мы хотим продлить!
Из жизни вычти: сон, тоску и слёзы,
Невежества никчемные дела,
Болезни, страха вечные угрозы…
И ты поймешь, как наша жизнь мала.
Оставь другим порыв рыданий шумных,
Ведь сын твой не воскреснет наяву.
Он мог бы стать и скромным, и разумным…
Но, чаще — лишь… подобным большинству.
Ты посмотри на юношей арены
Их выгнало из дому мотовство.
Взгляни на развращенных непременно,
Вот их удел — прискорбнее его.
Я не прошу тебя собраться с силой:
Для мужественных духом не к лицу
Рвать волосы над детскою могилой…
Не подобает это и отцу.
К бесчувственности я не призываю,
Есть вещи, что зависят не от нас:
Не нужно только плакать напоказ…
Иные громко плачут и вздыхают,
Готовы к гробу падать, словно ком
Без зрителя их горе утихает,
Хотя помехи нет ему ни в ком.
В ком чувство говорит, не подражанье,
Тот не на людях исторгает плач.
Пусть плакальщицы воют с прилежаньем
Для этого и приглашают кляч.
Готовый плакать ради одобренья,
Печалиться для славы — крайне глуп.
Всем не понять высоких чувств смиренье,
Для этого их разум слишком груб.
Скажу тебе, что плакать не зазорно,
Когда душа сама спешит к очам.
И перестать, и плакать не позорней,
Чем, притворяясь слезы источать.
Я знал людей, в чьей жизни стало пусто…
Так ощущать способен не любой!
Но, лицедейства не было в их чувствах,
На лицах их была одна любовь.
И в скорби — добродетели приличья,
У неразумных — горе через край,
Бесчувственным — присуще безразличье,
А ты — скорби, но с чувством не играй.
Воздай ему улыбкой, не стенаньем,
Припомни, как гуляли вы одни…
Тем чаще к нам придут воспоминанья,
Чем… горя и печали меньше в них.
Бесчеловечно забывать о близких,
Кто щедр в слезах, тот на забвенье скор.
Что благо для животных — людям низко:
Пусть память будет долгой, краткой — скорбь.
Не одобряю слова Метродора:
«В печали наслаждение лови!»
Пускай ученики твердят с укором
Для нас упрек в «суровости любви»
«Есть наслажденье в истинной печали.»
Да, есть… Не вам об этом говорить!
Себе позволю — вы бы… помолчали…
Оно не в том, чтоб в зле грехом сорить.
Умерший не почувствует плохого,
Раз чувствует — нельзя считать: Погиб.
Огонь костров и самый лютый холод
Умерших — наших страхов перегиб.
…
Свои слова я повторяю втуне?
Я наказал тебя… за краткий срок,
Что ты не мог противиться фортуне,
Не ждал ее ударов.
Будь здоров.
—
Письмо С
Луцилия приветствует Сенека!
Не нравится Папирий Фабиан?
Письмо его — как медленные реки?
Философ — не оратор, графоман…
Он слово не оттачивал упрямо,
Но, укорять за это не спеши…
Кто пишет, чтобы нравы стали прямы
В том слог — не «для ушей», а — для души.
А, если бы… ты мог его услышать…
Увлекся бы, забыв о мелочах:
Он говорил, и… становился выше,
Огонь любви горел в его очах!
Велик не тот, кто высоко оценен,
А тот, кому оценки ни к чему!
Рискует меньше первый — меньше ценен:
За всё сполна уплачено ему.
Философу изящность не пристала:
Он мужество обязан признавать.
Не может под удар себя поставить,
Боящийся за синтаксис, слова.
Что тасовать их, вопреки природе?
(К «красивости» стремится этот век,
Не понимая: слог тот инороден
Тому, чем жив и дышит человек).
В нем не найдешь небрежности и грязи,
Хотя слова берет «из-под руки».
Шероховаты? — Да… Суть — в этом разве?
