Уильям Шекспир Монолог «Быть или не быть…» в русских переводах XIX-XX веков

William Shakespeare

To be, or not to be: that is the question:

Whether ‘tis nobler in the mind to suffer

The slings and arrows of outrageous fortune,

Or to take arms against a sea of troubles,

And by opposing end them? To die: to sleep;

No more; and by a sleep to say we end

The heart-ache and the thousand natural shocks

That flesh is heir to, ‘tis a consummation

Devoutly to be wish’d. To die, to sleep;

To sleep: perchance to dream: ay, there’s the rub;

For in that sleep of death what dreams may come

When we have shuffled off this mortal coil,

Must give us pause: there’s the respect

That makes calamity of so long life;

For who would bear the whips and scorns of time,

The oppressor’s wrong, the proud man’s contumely,

The pangs of despised love, the law’s delay,

The insolence of office and the spurns

That patient merit of the unworthy takes,

When he himself might his quietus make

With a bare bodkin? who would fardels bear,

To grunt and sweat under a weary life,

But that the dread of something after death,

The undiscover’d country from whose bourn

No traveller returns, puzzles the will

And makes us rather bear those ills we have

Than fly to others that we know not of?

Thus conscience does make cowards of us all;

And thus the native hue of resolution

Is sicklied o’er with the pale cast of thought,

And enterprises of great pith and moment

With this regard their currents turn awry,

And lose the name of action. – Soft you now!

The fair Ophelia! Nymph, in thy orisons

Be all my sins remember’d.

М. Вронченко

Быть иль не быть – таков вопрос; что лучше,

Что благородней для души: сносить ли

Удары стрел враждующей фортуны,

Или восстать противу моря бедствий

И их окончить. Умереть – уснуть –

Не боле, сном всегдашним прекратить

Все скорби сердца, тысячи мучений,

Наследье праха – вот конец, достойный

Желаний жарких. Умереть – уснуть.

Уснуть. Но сновиденья… Вот препона:

Какие будут в смертном сне мечты,

Когда мятежную мы свергнем бренность,

О том помыслить должно. Вот источник

Столь долгой жизни бедствий и печалей.

И кто б снес бич и поношенье света,

Обиды гордых, притесненье сильных,

Законов слабость, знатных своевольство,

Осмеянной любови муки, злое

Презренных душ презрение к заслугам,

Когда кинжала лишь один удар –

И он свободен. Кто в ярме ходил бы,

Стенал под игом жизни и томился,

Когда бы страх грядущего по смерти

Неведомой страны, из коей нет

Сюда возврата, – не тревожил воли,

Не заставлял скорей сносить зло жизни,

Чем убегать от ней к бедам безвестным.

Так робкими творит всегда нас совесть,

Так яркий в нас решимости румянец

Под тению пускает размышленья,

И замыслов отважные порывы,

От сей препоны уклоняя бег свой,

Имен деяний не стяжают. Ах,

Офелия. О нимфа, помяни

Грехи мои в своей молитве.

М. Загуляев

Быть иль не быть – вот он, вопрос. Должна ли

Великая душа сносить удары рока

Или, вооружаясь против потока бедствий,

Вступить с ним в бой и положить конец

Страданью…

Умереть – заснуть… и только.

И этим сном покончить навсегда

С страданьями души и с тысячью болезней,

Природой привитых к немощной плоти нашей…

Конец прекрасный и вполне достойный

Желаний жарких…

Умереть – заснуть…

Заснуть… быть может, видеть сны… какие?

Да, вот помеха… Разве можно знать,

Какие сны нам возмутят сон смертный…

Тут есть о чем подумать.

Эта мысль

И делает столь долгой жизнь несчастных.

И кто бы в самом деле захотел

Сносить со стоном иго тяжкой жизни,

Когда б не страх того, что будет там, за гробом.

Кто б захотел сносить судьбы все бичеванья

И все обиды света, поруганье

Тирана, оскорбленья гордеца,

Отверженной любви безмолвное страданье,

Законов медленность и дерзость наглеца,

Который облечен судьбой всесильной властью,

Презрение невежд к познаньям и уму,

Когда довольно острого кинжала,

Чтоб успокоиться навек… Кто б захотел

Нести спокойно груз несчастной жизни,

Когда б не страх чего-то после смерти,

Неведомой страны, откуда ни один

Еще доселе путник не вернулся…

Вот что колеблет и смущает волю,

Что заставляет нас скорей сносить страданья,

Чем убегать к иным, неведомым бедам,

Да, малодушными нас делает сомненье…

Так бледный свой оттенок размышленье

Кладет на яркий цвет уж твердого решенья,

И мысли лишь одной достаточно, чтоб вдруг

Остановить важнейших дел теченье.

