что с тобою? Зачем ты рвешь листки? Бирон Вы, государь, не бойтесь: там только пустяки. Лонгвиль Однако он взволнован. Прочту-ка я клочки.
(Подбирает их.) Дюмен Да то Бирона почерк. И подпись здесь его. Бирон
(Башке) Ублюдок, ты причина позора моего!
Виновен я, виновен и каяться готов. Король В чем? Бирон В том, что перед вами четвертый из глупцов.
Вы, я и эти двое уличены в обманах.
Пусть Купидон повесит нас, как воров карманных.
Ушлите посторонних, чтоб я во всем сознался. Дюмен Числом мы стали четным. Бирон Четвертым я попался.
Пусть голубки уходят. Король А ну-ка вон! Живее! Башка Изменники остались, а честных гонят в шею. Жакнета и Башка уходят. Бирон Друзей в любви обнять позвольте мне!
Верны, как плоти кровь, себе мы были.
С тех пор как солнце светит в вышине,
Старик-закон и юность не дружили.
Наперекор ему мы рождены,
А потому и клятве не верны. Король Как? Тот листок запиской был любовной? Бирон Еще б! Кто ж, видя Розалину, словно
Дикарь-индиец в час, когда сверкнет
С востока луч восхода раскаленный,
Не рухнет ниц и к праху не прильнет,
Смиренный и сияньем ослепленный?
Кто б мог, на красоту ее лица
Орлиным оком дерзновенно глядя,
Не превратиться тотчас же в слепца? Король Как много слов звезды неяркой ради!
Как солнце, блещет госпожа моя,
Твоя же — только спутница светила. Бирон Без Розалины, — или я не я,
Навеки б тьма вселенную сокрыла.
Все краски, слив сверкание свое,
Украсили собой ее ланиты.
Так совершенна красота ее,
Что в ней одной все совершенства слиты.
О риторы, язык мне дайте ваш!
Нет, прочь, ненужны ваши ухищренья!
Пусть хвалит жалкий свой товар торгаш,
А Розалину лишь хулят хваленья.
Лет пятьдесят из сотни с плеч долой
Отшельник, заглянув ей в очи, сбросит
И, к детству возвращенный красотой,
Не костылей, а помочей попросит.
Как солнце, блеск всему дает она. Король Но ведь она лицом смолы чернее. Бирон Она, хоть и черна, да мне нужна.
Я буду счастлив обвенчаться с нею.
Где Библия? Я присягну сейчас,
Что даже красота с уродством схожа,
Коль нет у ней таких же черных глаз,
Коль у нее чуть-чуть светлее кожа. Король Софизм! Черны темница, ад и мгла,
А красота сиянием одета. Бирон Особенно опасны духи зла,
Принявшие обличье духов света.
Она черна, но с горя, — из-за тех,
Кто блеклый лик под париком румянит,
Чтобы склонять поклонников на грех.
Но скоро черный цвет всем сладок станет.
Она изменит моду наших дней:
Румяна навсегда в забвенье канут
И все, красою тщась сравниться с ней,
Чернить, а не румянить щеки станут. Дюмен За Феба трубочиста мы сочтем. Лонгвиль Нам угольщик покажется прекрасен. Король Начнет хвалиться негр своим лицом. Дюмен Не будет свеч, раз мрак, как полдень, ясен. Бирон Под дождь не посылайте ваших дам,
Не то румяна могут отвалиться. Король А вашей под дождем, — признаюсь вам,
Не худо б прогуляться, чтоб умыться. Бирон Хваля ее, на Страшный суд приду я! Король Кто с чертом свыкся, тем не страшен ад. Дюмен Хвалить барышник клячу рад худую! Лонгвиль
(указывает на свой сапог) Она и мой сапог — сестра и брат. Бирон Когда б глазами вымостить ты мог
Путь перед нею, — он ее не стоит. Дюмен О, стыд! Тогда все то, что выше ног,
Вниз головой идя, она откроет. Король К чему слова! Любой из нас влюблен. Бирон И клятву все нарушили, конечно. Король Оставим споры! Докажи, Бирон,
Что наша страсть законна и безгрешна. Дюмен Грех оправдать попробуй как-нибудь. Лонгвиль У адвокатов перейми ухватки,
Чтоб крючкотворством черта обмануть. Дюмен Примеры приведи. Бирон Они — в достатке.
Итак, вперед, соратники в любви!
Какой обет мы принесли? Поститься,
Учиться и от женщин отказаться.
Но это значит молодость предать.
Пост не под силу юным животам,
Грозит им воздержание недугом.
