Как капли вытекают из часов.
Вчерашний день погиб в нас?- Несомненно,
Ведь время не посадишь под засов.
Лишь люди могут быть так неразумны,
Желая смерти в страхе перед ней.
А мудрый — не бежит от жизни шумно,
Уходит, как вода между камней.
Иные пресыщаются от жизни
и, отвращенья к ней не поборов,
Спешат собрать родню к последней тризне.
Не нужно торопиться.
Будь здоров.
Письмо XXV (Об исправлении пороков)
Луцилия приветствует Сенека!
О двух друзьях…здесь разные пути:
В одном должны мы выправить огрехи,
В другом должны пороки извести.
Ты скажешь, что его не переделать:
Не будем назначать себе предела,
Болезни застарелые леча.
Я предпочту остаться без успеха,
Чем веру без попытки хоронить.
Благая мысль в душе рождает эхо,
Второй еще краснеет, согрешая,
И мы должны поддерживать в нем стыд,
Ведь только стыд, возможно, помешает
В момент, когда он вновь грешить решит.
А с ветераном, надо осторожней,
Чтоб он в душе поверить мог в себя.
Пороки отступили в нем? Возможно…
Вернутся скоро, душу теребя.
Ты прав, что ограничил свою ношу
Желаний и обязанностей груз.
Они, как полуночная пороша,
Заносят путь к блажеству без обуз.
«Все делай под надзором Эпикура.»
Вот мой подарок. Обуздай порок
С ним вместе. Философия, культура
Сажают грех в незыблемый острог.
Пока не станешь добрым человеком,
Чтоб не грешить в тени густых дубров,
Пусть рядом неотрывно будет Некто,
Следящий за тобою.
Будь здоров.
Письмо XXVI (О готовности к смерти)
Луцилия приветствует Сенека!
Я чувствую: и старость — позади,
От немощи — с трудом подъемлю веко,
Но, радостна душа в моей груди.
Пороки — погибают вместе с телом,
Душа — переживает свой расцвет.
Ликуя, спорит: «Мне совсем нет дела,
До многих, утомивших тело лет.»
Мне разобраться следует спокойно,
Чему обязан скромности теперь:
То ль мудрость призывает жить достойно,
То ль возраст говорит: Закрыта дверь.
Не хочется того, что не по силам…
Поверишь ли, но этому я рад!
Раз оболочка тела износилась,
Зачем преодоление преград?
Поверь, что это — подлинное счастье:
Не падать, а — легко сходить на нет,
Природа уменьшает в нас участье,
Теряет яркость ежедневный свет.
Покажет смерть: какие достиженья,
Я подготовил к встрече без румян.
И есть ли повод к самоуваженью,
Слова — не лицедейство и обман?
Отбрось людское мненье — ненадежно…
Отбрось науки, что решали спор…
Что б ни твердили — это все ничтожно,
Когда вершится смерти приговор.
Вот мой подарок: «Размышляй о смерти!»
(Вновь подсказал любезный Эпикур,
Чуть потерпи, открою свои дверцы,
Философы не ищут синекур.)
«Зачем о смерти думать? Что тревожить
Для радостей отведенные дни?»
Что опытом проверить мы не сможем,
Тем более, умом понять должны.
Кто не боится смерти, тот свободен.
Свобода — это высший из даров!
С любовью к жизни — думай об уходе,
Держи открытым выход.
Будь здоров.
-=
Письмо XXVII (О заемной добродетели)
Луцилия приветствует Сенека!
Лечу тебя, сам будучи больным?
С тобою я лечусь в одной аптеке,
И не считаю этого дурным.
Я на себя в записках нападаю,
Кричу: «Сочти года и постыдись
Ты, как мальчишка!» Верь, что, от стыда я
Не в силах посмотреть в зеркальный диск.
Зачем мне беспокойство наслаждений,
Когда, за них так дорого платить?
Злодею — преступленья наважденья
В тревогах проникают до кости.