О если б… Ах, Офелия… О Ангел,

В своей молитве чистой помяни

Мои грехи.

Н. Кетчер

Быть или не быть. Вопрос в том, что благородней: сносить ли пращи и стрелы злобствующей судьбины или восстать против моря бедствий и, сопротивляясь, покончить их. Умереть – заснуть, не больше, и, зная, что сном этим мы кончаем все скорби, тысячи естественных, унаследованных телом противностей, – конец желаннейший. Умереть – заснуть, заснуть, но, может быть, и сны видеть – вот препона; какие могут быть сновиденья в этом смертном сне, за тем как стряхнем с себя земные тревоги, вот что останавливает нас. Вот что делает бедствия так долговечными; иначе кто же стал бы сносить бичевание, издевки современности, гнев властолюбцев, обиды горделивых, муки любви отвергнутой, законов бездействие, судов своевольство, ляганье, которым терпеливое достоинство угощается недостойными, когда сам одним ударом кинжала может от всего этого избавиться. Кто, кряхтя и потея, нес бы бремя тягостной жизни, если бы страх чего по смерти, безвестная страна, из-за пределов которой не возвращался еще ни один из странников, не смущали воли, не заставляли скорей сносить удручающие нас бедствия, чем бежать к другим, неведомым. Так всех нас совесть делает трусами; так блекнет естественный румянец решимости от тусклого напора размышленья, и замыслы великой важности совращаются с пути, утрачивают название деяний. – А, Офелия. О нимфа, помяни меня в своих молитвах.

Н. Маклаков

Быть иль не быть, – вопрос весь в том:

Что благороднее. Переносить ли

Нам стрелы и удары злополучья –

Или восстать против пучины бедствий

И с ними, в час борьбы, покончить разом.

Ведь умереть – уснуть, никак не больше;

Уснуть в сознании, что настал конец

Стенаньям сердца, сотням тысяч зол,

Наследованных телом. Как, в душе,

Не пожелать такого окончанья?

Да. Умереть – уснуть. Но ведь уснуть,

Быть может, грезить. Вот, и вечно то же

Тут затрудненье: в этой смертной спячке,

Как с нас спадет ярмо земных сует,

Какого рода сны нам сниться могут.

Вот отчего мы медлим, вот причина,

Что наши бедствия столь долговечны.

И кто бы согласился здесь терпеть

Насилье грубое, издевки века,

Неправды деспотов, презренье гордых,

Тоску отвергнутой любви, законов

Бездействие, судов самоуправство

И скромного достоинства награду –

Ляганье подлецов, когда возможно

Купить себе покой одним ударом.

И кто бы захотел здесь ношу жизни,

Потея и кряхтя, таскать по свету,

Когда б не страх чего-то после смерти,

Страх стороны неведомой, откуда

Из странников никто не возвращался,

Не связывал нам волю, заставляя

Охотнее страдать от злоключений

Уже известных нам, чем устремляться

Навстречу тем, которых мы не знаем.

Так совесть превращает нас в трусишек,

Решимости естественный румянец,

При бледноликом размышленье, блекнет;

Стремления высокого значенья,

При встрече с ним, сбиваются с дороги,

И мысли не становятся делами, —

А, это вы, Офелия. О нимфа.

Воспомяни грехи мои в молитвах.

А. Соколовский

Жить иль не жить – вот в чем вопрос.

Честнее ль

Безропотно сносить удары стрел

Враждебной нам судьбы, иль кончить разом

С безбрежным морем горестей и бед,

Восстав на все. Окончить жизнь – уснуть,

Не более, – когда при этом вспомнить,

Что с этим сном навеки отлетят

И сердца боль, и горькие обиды –

Наследье нашей плоти, – то не вправе ль

Мы все желать подобного конца.

Окончить жизнь – уснуть… уснуть, а если

При этом видеть сны… Вот остановка.

Какого рода сны тревожить будут

Нас в смертном сне, когда мы совлечем

С себя покрышку плоти. Вот что может

Связать решимость в нас, заставя вечно

Терпеть и зло, и бедственную жизнь…

Кто стал бы, в самом деле, выносить

Безропотно обиды, притесненья,

Ряд горьких мук обманутой любви,

Стыд бедности, неправду власти, чванство

И гордость знатных родом – словом, все,

Что суждено достоинству терпеть

От низости, – когда бы каждый мог

Найти покой при помощи удара

Короткого ножа. Кто стал влачить бы

В поту лица томительную жизнь,

Когда бы страх пред тою непонятной,

Неведомой страной, откуда нет

И не было возврата, не держал

В оковах нашей воли и не делал

Того, что мы скорей сносить готовы

Позор и зло, в которых родились,

Чем ринуться в погоню за безвестным…

Всех трусами нас сделала боязнь.

