плохо кончил, в пуховых перинах,
А, мог дать красноречья образцы…
Закончу вновь словами Эпикура:
«Смотри, с кем ешь и пьешь, потом — что ешь.»
В уединеньи — поле для культуры,
Среди твоих «друзей» — полно невежд.
Ты, делая другим благодеянья,
В них ненависть скорее обретешь.
Не всем на пользу наши подаянья,
В ответ имеем — зависть, гнев и ложь.
Покуда нет ума, послушай мудрых:
Не всем дари добро свое и кров,
Разочарован меньше будешь утром,
И будешь спать спокойней.
Будь здоров.
—=
Письмо XX (О слове и деле)
Луцилия приветствует Сенека!
Здоров?- Я рад с тобою пополам.
Философом не стать в библиотеке,
Их мудрость познается по делам.
Знак мудрости — в единстве слова с делом,
Со всеми оставайся — сам собой.
Ты спросишь: «Кто же смог такое сделать?»
Немногие… Не тешусь похвальбой.
Ты оглянись — найдешь противоречья:
Твой дом, одежда, стол — во всем равны?
Ко всем ли обратишься с той же речью?
Нестойкостью отличия даны.
Никто не знает твердо, что он хочет?
А если знает — нет в упорстве сил.
Наутро — вновь желает то, что ночью
Подверг сомненью, даже осудил…
Хотеть и отвергать всегда все то же
Знак мудрости, от прочего — беда.
Нечестным и неправильным не может
Быть то, что привлекает нас всегда.
У большинства — желания, как тесто.
В упорстве — достижение вершин!
Допустим: не вершина это место…
Но, знать об этом будешь ты один.
«А что мне делать с присною толпою?
Их моя бедность может оскорбить…»
Кто в бедности останется с тобою,
Тот — любит!- Как тут бедность не любить?
Доволен будь собой и милым благом,
Что породить своим усильем смог.
Нельзя отнять добро под этим флагом.
Все остальное — как рассудит Бог.
«Кто в рубище, с потрепанного ложа,
Зовет нас в бедность, золото поправ,
Своим примером побудить нас может,
Не болтовней, а жизнью доказав.»
Велик душой, кто и в богатстве беден,
Кого оно не в силах развратить.
Ему ценнее Святый дух обеден,
Чем золото, что в алтаре блестит.
А, если бедность впрямь к нему нагрянет,
Он сохранит величье, хоть чуть-чуть?
А, если вдруг бедняк богатым станет,
Сумеет ли презреть богатства путь?
Не знаю…По делам все станет ясно.
Но, бедность нам приятна и легка
Лишь оттого, что, с нею — безопасность,
Вот это — я скажу наверняка.
Богатым не рождается никто.
Грудное молоко лишь пьем сначала,
И спим, укрывшись малым лоскутом.
Так начинаем… дальше — царства тесны,
Нам не хватает золота, шатров…
Зачем?!- Природе это неизвестно…
Кто был рожден богатым?
Будь здоров.
Письмо ХXl (О свете и блеске)
Луцилия приветствует Сенека!
Ты думаешь, хлопочешь за людей?
Блеск этой жизни — как сверканье снега,
Упавшего на камень площадей.
От жизни прежней, образ жизни новой
Отличен, как от блеска — звездный свет.
Блеск — отраженье доброго, дурного:
Упала тень… Где блеск? — Пропал и след…
Мой Эпикур писал Идоменею:
«Ты жаждешь славы? Знай: в моем письме
Найдешь известность ты, куда вернее,
Чем в тех делах, что ты творишь во тьме.»
Он не солгал…Кто б знал Идоменея,
Философы всегда царей скромнее,
Но, дух — мощней, он прорывает быт.
Всех скроет Хронос, но, одних — мгновенно,
Другие же — века переживут.
Тебя, Луцилий, если откровенно,
Я предъявлю потомкам наяву.
Одним судьба — подобие нирваны,
Пока он жив — ему во всем почет.