Лишь добродетель — чаша не пустая,
В ней скрыт надежной радости совет.
Так облака, за ветром улетая,
Не в силах закрывать надолго свет.
Когда же мы постигнем эту радость?
И сколько нам навстречу ей спешить?
Тяжелый труд вложив, возьмешь награду,
Знай: этот труд нельзя переложить.
Жил, в памяти моей, Кальвизий Сабин,
Он, в двух словах — бессовестный богач,
Но, памятью настолько был он слабым,
Не мог назвать ни имени, хоть плачь.
Он слыть хотел культурным человеком,
Велел купить одиннадцать рабов,
Чтоб имена всех лириков вовеки
У них бы отлетали от зубов.
И начал, за столом, перед гостями,
Читать стихи с их помощью, как мог.
Но вечно запинался, как костями
давился, как проглатывал комок.
Сателлий, пресмыкаясь, насмехался:
Советовал занятия борьбой.
«Ты что? Я без борьбы чуть жив остался!»
Зачем же сам? — Возьми еще рабов.
Дух — не купить, не взять взаймы у друга,
Желающих немного бы нашлось:
Нет спроса на величественность духа,
Зато, на низость — возрастает спрос.
«Богатство — это бедность по природе»
Рек Эпикур в тени своих шатров.
Распространить бы эту мысль в народе
Как навязать лекарство?
Будь здоров.
Письмо XXVIII (О бесполезности путешествий)
Луцилия приветствует Сенека!
Ты удивлен, что перемена мест
И путешествия не помогли в побеге
От той тоски, что душу твою ест.
Сократ сказал: «Поистине не странно,
Что за морем вы тужите, скорбя.
Не будет пользы вам от дальних странствий,
Что в странствиях нам главная обуза?
Мы сами, с нашей внутренней тоской.
Пока с души своей не сбросишь груза,
Ты мечешься, чтоб сбросить свое бремя,
Но тянет груз, лежащий на борту,
И опрокинет, дайте только время,
Корабль в открытом море иль в порту.
В ком дух спокоен, тот везде — как дома,
Хоть вас сошлют на самый край земли.
Все люди — те же, в них мне всё знакомо,
Лишь в слове мы отличия нашли.
Нам смена мест не добавляет силы,
Но седины прибавит в бороде.
Кто странствует?- Скитаются, мой милый…
А, жить по правде — нам дано везде.
Кто любит жить в волненьях беспокойных
Кому лишь в радость новая беда
Тот глуп. Мудрец ведет себя достойно,
Сраженью — предпочтет он мир всегда.
Что толку избавляться от пороков,
Для войн с чужими? Избегай места,
Где люди спорят, забывая сроки,
Хотя предмет их спора — пустота.
Сократ боролся с кликою тиранов,
Свободу слова выше их ценя.
Тот, кто раба убил в себе так рано
Себе ни в чем не станет изменять.
«Понять изъян — первейший шаг леченья.»
Здесь Эпикур превыше докторов.
Прими душой его нравоученье:
Изобличи себя, и
Будь здоров.
Письмо XXIX (О Марцеллине)
Луцилия приветствует Сенека!
Ты спрашиваешь: Как наш Марцеллин?
Его визиты стали очень редки
Для грешных слово правды — острый клин.
Что толку выговаривать глухому
Его пороки? Береги слова
Реченное по поводу пустому
Стрелок из лука редко терпит промах,
Иначе, как назвать его стрелком?
Искусство мудрости царит в хоромах,
Оно не заблуждается ни в ком.
Над Марцеллином я не вижу рока,
И попытаюсь руку протянуть,
Хотя, в нем так велик успех порока,
Что с ним спаситель может утонуть.
Он высмеять сумеет всех на свете
Себя, и нас, философов всех школ…
Он сам задаст вопрос, и сам ответит,
Потом найдет для каждого укол.