А клятву дав учиться день и ночь,
Мы отреклись от истинного знанья:
Ведь в жизни есть не только созерцанье.
Нельзя ни вам, мой государь, ни нам
К истокам дивным знания подняться
Без лицезренья женской красоты.
Из женских глаз доктрину вывожу я:
Они — тот кладезь, тот первоисточник,
Где Прометей огонь свой почерпнул.
Увы, корпенье вечное над книгой
Скует наш дух и кровь оледенит,
Равно как от чрезмерных переходов
У путника все мускулы слабеют.
Итак, отказ смотреть на лица женщин
Есть в то же время наш отказ от зренья,
От знания, которого мы алчем.
Какой философ лучше женских глаз
Сумеет красоту нам преподать?
Наука — добавленье к человеку:
Где человек, там и его познанья,
И, взор вперяя в женские глаза,
Мы всю науку нашу видим в них.
Мы отреклись тем самым и от книг.
Ни вы, король, ни мы не почерпнули б
В свинцовом созерцанье те стихи,
Чьи пламенные строки так недавно
Продиктовал нам взор наставниц наших.
В мозгу коснея, прочие науки
Скупою жатвой редко награждают
Служителей своих за тяжкий труд.
Одна любовь, преподанная нам
Глазами женщин, мозг не тяготит,
Как мертвый груз, но с быстротою мысли
Стихийно разливается по телу.
Она, все наши чувства изощряя,
Им остроту двойную сообщает.
Она дает такую силу зренья
Любовнику, что блеск его зрачков
Способен ослепить глаза орла.
Слух любящего ловит даже шорох,
Невнятный настороженному вору.
Чувствительней и тоньше, чем рога
Улитки, осязанье у влюбленных,
А вкус — разборчивее, чем у Вакха.
Любовь, затмив отвагой Геркулеса,
Плод Гесперид всегда искать готова.
Она мудрее сфинкса; мелодичней
И сладостней, чем лютня Аполлона.
Любовь заговорит — и небеса
Баюкает согласный хор богов.
Поэт не смеет взяться за перо,
Не разведя чернил тоской любовной.
Зато стихом слух дикарей пленяет
И пробуждает в деспотах смиренье.
Из женских глаз доктрину вывожу я:
Лишь в них сверкает пламя Прометея,
Лишь в них — науки, книги и искусства,
Которыми питается весь мир;
Без них нельзя достигнуть совершенства.
Безумьем было от любви отречься,
Безумье — соблюдать такой обет.
Во имя мудрости, любезной людям,
Любви, которой столь любезны люди,
Мужчин, на свет производящих женщин,
И женщин, породивших нас, мужчин,
Нарушим клятву, сохранив себя,
Не то, ее храня, себя разрушим.
Измена наша вере не противна:
Ведь милосердье есть основа веры,
А там, где нет любви, нет милосердья. Король Святой Амур, ура! Вперед, солдаты! Бирон Знамена развернем, и на врагов!
Повалим их. Пусть будет, господа,
В сраженье этом верх всегда за нами. Лонгвиль За дело. Хватит болтовни. Итак,
Француженок мы будем добиваться? Король И покорим их. А теперь должны мы
Придумать развлечение для них. Бирон Сперва пойдем, проводим их к палаткам.
Пусть каждый, руку ей подав, ведет
Свою красавицу. А пополудни
Потешим наших дам такой забавой,
Какую время изобресть позволит.
Ведь танцы, игры, песни, маскарад
Всегда любви передовой отряд. Король Не будем медлить. Поскорее в пути.
Упущенной минуты не вернуть! Бирон Allons! {Идем! (Франц.)} Кто сеет плевел, ржи не жнет.
Весы судьбы точны и справедливы.
Изменника брак с потаскушкой ждет:
Червонца не купить за грош фальшивый. Уходят. АКТ V СЦЕНА 1 Там же.
