берите его себе! Костьми поляжете — тем лучше, знатная закуска достанется вашим воронам. Другого ничего не скажешь. Луций Да, принц. Цимбелин Мысль Цезаря я знаю, он — мою.
А в остальном — я рад тебе, Кай Луций. Уходят. СЦЕНА 2
Другая комната во дворце.
Входит Пизанио, читая письмо. Пизанио Как! Неверна она? Что ж ты не пишешь,
Кто подлый клеветник! О мой хозяин,
Ужель твой слух податливый отравлен
Каким-нибудь коварным итальянцем,
Носящим яд на языке и в мыслях?
Ее в измене ты винишь? О нет!
Скорей за верность мучится она,
Не женщине подобна, а богине,
Снося такие горькие обиды,
Которые могли бы сокрушить
Любую добродетель! Господин мой!
Ты стал душою ниже, чем она,
Как прежде ниже был происхожденьем.
Ты требуешь, чтоб я во имя клятвы
Любви и долга, что я дал тебе,
Убил ее? Чтоб кровь ее я пролил?
Коль это значит хорошо служить,
Так мне усердным не бывать слугою.
Бесчеловечным ты меня считаешь,
Коль думаешь, что я решусь на это.
(Читает.)
«Исполни все. Она, прочтя письмо,
Сама тебе поможет». Лист проклятый!
Черней чернил, которыми написан!
Бесчувственный лоскут, и ты участник
Чудовищного, подлого злодейства,
Хоть с виду чист и бел! — Она идет.
Прикинусь, будто ничего не знаю. Входит Имогена. Имогена Что нового, Пизанио? Пизанио Письмо, от господина моего. Имогена От твоего? Мой господин он, мой!
Ах, сколь великим слыл бы меж людьми,
Сколь глубоко грядущее постиг бы
Тот звездочет, который знал бы звезды,
Как почерк мужа знаю я. О боги!
Пусть эти строки о любви твердят,
О том, что он доволен и здоров
И лишь страдает от разлуки. Пусть!
Пусть он грустит из-за нее. Порой
Целительна и скорбь, а скорбь такая
Полезна для любви. Будь всем доволен,
Лишь не разлукой нашей. — Милый воск,
Сниму тебя. Благословенны пчелы
За воск, хранящий тайны. Молят разно
Богов любовники и должники.
Виновным ты грозишь тюрьмою, воск,
Но охраняешь тайны Купидона.
Весть добрую пошлите мне, о боги!
(Читает.) «Ни грозный суд, ни гнев твоего отца, если он схватит меня в своих владениях, не смогут поразить меня, бесценная, если ты бросишь на меня свой животворный взор. Знай же, я нахожусь в Камбрии, в Мильфордской гавани; поступи так, как велит тебе твоя любовь. Я желаю тебе всяческого счастья, любимая, и остаюсь верным своим клятвам и любви, растущей с каждым днем. Леонат Постум». Коня! Коня! Крылатого коня!
Он в Мильфорде! Прочти! Далеко ль это?
Коль тащатся из-за ничтожных дел
Туда неделю, я домчусь и в сутки!
Пизанио мой верный, ты ведь тоже
С ним жаждешь встречи, так же как и я?
Ах нет, не так, как я! Я — бесконечно,
Ты — меньше, правда? О, скажи скорей
И громче, громче. Ты, любви наперсник,
Ты должен слух мой радостью наполнить,
Рассудка голос заглушив. Далеко ль
Желанный Мильфорд? Как счастлив Уэльс,
Владея гаванью такой! Но прежде
Скажи, как ускользнуть нам из дворца?
Как объяснить часы отлучки нашей?
Но главное — как выбраться? Да нет!
К чему искать заране оправданий
Проступку, не свершенному еще?
Мы после их найдем. Ответь мне, сколько
Десятков миль проскачем за день мы? Пизанио По двадцать миль с рассвета до заката,
И то с большим трудом, принцесса. Имогена Что?
Да человек, плетущийся на казнь,
Не медлит так. Быстрей песка в часах,
Я слышала, на скачках кони мчатся.
Ах нет, все это глупости. Иди
Скажи моей служанке, чтоб она
Прикинулась больной и отпросилась
Домой к отцу. Немедленно достань
Простое платье для дороги мне,
Как у крестьянок здешних. Пизанио Госпожа,
Обдумать надо… Имогена Нет, вперед, вперед!
Все, что кругом, что справа, слева, сзади,
Бледнеет, как в тумане, предо мной.
Беги же. Все исполнить не забудь.
О Мильфорд! Лишь туда ведет мой путь! Уходят. СЦЕНА 3
Уэльс. Гористая местность. В скалах пещера.