Цена же у великих дарований
Чем дальше, тем все более растет.
Пускай Идоменей тебе заплатит,
Раз я его в письме упомянул:
«Не добавляй Пифоклу денег, хватит!
Желания достаточно свернуть…»
Не только денег…Также — наслажденья,
И почести, и долгие года…
Желанья, как миражные виденья,
Влекут нас всех неведомо куда.
Свои пороки жаждут оправдать.
Во всем найти дурное можно… сдуру,
В его садах я вижу благодать.
Желудок скромен — многого не надо,
Даешь излишек — стонешь от жиров.
Надежней — сразу навести порядок,
Потом — куда труднее.
Будь здоров.
=
Письмо XXII (Об избавлении от дел)
Луцилия приветствует Сенека!
Как уходить от дел твоих дурных?
И врач не может выписать в аптеке
Лекарства, по запискам от больных…
Так гладиатор, только на арене
Решенье принимает, увидав
Движения противника во время
Всей схватки, и сжимает, как удав.
Заочно, только общие советы
Друзьям или потомкам можно дать.
Конкретно же, как делать то и это,
Не скажешь ты, пока не увидал.
Не упускай и мимолетный случай,
И избавляйся — из последних сил…
Тебе решать: уйти…из жизни лучше,
Или от жизни этой, как спросил.
Что б ни решил, окончи заблужденья:
Распутывай, не рви тугую сеть.
Но, самый робкий предпочтет паденье,
Чем — на веревке без конца висеть.
Чем занят — ограничь себя на этом,
И не считай, что ты в плену у дел.
Остановись, не мчись с попутным ветром
Изменится судьбы твоей удел.
Не торопись, старайся выбрать время,
Но, если видишь, что пробил твой час,
Тогда не мешкай — смело ногу в стремя.
Прост выбор: никогда или сейчас.
Ты скажешь: «Что я слышу? Ты ли, стоик,
Бросаешь гири, взятые на грудь?!»
Отвечу: Не всегда трудиться стоит,
Порою — лучше бросить этот груз.
Когда дела сомнительны и странны,
И делаешь их — только ради дел,
Задел не нужен… Поздно или рано,
Полезнее безделья беспредел.
А, как с плодами? С пустотой в прихожей?
На дерзкую любовницу похоже:
И бросить жалко, и, нет сил снести.
Скорее — люди держатся за рабство,
Чем рабство их хватает за рукав.
Я призову стоическое братство,
Чтоб снять тебя с привычного крюка.
Бог посылает пышные невзгоды,
По нашей просьбе — пытки, кипяток.
Кто с ношей — тяжело уходит в воду,
А бросишь — снова воздуха глоток.
«Уходит всяк из жизни, как родился?»
Неправда — «словно только что вошел.»
Лишь тот, кто от греха отгородился,
Умрет, как и родился — хорошо.
Мы рождены, что жизнь нам стала сказкой:
Без страхов, вожделений и коварств.
Блажен, кто умер с безмятежной маской,
Спокойно покидая бренность царств.
Как дети, старики боятся смерти,
Не зная жизни, в ней оставив зло,
И, уходя, кричат: «Спасите! Верьте:
Я жить хочу! Как мне не повезло…»
В ком жажда жизни — тот не сделал блага
при жизни. Их пугает жар костров.
Но, не добавишь жизнь, хотя бы на год,
Будь здоров.
—=
Письмо ХХIII (О радости)
Луцилия приветствует Сенека!
Что мне коварство нынешней весны?
Пасхальная трава под слоем снега?
Мы не об этом говорить должны.
Скажу о том, как научиться мыслить,
Не видя себе радости в пустом.
Кто радость смог в самом себе исчислить,
Вовек не сокрушается о том.
Учись искусству радости. Лишая
Себя случайных сладостных утех,
Ты можешь отыскать, не согрешая,
Ту радость, что лежит вдали от всех.
Что тешит чернь — все слабо и неверно,
Как золота крупинки в бликах дна.
