Пусть камни превращал он в изумруды,
Он это изобрел… не как мудрец,
Взгляни вокруг себя: умельцев груды,
Но, в ком ты видишь мудрости венец?
Мудрец узрел божественность в природе,
Он показал, что в жизни есть закон
Всеобщий, обязательный (не вроде…),
Скрывавшийся под красками икон:
Познать богов, и им повиноваться,
А мненьям и желаньям — цену знать.
Счастливым быть — за счастье не цепляться,
И властным быть — собою управлять.
Иные — отрывают мир от Бога…
И наслажденья им — не вид порока…
Он — в честности, не купленной дарами
Людей, судьбы — все это жалкий тлен.
Награда в том, что, если честность с нами,
Награды не заманивают в плен.
Покуда жадность нас не разобщила,
Союз расторгнув ради грабежа,
Не зная мудрость, делала община
Что должно делать мудрости мужам!
И было ль поколение счастливей?
Всего хватало, много ль унесешь…
Но, тут вмешалась жадность прихотливо:
Кто много хочет, тот теряет все.
Пусть жадность бродит, стаптывая ноги,
Чтоб расширять неправедный удел.
Что б ни присвоить, овладеешь многим,
Но, прежде… Всей Вселенной ты владел…
Ее в тот век не трогали совсем.
Скупой не прятал, видя — бедный плачет,
Любили не себя, а каждый — всех.
Не для людей там делали оружье,
А, против хищных, алчущих зверей.
В убежище простом спасались в стужу,
И были — нас спокойней и добрей.
Под штучными не спали потолками
Светила им сияли в вышине.
Им заменял подушку плоский камень,
Спалось — как не приснится вам и мне.
Никто из них природой не обижен,
И был в природе праведный покой.
Среди лугов — покровы грубых хижин,
Построенных неловкою рукой.
Они еще не стали мудрецами.
Наследники величия богов
Сильнее и способней, чем мы с вами…
Но, корень добродетели — в другом.
Не знали серебра и самоцветов,
И не было из золота парчи…
Я эту жизнь назвал бы «вечным летом»,
Теперь к нему утеряны ключи.
Природа — мать, они — благие дети…
В неведеньи: Что зло? И, что порок?
Обученным дается добродетель,
С рожденья — лишь задатки.
Будь здоров.
—
Письмо XCI (О несчастьях)
Луцилия приветствует Сенека!
В одну лишь ночь оставил только вехи
От города, все здания пожрал.
…….
Нельзя найти в истории примера:
Все города страдали от огня,
Но, не бывало, чтоб пожар без меры,
Все здания вокруг воспламенял.
Где Галлии прекрасной украшенье?
Его не мог стереть и Ганнибал,
Я дольше здесь пишу о разрушеньи,
Чем этот славный город погибал.
Порою неожиданность сильнее,
Невиданную тяжесть придает
беде, коль удивленье вместе с нею,
Когда судьба врасплох нас застает.
К любому проявлению судьбы:
Прошла беда — готовься встретить снова,
Нас не спасут ни клятвы, ни мольбы.
Фортуна безопасность не пророчит:
И в мире зарождается война,
И ясный день предстанет темной ночью,
И в праведном пути встает стена,
Добро сменяет злобы окруженье,
И, вместо меда, яд течет из сот.
И, если нет причин для пораженья,
Его чрезмерность счастья принесет.
За час ниспровергаются державы,
Поток, бурля, находит в стенах щель,
И рвет ее, как сучья жар пожара…
Медлителен прирост, но не ущерб.
Непрочно все, фортуна безучастно
Вращает нашей жизни колесо.
Стран, переживших радостное счастье
Давно уж нет, на месте их песок.
Держи в уме болезни, все несчастья:
Убийства, катастрофы, и войну.
Предвосхищай не то,что видишь часто,
А то, на что не смеешь и взглянуть.
А сколько городов в землетрясеньях
Погибло? Был разрушен Пафос в прах,
И, пережив надежду воскресенья,
Вновь знал и потрясения, и крах.
Отстроен вновь и вновь, чего же ради
Положена напраслина трудов?
Ведь время неминуемо изгладит
Следы всех ныне славных городов.
Все рушится: и города, и горы…
И волны покрывают те места,
Откуда море не доступно взору,
Все — тлен. И это, верь мне, неспроста.
…
Вот так… его в печали утешая,
Прошу поверить, что большой урон,
Проходит, но удача ждет большая
Всех претерпевших. Может быть — и трон.
Злой Тимаген, прославленный вначале
(Не всем владыки руку подают),
Сказал: Пожары в Риме тем печалят,
Что пепелища краше восстают.
Так пусть твой дух поймет и терпит жребий:
Фортуна может все, в ее правах
И те, кто поднялся на самый гребень,
И слабый, как пожухлая листва.
Рожден неравным — равным умирает:
Ардею взяли приступом и Рим,
Рожденный во дворце — почил в сарае,
Закон один — и первым, и вторым.
Царь македонский, Александр несчастный,
Вдруг понял, как труды его скудны…
Просил он у наставника участья
«Есть вещи — одинаково трудны.»
Так и судьба, обрушившись на плечи,
Страдать нас обрекает и стареть,
Но можешь сам себе удел облегчить:
Спокойней жить и легче умереть.
Как остроумно говорил Деметрий:
Слова невежд — как звуки живота,
И не всегда способен я заметить,
Откуда прозвучало «тра-та-та…».
Не может быть бесславья от бесславных,
Несущих свои сплетни по дворам.
Кто муж добра — тот думает о главном,
Враждебность толков не приносит срам.
Хоть смерть приобрела дурную славу,
Пороки лечит лучше докторов.