Из пещеры выходит Беларий; за ним Гвидерий и Арвираг. Беларий День слишком ясен, чтоб сидеть под крышей
Столь низкой. Сыновья мои, нагнитесь.
Вас учит этот вход склонять главу
Пред небесами в утренней молитве.
У королей так кровля высока,
Что и гигант пройдет под ней, не сняв
Чалмы надменной для поклона солнцу.
Так будь благословенно ты, о небо!
В пещере мы живем уж много лет,
Но благодарны более тебе,
Чем жители дворцов. Гвидерий Привет, о небо! Арвираг Привет! Беларий Теперь пора и на охоту
Вам, легконогим, вон на тот утес,
А мне в долину. И когда я сверху
Вам покажусь с ворону, то заметьте,
Что место, на котором мы стоим,
Нас умалить иль возвеличить может.
Тогда припомните мои рассказы
О принцах, о дворцах, делах военных.
О том, что свет не по заслугам чтит,
А за уменье льстить. И, помня это,
Вы пользу извлечете из всего.
Утешьтесь тем, что жук короткокрылый
Порой надежней защищен бывает,
Чем воспаривший в облака орел.
Поверьте, дети, наша с вами жизнь
Достойней прозябанья в суете
И вечном униженье. Мы богаче
Подачками живущих вертопрахов
И благородней щеголей нарядных,
Берущих в долг шелка свои; торговец
С поклоном провожает их, однако
Не вычеркнет из списка должников.
Нет! Мы счастливей их! Гвидерий Ты видел свет,
А мы еще бескрылые птенцы,
Гнезда не покидавшие; нам даже
Окрестный воздух незнаком. Конечно,
Коль счастье заключается в покое
Мы счастливы. Ты, знавший столько горя,
Покою рад под старость. Но для нас
Такая жизнь в неведенье — темница,
И мы, как должники, порог ее
Переступить не смеем. Арвираг Что мы сможем,
Состарившись, как ты, поведать людям?
Как дни в пещере этой душной, мрачной,
Под шум дождя и злой декабрьский ветер
Мы станем коротать? Мир незнаком нам.
Как звери мы; хитрей лисы в охоте,
Смелей волков в погоне за добычей.
В чем доблесть наша? Затравить бегущих?
Из клетки сделав клирос, мы, как птицы,
Свою неволю сами воспеваем. Беларий Что слышу я! Когда б вы только знали
Всю мерзость городов! С придворной жизнью
Расстаться трудно, но еще труднее
Жить при дворе. Путь к славе — путь к паденью;
Так скользок он, что страх упасть страшней
Паденья самого! А ратный труд?
Ты ищешь славы в доблестном бою,
А смерть найдешь — тебя же и помянут
Позорною хулой за славный подвиг.
Как часто доблесть клеветой встречают!
И, что всего ужасней, ты покорно
Несправедливость вынужден сносить!..
О дети! Мир на мне прочесть бы мог
Всю эту повесть. От мечей врага
Я весь в рубцах; я был в зените славы,
Сам Цимбелин любил меня; едва
Речь заходила о храбрейших — тотчас
В устах у всех мое звучало имя.
Я был подобен дереву, что гнется
Под тяжестью плодов; и в ночь одну
Вор или вихрь — зовите как хотите
Унес мою листву, меня оставив
Нагим под стужей. Гвидерий Как превратно счастье! Беларий Клянусь, за мною не было вины,
Но два лжеца монарху нашептали,
Что с Римом в тайный сговор я вступил,
И клевета их восторжествовала
Над честностью моей. Меня изгнали.
Уж двадцать лет, как этот лес и скалы
Мой мир. Здесь на свободе я живу
И небу возношу хвалу усердней,
Чем в дни былые. — Но пора вам в горы.
Охотник быть не должен краснобаем.
Кто первый дичь подстрелит — тот король
На нашем пиршестве, другие двое
Прислужники. Мы можем не бояться,
Что пищу нам предательски отравят,
Как во дворце. Мы встретимся в долине. Гвидерий и Арвираг уходят. Да, трудно подавить в себе природу.
Не знают юноши, что оба — принцы,
А Цимбелин — что живы сыновья.
Они меня своим отцом считают,
Но хоть взрастил я их в пещере низкой,
Где в рост не встать, и в бедности — однако
Они мечтой стремятся во дворец
И царственность природы их видна
Во всем, чему других и не научишь.
Так Полидор, наследник Цимбелина,
Король его Гвидерием назвал,
Когда, усевшись на трехногий стул,
Я речь веду о подвигах военных,
С восторгом пламенным внимает мне.