Входят Олоферн, отец Натаниэль и Тупица. Олоферн Satis quod sufficit {Довольно того, что достаточно. (Лат.)}. Натаниэль Благодарю господа, создавшего вас, сударь. Беседа ваша за трапезой была остра и назидательна, забавна без грубости, остроумна без напыщенности, смела без наглости, учена без педантизма, оригинальна без ереси. Quondam {Как-то. (Лат.)} на днях говорил я с одним из сотоварищей короля, титулуемым, именуемым и называемым доном Адриано де Армадо. Олоферн Novi hominem tanquam te! {Я знаю этого человека так же хорошо, как тебя. (Лат.)} Характер у него самоуверенный, речь заносчивая, язык острый, взгляд высокомерный, поступь спесивая, и весь облик — надутый, смехотворный и чванный. Он чересчур чопорен, чересчур франтоват, чересчур жеманен, чересчур неестествен и, по правде, если смею так выразиться, чересчур обыноземен. Натаниэль
(записывает выражение в записную книжку) Какой изысканный и оригинальный эпитет! Олоферн Уток его рассуждений выткан искусней, чем основа его доводов. Терпеть не могу таких фанатичных фантазеров, таких необщительных и натянутых собеседников, таких палачей правописания, которые вместо «кого» говорят «каво», вместо «конечно» произносят «канешна», а вместо «милость» мямлят «милась». Это мне так отовратительно (они-то бы сказали «отвратительно»!), что доводит меня почти до умалишенности, — ne intelligis, domine? {Понимаете ли вы, сударь? (Лат.)} — то есть до безумия, до бешенства. Натаниэль Laus Deo, bone intelligo {Слава богу, отлично понимаю. (Лат.)}. Олоферн Bone? Bone вместо bene! Присциан получил пощечину, но ничего, стерпится! Входят Армадо, Мотылек и Башка. Натаниэль Videsne, quis venit? Олоферн Video et gaudeo {Видишь, кто идет? — Вижу и радуюсь. (Лат.)}. Армадо
(Мотыльку, шепелявя) Эй, ссенок! Олоферн Quare {Почему? (Лат.)} ссенок, а не щенок? Армадо Счастлив видеть вас, мирные люди. Олоферн Привет вам, воинственный муж. Мотылек Они оба побывали на каком-то словесном пиру и наворовали там объедков. Башка Да они уж давно на словесной помойке отбросами кормятся. Удивляюсь я, как это твой хозяин еще не сожрал тебя, приняв За чье-нибудь чужое слово. Ведь ты на целую голову короче такого словечка, как honorificabilitudinitatibus {Бессмысленное слово, склеенное из ряда латинских слов и слогов.}. Тебя-то уж легче проглотить, чем вино с зажженной паклей на закуску. Мотылек Тихо. Перестрелка начинается. Армадо
(Олоферну) Скажите, monsieur, вы ведь из ученых? Мотылек Правильно. Он обучает мальчишек букварю. — (Олоферну.) А что получится, если «э» и «б» прочесть навыворот, подрисовав к ним рога? Олоферн Pueritia! {Детство. (Лат.)} Если подрисовать рога, выйдет «бэ». Мотылек Бэ-э! И впрямь баран с рогами! — (К Армадо.) Видите, сударь, какой он ученый. Олоферн Quis, quis? {Кто, кто? (Лат.)} Что ты подразумеваешь под этим созвучием? Мотылек Назовите мне последний гласный звук, а я назову вам шестой, — вот и получите ответ. Олоферн Сейчас соображу. Я. Мотылек А теперь и я скажу: а, е, и, о, у, ы. Вы и есть баран. Армадо Клянусь соленой влагой Средиземноморья, отличный удар, меткий выпад остроумия! Раз, два, три — и попал в цель! Мой разум наслаждается таким неподдельным остроумием. Мотылек Которое ребенок, как рог изобилия, подносит старцу. Вот и получается старый рогоносец. Олоферн Что это за фигура? Что за фигура? Мотылек Рогатая. Олоферн Ты рассуждаешь по-детски. Ступай-ка лучше гонять кубарь. Мотылек Тогда одолжите мне ваши рога, а я сделаю из них кубарь и буду гонять ваш позор circum, circa {Кругом (по окружности). (Лат.)}. Из рогов рогоносца выйдет отличный кубарь! Башка Да будь у меня за душой хоть грош, я б и его отдал тебе на пряники! Вот репарация, которую я получил с твоего хозяина. Возьми-ка ее себе, грошовый кошелек ума, голубиное яичко рассудительности. Ох! Если б небу было угодно сделать тебя моим сыном, хоть незаконным, — какого бы веселого папашу ты из меня сделал! Валяй, малыш! Ведь ума у тебя, как говорится, полная лядунка. Олоферн Тут запахло подпорченной латынью: он говорит — лядунка вместо — ad unguem {Полным-полно. (Лат.)}. Армадо Ученый муж, praeambula {Проходи мимо. (Лат.)}: удалимся от этих невежд. Скажите, не вы ли воспитываете юношество в общеполезном заведении, стоящем на вершине вон той горы? Олоферн Вернее, mons — холма. Армадо Это уж как вам заблагорассудится: пусть холма. Олоферн Воспитываю, sans