Зачем слова — красивы и легки?
Слог ровный почитай у Цицерона,
Он плавен и изящно-величав.
Обрывки и скачки — у Поллиона,
Как будто фразы шли из-под меча.
Наш Фабиан — не низмен, но спокоен.
Возможно, не хватает остроты…
Не в украшеньях суть его достоинств,
А, в истине, достигшей высоты.
Кого ты предпочел бы Фабиану?
Пусть — Цицерона, здесь я соглашусь…
Стоять за тем, кто вовсе без изъяна
Не повод выражать печаль и грусть.
Пусть — Поллион… Согласен, как смотреть, и,
Должно быть, Бог его благословил:
Чтоб в этом деле быть, хотя бы третьим,
Незаурядность нужно проявить.
Пусть — Ливий Тит, писавший диалоги…
Оставлю место — пусть себе сидит!
Кто уступил троим — оставил многих
(считай — толпу) оставил позади!
Пусть мужества в речах его не видно:
Не говорил с фортуной свысока,
Не порицал распущенность обидно…
Всегда ль прозрачна чистая река?
Пускай неточны многие моменты,
Но речь его симфонией звучит:
Стремился — не сорвать аплодисменты,
Стремился — благомыслию учить!
Пусть речи были рыхлы, но — богаты,
Способны умных юношей увлечь…
Не доживу, но выскажут когда-то:
«Он видел далеко… с гигантов плеч.»
Не видевшие свет его — ослепли:
В деталях — есть немало мастеров,
А, в целом — кто, как он великолепен?
Учись у Фабиана.
Будь здоров.
—
Письмо CI (О непредсказуемости смерти)
Луцилия приветствует Сенека!
Нам каждый день внушает: мы — ничто.
От замыслов, проложенных навеки,
Зияют воплощения пустот.
Ты спросишь: Почему я этим начал?
Тебе известен был Сенецион?
Блестящий человек, в делах — не мальчик…
Вчера с ним говорил — в ночь умер он…
Был римский всадник, человек не слабый,
Он был богат, и слушал мой совет…
Сдавила горло. Смерть пришла: Привет…
Пускал он деньги в оборот по суше
И по морю, всё в прибыль обращал…
«Что ж, Мелибей, займись прививкой груши,
Рассаживай лозу, как обещал.»
Безумство — представлять себя героем,
планируя, как «в следущем году
Я дам взаймы и стребую, построю,
Затем спокойно старость проведу.»
Поверь: и у счастливцев всё неверно,
Успех из рук способен ускользнуть
Уверен ты?- Скажи себе: «наверно…
Бог даст — я не посмею оттолкнуть».
Иной подгонит следствия к причине,
И — стал богач, иль станет богачом?
Мы видим смерть — всегда в чужой кончине,
И, вдруг она…как с крыши кирпичом.
Случилось то, что каждый день бывает…
Кто этим удивлен, тот крайне глуп:
Так, ученик уроки забывает
Прочтя, но не поняв их сути глубь.
Смерть — неизбежность нашего предела,
Хотя никто не знает, где предел.
Закончи каждый вечер «жизни дело»,
Проснешься? — Будет масса новых дел…
Мне жалко тех, кто в горестных сомненьях
Проводит каждый вновь пришедший день.
Как избежать напрасных треволнений?
Я б изложил — читать тебе, не лень?
Кто тратит настоящее впустую,
Тому — всю жизнь в надеждах уповать.
Не рвись вперед, прими мораль простую:
Сосредоточен — день идет за два.
Кто каждый вечер с жизнью свел итоги,
Тот не боится завтрашнего дня.
Знай: если разум обгоняют ноги,
То, страх они не в силах обгонять.
Я удручен молитвой Мецената:
Без рук, без ног, на крест готов — за жизнь..
Готов на пытки — лишь бы не анатом,
Которому не скажешь: Удержись.
Ему Вергилий прочитал когда-то:
«Подумай: так ли гибель нам страшна?»
