портрета. Эмилия Нет, раны я должна уврачевать,
Которые готовы уж открыться
И кровь излить из-за меня; должна
Я сделать выбор, чтобы не погибли
Из-за меня два юные красавца,
Чтоб матери не прокляли, рыдая,
Идя в слезах за гробом сыновей,
Мою жестокость. Боги, как прекрасен
Аркит! Сама премудрая природа
С ее дарами, с дивной красотой,
Которую она с такой любовью
Влагает в благородные тела,
Сама она, когда бы превратилась
Вдруг в женщину, в застенчивую деву,
С ума сошла бы от любви к нему!
Какие очи, что за взор прекрасный,
Как пламя, искры мечущий и сладкий
В одно и то же время у него!
Сам Купидон в очах его смеется!
Так резвый и прекрасный Ганимед
Воспламенил любовной страстью Зевса,
И бог похитил юного красавца
И рядом посадил его с собою
В созвездии блестящем. Что за лоб
Возвышенный, красивый, величавый,
Как Гера волоокая! Нежнее
Он округлен, чем Пелопса плечо!
Отсюда честь и слава, как с утеса,
Вознесшего вершину к небесам,
Слетают в мир, внизу лежащий, с песнью
О подвигах и о любви богов
И близких к ним людей. Перед Аркитом
Что Паламон? Лишь призрак, только тень!
Он смугл и худ, и взор его так мрачен,
Как будто мать он потерял свою;
Он как-то вял, в нем живости не видно,
Нет остроумья, резвости веселой,
Не хочет улыбнуться он. Но есть
В нем то, что мы считаем заблужденьем
И крайностью; так некогда Нарцисс
Был мрачен и печален, хоть божествен.
О, нет! Кто женской прихоти изгибы
Способен все изведать и понять?
Утратила я, право, свой рассудок.
Я выбрать не могу, и вот я лгу
Бессовестно, и, право, я достойна,
Чтоб женщины меня побили. Нет!
О Паламон! Прошу я на коленях
Прощенья у тебя; ты, ты один
Прекрасен! Эти очи в дивном блеске
Грозят и смело требуют любви:
Какая дева им не покорится?
Серьезности какой, какой отваги
Полны его черты, и как влекут
Лишь он меня тревожит! Прочь, Аркит!
Ты перед ним — подкидыш, цыганенок,
А благороден только он один!
Ах, я совсем безумна! Я погибла,
Честь девичью готова я забыть.
Спроси меня мой брат, кого люблю я,
И от Аркита я схожу с ума;
Спроси сестра — мне Паламон милее.
Вот оба рядом; брат, спроси: кто лучше?
Не знаю я! Спроси сестра, — нет, я
Хочу подумать! Точно так ребенок,
Увидев две игрушки драгоценных,
Какую предпочесть из них, — не знает
И плачет он о той и о другой! Входит дворянин. Что нового? Дворянин Меня прислал к вам герцог,
Ваш брат. Для вас известие я принес:
Все рыцари уж здесь. Эмилия Чтоб спор окончить? Дворянин Да. Эмилия Лучше бы покончить мне с собой!
В чем я грешна, о чистая Диана,
Что молодость невинная моя
Окроплена должна быть кровью принцев!
В чем я грешна, что чистота моя
Послужит алтарем, где два влюбленных,
Прекраснейших, достойнейших из всех,
Когда-либо отрадой веселивших
Сердца своих счастливых матерей,
Падут безвинно жертвою кровавой
Моей несчастной красоты! Входят Тезей, Ипполита, Пиритой и свита. Тезей Прошу
Скорей привесть их: я желаю страстно
Поклонники твои вернулись оба
И рыцарей с собою привели.
Теперь должна ты одного из принцев
Как друга сердца выбрать для себя. Эмилия Хотела б лучше я обоих выбрать,
Безвременно. Тезей Кто видел их? Пиритой Я видел. Дворянин А также я. Входит вестник. Тезей Откуда ты пришел? Вестник От рыцарей. Тезей Скажи нам, каковы же
Они? Вестник Свои охотно впечатления
Я передам. По внешности судя,
Таких шести бойцов, отваги полных,
Доныне я не видывал еще,
Да про таких не читывал и в книгах.
Тот рыцарь, что стоит на первом месте
С Аркитом, — крепкий, сильный человек;
Судя по виду, это принц природный,
Не очень смугл, но и не бел, — суровый,
Но благородный; смелый и бесстрашный,
В глазах его огонь таится грозный,
Как-будто скрыт в нем разъяренный лев.
До плеч висят его густые кудри,
В плечах широк он, а вооруженье
Его богато; при бедре висит
Тяжелый меч на поясе роскошном,
И кажется, что в каждый миг готов
Запечатлеть мечом свою он волю.
Ну, словом, я уверен: лучше друга
Для воина нельзя и пожелать. Тезей Ты славно описал его. Пиритой Но трудно
В словах коротких описать того,
Который первым возле Паламона
Стоит. Тезей Скажи нам что-нибудь о нем. Пиритой Мне кажется, он также принц природный,
Пожалуй, даже первого знатней,
Телосложеньем он его полнее,
Лицо ж его приятней; он румян,
Как зрелый виноград. Сознанье видно
В его глазах, за что он будет биться,
И тем, конечно, лучше он сумеет
С отвагой дело друга отстоять.