Богатство жилы — в глубине, наверно
Вознаградит старателя сполна.
Верь: радость настоящая сурова,
Кто держит наслаждения в узде,
Кто не страдает от потери крова,
С тем радость будет вечно и везде.
Путь наслаждений — на краю откоса,
Скатился — и страдания кругом…
Избегнуть их — есть меры, но непросто
Заметить блажь в намереньи благом.
В чем радость? — В чистой совести, харизме,
Презрении к роскошному колье.
Нам радость — плавный ход спокойной жизни,
Катящейся по строгой колее.
Река судьбы несет людей, пугая
Течением и бурною волной.
Немногие, собой располагая,
Всегда упорны в замысле одном.
Кто каждый день стремится жить сначала,
Едва начав, боится умереть.
На корабле, что тронулся с причала,
Не может кормчий в небо посмотреть.
Почти никто из нас не знает истин,
Проживши в этом лучшем из миров.
Кончаем жить, не начиная жизни,
Не познавая блага.
Будь здоров.
—
Письмо XXIV (О мужестве)
Луцилия приветствует Сенека!
Тебе судом грозит твой ярый враг?
Ты жаждешь утешенья от коллеги:
«Верь в лучшее, надейся… Этих врак
Тебе произносить сейчас не стану.
К чему нам пыль истоптанных дорог?
Другой есть путь к спокойствию, как стану,
Свободному от суетных тревог.
Представь, что все страшившее случилось,
Измерь беду и взвесь душивший страх.
Тогда поймешь: твое несчастье — милость:
Невелико иль коротко, как крах.
Несложно мне найти тому примеры,
Их нам дает любой прошедший век:
Изгнанья, пытки, казни…Высшей мерой
Находит наказанья человек.
Рутилий Руф, Панэтием обучен,
Спокойно осужденье перенес.
Неправых судей краток век и скучен.
Руф — и Суллу будил от сладких грез.
Сократу, что беседы вел в темнице,
Предложен был спасительный побег
Он отказался, чтоб пример зарницей
Прогнал наш страх, дал знать, что есть успех.
Сцевола, не сумев убить Порсенну,
Сам сунул руку в лютый жар огня:
Так доблесть объявляет свою цену…
Порсенна — изумлен, осаду снял…
Ты скажешь: «Эти песни перепеты,
Еще расскажешь, как погиб Катон?»
Да, расскажу…Пусть эти два куплета
Дадут потомкам знание о том.
Не за свою свободу он сражался,
За Родину, свободу всех сердец.
Одной рукой Платона он держался,
Другой — за меч — спасенье и конец.
Он пал на меч…Врачи забинтовали,
Чтоб оттянуть дорогу в близкий морг.
Но, руки его — рану разорвали,
Он душу свою силою исторг.
И Сципион, захваченный случайно,
Упал на меч… Врагу, когда вошел,
Ответил на вопрос: «А где начальник?»
«С начальником все очень хорошо!»
Такой поступок поравнял их с предком?
Нет, больше! — Он дедов затмить сумел.
Разруха Карфагена — подвиг редкий…
Но, больший подвиг — победивший смерть!
Поверь, Луцилий, смерть не станет жуткой
Для тех, кому и жизнь не дорога.
Прими ее — судьбы последней шуткой,
Спокойно наблюдая гнев врага.
Пусть совестью ты чист без причащенья
Есть, среди судей, несколько скотов…
Надейся на правдивое решенье,
Но, к худшему, Луцилий, будь готов.
Кто отделил смятенье от причины,
Поймет, что в деле страшен — только страх.
Подобны детям — взрослые мужчины,
Испуганные маской на глазах.
Зачем пугать нас острыми клинками?
Зачем на дыбу влечь людей шутя?
Не меньше боль рождает в почках камень,
И женщине — рожденное дитя.
Я обеднею — буду среди многих,
Изгонят — вновь отчизну обрету,
Оковами запутаны мне ноги,
Умру — забуду эту суету.
Мы умираем тихо, ежедневно,