Решимости роскошный цвет бледнеет

Под гнетом размышленья. Наши все

Прекраснейшие замыслы, встречаясь

С ужасной этой мыслью, отступают,

Теряя имя дел. – Но тише, вот

Офелия. О нимфа, помяни

Меня, прошу, в святых своих молитвах.

А. Московский

Жизнь или смерть, вот дело в чем:

Достойней ли претерпевать

Мятежного удары рока

Иль отразить их и покончить

Со всею бездною терзаний.

Ведь смерть есть только сон – не боле,

И если знать, что с этим сном

Придет конец врожденным мукам,

Как не стремиться нам к нему,

Покончить с жизнью… и заснуть…

Заснуть и сны, быть может, видеть,

Вот преткновенье… Сны какие

Нас в вечном сне тревожить будут,

Когда с себя мы свергнем это

Ярмо житейской суеты.

Да, вот что понуждает нас

Терпеть до старости невзгоды.

Иначе кто переносить

Решился бы все то, что стало

Посмешищем, бичом веков:

Тиранов дерзкий произвол,

Людей заносчивых нахальство,

Отвергнутой любви мученья,

Судилищ наших проволочки,

Надменность властью облеченных,

Пренебрежение к заслугам, —

Когда один укол иглы

Нас в состоянье успокоить.

Кто помирился бы иначе

Со всеми тягостями жизни –

Лишь страх пред чем-то после смерти

Пред той неведомой страной,

Отколь никто не возвращался,

Смущает нас, и мы скорее

Из двух зол выбираем то,

Что нам известно. Совесть наша

Быть трусами нас побуждает,

Под гнетом мысли блекнет смелость,

И замыслы с огнем и силой,

Невольно сбившись с колеи,

Делами названы не будут.

(Замечает Офелию.)

Прелестная Офелия, тише…

Ах, нимфа, помяни мои

В своих молитвах прегрешенья…

К. Р.

Быть иль не быть, вот в чем вопрос.

Что выше:

Сносить в душе с терпением удары

Пращей и стрел судьбы жестокой или,

Вооружившись против моря бедствий,

Борьбой покончить с ним? Умереть, уснуть –

Не более; и знать, что этим сном покончишь

С сердечной мукою и с тысячью терзаний,

Которым плоть обречена, – о, вот исход

Многожеланный! Умереть, уснуть;

Уснуть! И видеть сны, быть может? Вот оно!

Какие сны в дремоте смертной снятся,

Лишь тленную стряхнем мы оболочку, – вот что

Удерживает нас. И этот довод –

Причина долговечности страданья.

Кто б стал терпеть судьбы насмешки и обиды,

Гнет притеснителей, кичливость гордецов,

Любви отвергнутой терзание, законов

Медлительность, властей бесстыдство и презренье

Ничтожества к заслуге терпеливой,

Когда бы сам все счеты мог покончить

Каким-нибудь ножом? Кто б нес такое бремя,

Стеная, весь в поту под тяготою жизни,

Когда бы страх чего-то после смерти,

В неведомой стране, откуда ни единый

Не возвращался путник, воли не смущал,

Внушая нам скорей испытанные беды

Сносить, чем к неизведанным бежать? И вот

Как совесть делает из всех нас трусов;

Вот как решимости природный цвет

Под краской мысли чахнет и бледнеет,

И предприятья важности великой,

От этих дум теченье изменив,

Теряют и названье дел. – Но тише!

Прелестная Офелия! – О нимфа!

Грехи мои в молитвах помяни!

П. Гнедич

Быть иль не быть – вот в чем вопрос.

Что благороднее: сносить удары

Неистовой судьбы – иль против моря

Невзгод вооружиться, в бой вступить

И все покончить разом… Умереть…

Уснуть – не больше, – и сознать – что сном

Мы заглушим все эти муки сердца,

Которые в наследье бедной плоти

Достались: о, да это столь желанный

Конец… Да, умереть – уснуть… Уснуть.

Жить в мире грез, быть может, вот преграда. —

Какие грезы в этом мертвом сне

Пред духом бестелесным реять будут…

Вот в чем препятствие – и вот причина,

Что скорби долговечны на земле…

А то кому снести бы поношенье,

Насмешки ближних, дерзкие обиды

Тиранов, наглость пошлых