добра.»
К чему мне Аристарховы пометки,
К стихам, что написал мудрец Гомер?
В них вижу только глупости объедки,
Для критиков грядущего пример.
Грамматик Апион прочел Гомера
(Тщеславен и большой антисемит)
В начале Иллиады встретил меру
Всей книги… Пусть Гомер его простит.
Измерь свой век! И вычти нездоровье,
Твой сон, дела… Все вычерпал до дна?
Осталось время с доблестью коровьей
Философы настолько опустились,
Что стали свойством слога дорожить.
И говорить так тщательно учились,
Что разучились, «как на свете жить».
Как много зла и лжи дает нам тонкость
Чрезмерная. Вот молвил Протагор:
Любая вещь (обманывай ребенка)
Сама в себе содержит сущный спор.
А Нафсифан: Что видим пред собою,
Быть может — существует, может — нет.
И Парменид: Все образы, гурьбою
Зенон Элейский — вещи уничтожил:
Есть бытие, вещей на свете нет.
Мегарцы, эритрейцы (путь проложен)
Как эхо повторяют это вслед.
Все это — чушь, похуже, чем искусства…
Там — пользы нет, а здесь — прямой ущерб:
Мне выколов глаза, лишают чувства
И отнимают истину вообще.
Премудрость эта с истиной не дружит,
От света отделяя, как покров.
О, Господи! Свет истины мне нужен,
Не тьма агностицизма.
Будь здоров.
—
Письмо LXXXIX (О разделах философии)
Луцилия приветствует Сенека!
Философов ученье по частям
Ты хочешь разложить, как в картотеку?
Великое делить привык я сам.
Нам целое — подобие вселенной,
За раз окинуть взлядом не дано.
И зрелищем подобным, несомненно,
Лишь Богу любоваться суждено.
Членить ее не буду слишком дробно,
Ведь мелочи не проще ухватить,
Чем целое. Поделим, чтоб удобно
Важнейшие разделы ощутить.
Чем мудрость с философией различна?
Последняя есть «к мудрости любовь».
Указывает способ жить прилично,
И видеть дальше жадных рук, зубов.
«Людского и Божественного знанье»
Вот мудрости кратчайший образец.
Философы наук своих призванье
За годы перепутали вконец.
Но разница меж ними несомненна,
Как золото и жадность — не одно:
Хоть жадность тяготеет непременно,
Но, золото не каждому дано…
Философ видит целью добродетель:
Их просто невозможно разлучить.
Скажу, и всякий стоик мне свидетель,
Что в ней одной — всей мудрости ключи.
«Стрелок и цель?» — сравнение плохое:
Путь в добродетель — только в ней самой.
Тому, кто ею не обеспокоен,
Она не открывает закромов.
Великие делили на три части:
Об этике, природе и уме.
Хоть многие здесь путались отчасти,
Придумывая всяк свое взамен.
Перипатетик ввел еще «гражданство»,
А кто-то «образ жизни» добавлял,
Сам Эпикур, «канон» привел, как дар свой,
Лишь этику с природой оставлял.
Хиосский Аристон одно оставил,
И этику значительно «раздел»
Убрав «про поведенье» своды правил,
А, это в ней — существенный раздел.
Поскольку философия трехчастна,
О «нравственном» поговорим сперва,
И этику разделим на три части,
Что стоит по отдельности назвать:
Часть первая зовется «наблюденьем»,
Что назначает цену всех вещей.
Вторая изучает «побужденья»,
А третья обнажает «действий» щель.
И, если одного их трех не будет,
Все рушится. Что пользы цену знать,
Когда в штормах страстей тебя закрутит?
Ты будешь безрассудно поступать.
Что пользы — подавляя побужденья,
Идти вперед… неведомо куда?
Что толку — правым быть лишь в рассужденьях,
А поступать неправедно всегда?