Ей неподвластные — не клонят главы
Ни перед кем на свете.
Будь здоров.
—
Письмо ХСП (О блаженной жизни)
Луцилия приветствует Сенека!
Я думаю, согласен ты со мной:
Как тело — ищет внешние успехи,
Души потребность — в том, что в ней самой.
Из неразумной и разумной части
В ней разум, соотносит все, и счастлив,
Кто видит в Боге — к счастью путь один.
Наш разум, обладай он совершенством,
Помог бы наилучший путь избрать
Открыл бы суть любви: порог блаженства,
Когда дарить приятнее, чем брать.
В блаженной жизни есть «покой и воля»,
Для тех, чей разум истину найдет,
Которой, как любви, не учат в школе.
Что мудрым дар, и Богу подойдет.
Что честному для блага не хватает?
Ничто, иначе — в том источник благ!
Случайное нас за руку хватает,
Но, нет причин поднять его на флаг.
Великий Антипатр писал об этом,
Что внешнее блаженству — как пенек…
Он будто недоволен солнца светом,
И ждет еще какой-то огонек.
Для тех, кто, недоволен тем что честно,
Покой и наслажденья звать готов:
Покой — помощник мудрости известный,
А наслажденья — благо для скотов.
И ты относишь, не к мужам, но, к людям…
Существ, что в наслажденьях видят смысл?
К первейшим, после Бога?! Ближе путь им
К животным, что от корма раздались.
«Первейшее искусство человека
Есть добродетель, вверена ей плоть,
Способная лишь есть и пить от века.»
В победе духа — мудрости оплот.
«К здоровью и отсутствию страданий
Стремлюсь ли я?» — С природою в ладу,
Стремлюсь, но, только в меру ожиданий
разумного… я к ужину иду.
Я выбираю чистоту одежды,
Кто — человек, опрятным должен быть.
Но, благо — не в вещах, и не в надеждах
Иметь их больше, о душе забыв.
Считай, что и о теле я сказал.
Я не стремлюсь к здоровью оголтело,
Не в радость — ножны, если туп кинжал.
Так говорят: Блажен мудрец, конечно…
Но, высшего блаженства не постичь,
Когда его терзает боль увечья,
Нет сил, ходить не может — паралич…
Однако ты при этом допускаешь,
Что может быть блажен и счастлив он,
Лишь высшее блаженство отрицаешь…
Как?! Он лишился сил, взойдя на склон?
Приятное, равно как неприятность,
Есть в нашей жизни, но они — вне нас.
И сталкивать не могут нас обратно,
С вершин, будь то блаженство, иль Парнас.
Да, в облаках порой закрыто солнце,
Но это не препятствует ему:
Оно — не то, что видим из оконца.
(Мне объяснять не нужно — почему?)
Так добродетель: беды и обиды
Не тронут, прикоснувшись к ней слегка,
На время прикрывая своим видом,
Как солнце затеняют облака.
Нам говорят: Раз слаб мудрец здоровьем,
Хотя он не несчастен, но, не рад…
Мне мерзка эта логика коровья,
Где мудрость, вместе с глупостью — салат.
Как сравнивать почтенное с презренным?
Случайное с великим уравнять?
Доступное лишь разума прозренью
На крепость ног здоровых обменять?
«И льдом и кипятком вода бывает,
Благ мудрости от бед не убывает…
Сравненье это — просто ерунда.
Кто поддается — как остановиться?
Лишь добродетель держит наверху,
И мудрым не дает под склон катиться,
Когда безумье тянет нас к греху.
Блаженства ни прибавить, ни убавить:
Оно не в привходящих мелочах,
Ни горе, ни страдания не вправе
Дух погасить, сияющий в очах.
Чем мерим благо?- Немощью, пороком…
Блаженные не ищут синекур!
«Последний день — блаженство!»- Тяжким роком
Был поражен бессмертный Эпикур.
Его наследник, выродившись духом,
Твердит нам, что мудрец — ни то, ни сё…
Не верь, мой друг, безумным этим слухам
Кто мудр, тот от падения спасён.
Пороки порождают безнадежность,
Любой ценой цепляются за жизнь.
Не сознавая наших тел ничтожность,
За них готовы душу положить.
В Божественное может ли не верить,
Кто сам частица Бога? Все вокруг
Есть Бог. И для души раскрыты двери,
Чтоб вновь войти в благословенный круг.
Душа — в пути, хвала идущим смело,
Не глядя на монеты серебра:
Их алчность откопала… ради тела,
В богатстве душ — источники добра.
Пускай душа владеет всей природой,
Оставь ее хозяйкой всех вещей.
Тот, в чье владенье все дано от рода,
Богаче удрученных богачей.
С таких высот душа, хозяйка плоти,
Заботится, не подчиняясь ей,
Иначе плоть в оковы заколотит,
И дух смирится с тем, что плоть — сильней.
Для тех. кто ходит стричься то и дело,
Что до волос отрезанных концов?
Душа спокойно расстается с телом:
«Пусть мертвые хоронят мертвецов.»
«Что мне гробница? — Все верну природе!»
Так Меценат сказал среди пиров…
Он был велик и мужествен от роду…
Но, сильно распустился.
Будь здоров.
—
Письмо XCIII ( О сроке жизни)
Луцилия приветствует Сенека!
Ты сетуешь, что умер Метронакт…
Он выбвл слишком рано из забега?
У пьесы жизни, смерть — последний акт.
Будь справедлив, природе подчиняться
С рождения заложено уже.
Но, как при жизни духом приподняться?
Вот в чем забота мудрости мужей.
Не осуждай оконченного срока,
И на судьбу гневиться не спеши.
Как «долго жить»? — Зависит лишь
