитель поводил рукой.
Без общего покоя в государстве
Жить праведно философу невмочь.
Республикой зовется или царством,
Важней