Противоречий в жизни нет тогда лишь,
Когда ты поступаешь по уму,
А разум, жизнь осмыслив, страсти давит
Не все подряд, а, зная — почему…
Та часть, что занимается природой,
Поделится: с телами и без тел.
С ученьем о телах — толпа народу…
Здесь я бы углубляться не хотел.
Часть третья изучает речь и разум.
Риторика — ученье о словах:
Порядок, смысл…чтоб сказанное сразу
Усваивалось верно в головах.
Слова сравнит с предметом диалектик
Пожалуй — всё, прости,прерваться легче,
Чем все разнообразье объяснять…
Я не хочу отбить тебе охоту
Читать и сущность писем понимать.
Теперь пора приняться за работу,
Взглянув на нравы, молвить: Вашу мать…
Распущенность, безбожие, упрямство,
Безделие, бесчестия пути,
Обжорство, глупость, зависть, алчность, пьянство
Когда вы соберетесь укротить?!
«Ах, сколько об одном и том же можно?!»
Пока не перестанете грешить!
Лекарство, без лечения — ничтожно,
Тем более, для алчности души.
Даст Бог, когда-нибудь… нельстивый голос
Войдет, как спазм, в безбожные сердца:
Живете вы по правде, хоть на волос?!
Так, слушайте — все вместе… до конца!
Доколе расширять предел владений?!
Державы покупаются за деньги,
Но не купить рассвет и облака…
У всех озер — роскошные постройки,
Затмят Адмиралтейскую иглу…
Превыше гор поднялись новостройки…
А спите в них — всегда в одном углу.
В угоду ненасытному обжорству
Поставлены тенета и силки,
Сама утроба не вмещает жор свой,
Один пурген на пользу, что ни кинь.
Пиши, кричи, пусть все на свете слышат!
Ударь в набат, рокочущий как гром!
И сам читай и слушай то, что пишешь.
Не «больше» знай, а — лучше!
Будь здоров.
—
Письмо ХС (О философии и ремеслах)
Луцилия приветствует Сенека!
Одевший философии доспехи
Понять стремится: Как он должен жить?
Как ночи мрак пронзает солнце утром,
Так мир от философии ясней.
Пусть от рожденья не дана нам мудрость,
От Бога — всем дана способность к ней.
Представь, что все бы мудрыми родились
К чему стремиться в суматохе дней?
Не ценна обязательная милость,
Трудом приобретенная ценней.
В ней труд один: отыскивая сущность
Во всех людских, Божественных делах,
Идти к добру сквозь тернии, и пуще:
Не устрашиться вида грозных плах.
И учит: Бога чтить — в нем все начала.
Нас учит: человечное любить.
Содружество людей бы не кончалось,
Но алчность «помогла» о нем забыть.
Ты вспомни: были первые из смертных,
Живя во всем с природою в ладу,
И Лучшие там правили посмертно,
Прогнав от соплеменников беду.
Ведь подчиненье лучшему, мой милый
В природе и животных, и людей.
Ведущий стадом бык — не самый хилый…
И людям нужен Царь, а не злодей.
Там выбирали по душевным свойствам
И в счастьи проживали племена:
Ведь, для царя, о ближних беспокойство
работой было в эти времена.
Лишь мудрый мог по праву сесть на троне
В тот век, который звали золотым…
И дело было вовсе не в короне,
А — в голове, без алчной пустоты.
Там слабых от сильнейших защищали,
Учили: что полезно, а что нет.
Не тиранию люди ощущали,
А — добродетели волшебный свет.
Потом порок проснулся в человеке,
И мудрые придумали закон.
Семь мудрецов прославились в том веке,
Залевк из Локры, и Ликург из Спарты,
Катанский (что в Сицилии) Харонд…
Сумели, без дебатов разных партий,
Установить и право, и закон.
Пусть говорят: «Философ, на потребу,
Науки и ремесла изобрел…»
Ты от меня согласия не требуй:
«Ворона гложет кость, но, не орел.»
«Философ научил жилища строить?»
Знак алчности в жилищах для меня.