Предаст попранью славу Аристона,
Кто мог с носилок словом исцелять,
И вспомнит Скавра (смех дойдет до стона,
Перипатетик — от корней «гулять»)
Он всех шутов-философов накличет,
И будет ими тыкать мне в глаза.
Пусть он смешит меня (его обычай),
Но я скажу — и потечет слеза…
Я докажу ему: он слишком ценит
Успех, и этим падает в цене.
Пусть лишь на день помогут мои пени,
Но отдых от порока — в каждом дне.
Покуда с ним я занят исцеленьем,
Будь стоек, не страшись судьбы угроз.
Одна лишь жизнь у многих поколений,
И смерть — одна, как нравственный вопрос.
«Народу не хотел я быть по нраву
Народ не любит то, что знаю я,
А я не знаю, что он любит.»- Браво!
Я, Эпикур, твоею мыслью пьян…
Неглупый знает, как любовь народа,
Постыдною уловкой обрести…
Здесь, как везде, царит закон природы:
К любви у низких — низкие пути.
Признав за своего, тебя полюбят,
Но, главное, быть для себя — своим!
А угожденье — добродетель губит,
И душит благо жалкой славы дым.
Представь: тебе осанну проходимцы
Поют и рукоплещут средь пиров…
Мне будет жаль: порочен путь в любимцы…
Себе ты симпатичен?
Будь здоров.
=
Письмо XXX (О Басе)
Луцилия приветствует Сенека!
Под тяжким бременем, в годах — Басе…
Так, в корабле, давнишние прорехи
Внезапно разойдутся сразу все.
Но наш Басе спокойно ждет кончины,
Он полон сил в бессилии телес,
Смерть не страшит философа, мужчину,
Кто духом тверд, тот смело входит в лес.
Любой род смерти может дать надежду,
Лишь старость — оставляет без надежд:
Приходит час — идем, смыкая вежды,
В единый путь для мудрых и невежд.
Пока мы живы, нужно делать дело,
Все смертны, никому здесь не везло…
Но, смерть стоит вне зла (в его пределах).
Смерть — выше даже страха перед злом.
Рассказ о смерти заслужил бы веру
Из уст того, кто умер и воскрес.
Смятенью смерти точно знает меру
Целующий в причастьи хладный крест.
За детством — юность, молодость и старость,
За старостью осталась… только смерть.
Путь безвозвратен, но души усталость
Преодолеть дано и должно сметь!
Смерть неизбежна, как закон природы,
Она — закон?- За что ж закон винить?!
Пройдут века, изменятся народы…
Лишь смерть ничто не сможет изменить.
Коль старость уведет меня неспешно
Из жизни на кладбищеский покой,
Скажу: Спасибо, Боже — жизни грешной
Подвел черту не дрогнувшей рукой.
В ком мужества искать?- Кто смерти ищет?
Кто весел, и ее спокойно ждет ?
У первых — дух в смятении без пищи,
А, у вторых — готовится в полет…
Признаюсь, что Басе мне очень дорог,
Он — проводник надежный мне и друг.
Я радостен, хоть нам давно за сорок:
Как в скачке, мы идем последний круг.
Не будем путать следствие с причиной:
Нам незачем спешить покинуть жизнь,
Но примем смерть: проходит все… Кончина
Печальней, если жизнью дорожить.
Мы мучимся, коль смерть подходит близко,
Хотя она, всю жизнь — лишь в двух шагах.
Не лучше ль посмотреть болезней списки?
В них чаще мы найдем себе врага.
Но, можешь ты меня возненавидеть…
За пышность писем, времени воров.
Чем смерть бояться, лучше смерть предвидеть
Не забывай о смерти.
Будь здоров.
Письмо XXXI (О труде)
Луцилия приветствует Сенека!
Ты обретаешь славный дух и стать!
Поставив замечательные вехи,
Дерзай, чтобы рукой до них достать.
Чтоб мудрым стать, закрой плотнее уши,
Надежнее, чем воском от Сирен:
Улисс прошел утес, не в силах слушать,