И — гнусно клянчить жизнь?! Страх Мецената
Распущенности горькая цена.
Сколь многие — предать готовы друга,
Чтоб жить самим. Растлить своих детей
За горсть монет… Порока жизнь — по кругу,
А в круге — нет хороших новостей!
То властный бред, то громкий смех кокоток,
То богохульство, то разгул воров…
Для многих благо в том, что век короток.
Забудь о жажде жизни.
Будь здоров.
—
Письмо СII (О признании)
Луцилия приветствует Сенека!
Я думал о бессмертии души…
Твое письмо, прервав мои успехи,
Пришло. Хочу с ответом поспешить.
Кто будит, прерывая сновиденье,
Нам в тягость.- Я разделаюсь с тобой
И возвращусь к былому наслажденью
К надеждам на победу над судьбой.
Ты пишешь: «Благ посмертного признанья
я не сумел наглядно показать…
Не доказал бесплодности дерзанья:
При жизни славе заглянуть в глаза.»
Не глупо ли при жизни нам пытаться
От древа смерти пробовать свой плод?
Всё канет в Лету? Иль, чему остаться
Хоть в памяти людской нам Бог пошлет?
Раз требуешь, (по-видимому, надо?)
Придется вновь подробно изложить:
К чему стремиться? В чем — твоя награда?
Что — слава? Что — признание? Что — жизнь?
Рассмотрим диалектиков посылки,
И выводы, что делают из них…
(Хотя, поверь: такие мысли… в ссылке
Меня тревожат меньше остальных).
Предмет велик, сначала предисловье…
Есть цельное: к примеру, человек,
Есть составное: частью речи — слово,
Но, благо не разложено на части
В едином благе жив единый дух,
Исток — и добродетели, и счастья…
(Что диалектик делит, как в бреду)
«Вы говорите, благо — только цельно?
Признание — есть суд мужей добра?
Тогда, в нем сумма мнений их отдельных…
Признание — не благо?» — Будет врать…
«Признание — хвала (речь, звук и голос),
А, голос — даже кашель или свист,
Когда воспалена грудная полость…
Признание — не благо?»- Заврались…
«Хвалимым ли, хвалящим — в этом благо?
Раз, по заслугам, честно похвалить
Хвалящему воздастся в том, что благ он.
Нельзя чужим здоровьем исцелить…»
….
Теперь на все в отдельности отвечу:
Кто вам сказал, что блага нет в частях?
Признание — совсем не то, что вече,
Где голоса — как точки на костях.
Признанье — результат голосованья?
Для избранных — азартная игра…
ОДИН признал — достаточно признанья,
Едина мысль у всех мужей добра.
Лишь человек добра привержен правде,
И, правда та — от Господа одна.
Толпе людей — не верь, хоть был бы рад: ведь
Они не могут этой правды знать.
Хвала — не голос, это лишь сужденье…
Не страшно, что оно не прозвучит:
Раз муж добра не спорит с утвержденьем
Мне то же, что признанье получить.
Не путайте «хвалу» и «восхваленье»:
Над гробом — восхваления слышны,
Не сказанное мудрым одобренье
Хвала, мне восхваленья не нужны.
Исток хвалы — душа, хвала — с ней сходна,
И, различай, кто похвалил, к тому ж…
Гней Невий написал, что «превосходно,
Когда нас хвалит достохвальный муж.»
Вот Цицерон: «Хвала — искусства кормит.»
(Заметь: не восхваленье, а хвала.)
«Хвала народа» (в ней — разврата корни)
Искусства к омерзенью привела.
Рождают славу восклицанья многих,
В признаньи — только добрых голоса,
Порой, под свист толпы, под окрик строгий
властей… А, что ценнее?- Думай сам…
«Хвалимым ли, хвалящим — в этом благо?»
Обоим. Мне — за то, что всех люблю.
Их благодарность — им самим награда,
Которую я… с ними разделю.
Клянусь, что тот,