Так, алчность сокрушила крепость Трои
(Через Елену, а потом… коня).
Тогда на свет явился архитектор,
Чтоб роскошь гордый строила полог
По вычурным немыслимым проектам,
А раньше от дождя спасали ветки,
Уложенные правильно на скат.
И не боялись, что их сдует ветром…
Теперь под белым мрамором дрожат.
Не мудрецы изделья из железа
Изобрели и начали ковать:
Что хитрости, наверное, полезно,
То мудростью не стоит называть.
«Что раньше появилось: Молот? Клещи?»
Вопрос, не интересный для меня…
Для мудрого не требуются вещи.
Кого сочтешь мудрее ты сегодня?
Придумавших диковинный фонтан,
И над столом изменчивые своды?
(Здесь фокус — поворотная плита).
Иль тех, кто показать другим способен,
Что не нужны ни повар, ни солдат?
Что мир для жизни создан и удобен,
И каждый встречный дорог нам, как брат.
Необходимость тьмы забот не знает,
А наслажденье — множество трудов.
И шкуры лис от ветра нас спасают,
А также, от январских холодов.
А летний зной прогнать гораздо проще:
От древности в горах полно пещер.
Простой навес хорош, никто не ропщет,
Кругом найдешь достаточно вещей.
Животные легко живут в природе,
Без знания ремесел и наук…
А человек настолько сумасброден,
Что сам создал хлопот несметный круг.
Пресытившись имевшимся, доступным,
Мы алчем, повышаем цену трат.
И с матерью-природою преступно
Обходимся, пытаясь обобрать.
Страсть к роскоши оставила природу,
Влечет изобретательность порок.
Нам хочется все больше, год от года,
Давно забыт естественный порог.
Ремесел суматоха завертелась:
Куют, кроят, сшивают, вяжут, ткут…
И, для чего?- Все на потребу телу,
Что, не рабом — хозяином зовут.
Вот Посидоний: Мудрецам — дал Боже:
Искусство ткать полотна, спрявши нить.
Прозрачность тканей нынче не поможет
Ни тело, ни стыдливость защитить…
Потом он переходит к землепашцам,
Описывая пахоту земли,
Посев и обработку…В годы наши
Тьму нового здесь выдумать смогли.
На мельницу, и тесто в печь положим
(Все как в природе — челюсти, слюна…)
Не спорю, что процессы очень схожи,
Но, в чем здесь мудрость? Мудрость не видна.
Он к мудрецам относит все и сразу:
Одежду, хлеб и быстрый бег судов…
Конечно, это все придумал разум,
Но, нет в нем блага праведных следов.
Придуманное жалкими рабами,
Что заняты подобным и теперь:
Взять стенограммы, что облегчат память,
Зеркал прозрачность в окна или дверь…
А мудрость — не работает руками,
Вся суть ее — наставница души.
Не для нее отделывают камень,
Она лишь шепчет: Думай, не спеши…
Не мудрых труд — оружие и войны,
Развратность танцев, музыка и пир…
Ее ученье — сделать жизнь достойной,
В согласии и пользе строить мир.
Нам душу от тщеславья избавляя,
Ей стойкое величье придает,
Обуздывая спесь, дух окрыляет,
Поддерживает разума полет.
Нам объясняет праведный путь Бога,
Подземных сил, и гениев, и лар,
Огромный храм… Кто видел хоть немного,
Тот понимает: это высший дар.
Перед духовным взором — мир великий
откроется, стремись к нему сейчас:
Лишь там увидишь подлинные лики,
Потом она восходит к тем началам,
Что составляют сущность всех вещей:
И разума извечность изучает,
И силу, что могучей наших тщет.
Затем — к душе, к телесным, бестелесным…
К двусмысленному, в жизни и словах
(Ведь истина и ложь слились так тесно
В поступках, и в речах, и в головах).
Кто изобрел уменье делать своды?
Считается: их автор — Демокрит…
И до него построены ворота