Едва скажу: «Так пал мой враг, а так
Я наступил ему ногой на шею»,
К его щекам кровь царственная хлынет,
Пот выступит, и в страшном возбужденье
Он жестами рассказ мой дополняет.
Брат младший Кадвал — прежде Арвираг
К моим речам внимателен не меньше,
Свой нрав горячий выдавая… — Чу!
Они спугнули зверя… — О король!
Известно только совести моей
Да небу, что безвинно изгнан я
И потому твоих детей похитил,
Лишив тебя наследников, как ты
Лишил меня всего. А Эврифила,
И чтут они досель ее могилу,
Меня ж, Белария, — теперь я Морган
Отцом зовут. — Да, началась охота!
(Уходит.) СЦЕНА 4
Входят Пизанио и Имогена. Имогена Сойдя с коня, сказал ты: «Мильфорд близко».
Сильнее, чем впервые рвется мать
К младенцу своему, я к мужу рвусь.
Пизанио! Где Постум? Что с тобой?
Зачем глядишь так дико? Что за вздохи?
Нарисовать бы так кого-нибудь
И он казался б воплощеньем скорби.
Ах, измени свой страшный вид, иначе
С ума могу сойти я. Что случилось?
Ты так зловеще подаешь письмо!
В нем вести о весне? Так улыбнись!
Иль о зиме? Тогда твой вид уместен. Пизанио подает ей письмо. Рука супруга! Он в беде! Его
В проклятом этом Риме отравили?
О, говори скорей! Твои слова
Смягчат удар, а коль сама прочту
Умру на месте. Пизанио Нет, прошу, читайте.
И вы увидите, как я, несчастный,
Судьбой наказан зло. Имогена
(читает) «Твоя госпожа, Пизанио, оказалась потаскушкой и опозорила мое брачное ложе. Сердце мое облилось кровью от доказательств ее измены. Я говорю не о каких-то ничтожных подозрениях; доказательства так же сильны, как мое горе, и так же верны, как, надеюсь, будет мое мщение. Ты должен отомстить за меня, Пизанио, если ее измена не поколебала твоей верности. Лиши Имогену жизни твоей собственной рукой. Эта возможность представится тебе в Мильфордской гавани, куда завлечет ее мое письмо. Если ты побоишься убить распутницу и не уверишь меня в ее смерти, значит, ты сообщник ее бесчестья и изменил мне так же как она». Пизанио Мне вынуть меч? Зачем, когда и так
Нет, жало клеветы острей меча,
Укус — опасней яда нильских змей;
Дыхание ее на крыльях бури
Летит, все уголки земли пятная,
Черня царей, цариц, и дев, и жен,
И даже тайны склепов отравляет
Ехидна клеветы. — Мой бог! Что с вами? Имогена Я — неверна?.. Что значит быть неверной?
Лежать без сна и думать о любимом
И плакать без конца? Глаза смежить,
Когда над горем верх возьмет усталость,
И тотчас в страшном сне его увидеть
И с криком пробудиться? Это значит
Неверной быть? Скажи! Пизанио Увы, принцесса… Имогена Я — неверна? Будь, Якимо, свидетель,
Когда винил ты Постума в распутстве,
Тебя я подлецом сочла. А ныне
Я вижу, ты не лгал. Он околдован
Какою-нибудь римскою сорокой,
Румянами наведшей красоту.
А я плоха, я — платье не по моде,
Но слишком дорогое, чтоб висеть
На стенке. Ну так режь меня, кромсай!
Предательство для нас мужские клятвы!
О мой супруг! Из-за твоей измены
Все доброе на свете стало злым
И лицемерным — нет добра для женщин,
Все фальшь, приманка! Пизанио Госпожа, постойте… Имогена Честнейшим людям верить перестали
К святым слезам других убил доверье
И состраданье к подлинному горю.
Так, Постум, ты людей пятнаешь честных
Своим поступком. Благородство, доблесть
В предательство, коварство обратились.
Что ж медлишь ты, Пизанио? Скорей!
Хоть ты будь честным и приказ исполни.
А встретишь снова Постума — скажи,
Покорна я была. Вот посмотри,
Сама я вынула твой меч. Возьми же!
Рази приют любви невинный — сердце.
Не бойся: пусто в нем — одна лишь скорбь;
Там нет того, кто был его богатством.
Исполни же приказ, убей меня.
Был храбрым ты, но, кажется, сейчас
Ты трусишь? Пизанио Прочь, презренный меч! О нет,
Руки не оскверню тобой. Имогена Должна
Я умереть, и