В лице его уверенность в победе
Сквозит; когда ж разгневается он,
Сумеет, верно, он владеть собою.
Чтоб, не боясь опасности, свершить
Великий подвиг; страха он не знает,
Хоть, может быть, его и мягок нрав.
Он белокур, курчав; густые кудри
Свиваются, плющу подобно, в пряди,
Которых не распутал бы и гром;
Лицом же он — воинственная дева,
Кровь с молоком, совсем без бороды;
В глазах его живет сама Победа,
Как бы ласкаясь к доблести его.
Горбатый нос — отваги гордой признак,
Румяные же губы после битв
Для дам прекрасных как нельзя приятней. Эмилия Ужель и эти люди все умрут? Пиритой Когда он говорит, то раздается
Черты его все правильны и резки;
С роскошной золотою рукоятью,
А лет ему примерно двадцать пять. Вестник Там есть другой, — не очень крупен ростом,
Но духом, видно, крепок и могуч;
Едва ли он кому-нибудь уступит.
Доныне мне не приходилось видеть,
Кто так бы много обещал, как он. Пиритой Не тот ли это, чье лицо в веснушках? Вестник Да, это он; не правда ли, они
Ему идут? Пиритой Пожалуй, я согласен. Вестник Веснушек очень мало у него,
Притом расположенье их удачно:
Они ему решительно к лицу.
Не темен цвет его волос, но также
Не слишком светел, — мужествен, с оттенком
Каштановым; а сам подвижен он,
В нем деятельный дух заметен сразу.
Он мускулист, его могучи руки,
Их мышцы очень выпуклы, у плеч
Они немного пухлы, как у женщин,
Впервые плод зачавших; нет сомненья,
Что очень он вынослив; бремя лат
Ему не тяжело; он тих, спокоен,
Но в гневе будет он свиреп, как тигр.
Взор серых глаз грозит и побеждает
И, вместе с тем, сочувствие сулит;
Он зорко видит выгоду и всюду
Умеет ею быстро овладеть;
Он не обидит, но обид не стерпит.
Лицо его довольно кругло; если
Улыбкою оно освещено,
Он кажется влюбленным, а нахмурясь
Как самый грозный воин он глядит.
Победы знак, — в нем дамы сердца бант.
На вид ему лет тридцать шесть; он держит
В руке своей большую булаву
Тяжелую, в серебряной оправе. Тезей И все они настолько ж хороши? Вестник Их можно всех назвать сынами чести. Тезей Ну, так клянусь душою: я хочу
Скорей их видеть. Милая супруга,
И ты должна смотреть на бой. Ипполита Охотно;
Но самый спор не так мне интересен,
Как случай видеть витязей двух стран.
Как жаль, что так жесток Амур! Что скажешь,
Сестра мягкосердечная? Не плачь
И слез не лей, пока их кровь не льется. Тезей Ты мужество своею красотой
В них возвышаешь.
(Пиритою.)
Друг мой благородный,
Тебе устроить поручаю я
Арену, чтоб она была достойна
Тех, кто сражаться будет. Пиритой Я готов. Тезей Я к ним пойду; терпенья не хватает
Дождаться их, — так я воспламенен
Рассказами. Так постарайся ж, друг мой. Пиритой Все сделаю, чтоб их принять роскошно. Эмилия Плачь, плачь, бедняжка: кто б ни победил,
Твой грех кузена знатного сгубил.
(Уходят.) Сцена 3 Афины. Комната в тюрьме. Входят тюремщик, жених его дочери и доктор. Доктор Не правда ли, ее расстройство особенно усиливается в некоторые дни месяца? Тюремщик Она постоянно расстроена, но в безобидном роде: она мало спит, очень плохо ест и только часто пьет. Она все грезит о другом, лучшем мире; ко всякой мелочи, которую она видит вокруг себя, она привязывает имя Паламона, вмешивает его во всякое занятие, прицепляет его к каждому вопросу. Вот она идет: посмотрите, и вы увидите, как она ведет себя. Входит дочь тюремщика. Дочь тюремщика Я совсем забыла это; припев был «радость, радость»; сочинил эту песню не кто иной, как Джеррольд, учитель Эмилии. Он очень странен, странней чем кто-либо, ходивший на ногах. В другом мире Дидона увидит Паламона и тогда разлюбит Энея. Доктор Что за бессмыслица! Вот бедняжка. Тюремщик И так постоянно, целыми днями. Дочь тюремщика Теперь поговорим о колдовстве, о котором я вам рассказывала. Вы должны принести серебряную монету на кончике языка, а то вас не перевезут. Тогда, если вы так счастливы, что попадете в страну блаженных духов, — будем на это надеяться, — то мы, девушки, которых жизнь погибла, разбита на куски любовью, все придем туда и будем заниматься только срыванием цветов для Паламона. Я наберу для него букет, и тогда, заметьте, тогда… Доктор Какой у нее милый бред! Посмотрим, что будет дальше. Дочь тюремщика Право, я расскажу вам все. Иногда мы, блаженные души, будем там играть, бегать взапуски. А для тех, которые живут в другом месте, — увы, жизнь будет скорбная; они горят, мерзнут, кипят, визжат, воют, скрежещут зубами, проклинают! О, им тяжко приходится! Берегитесь: если кто-нибудь сойдет с ума, повесится, утопится, — все они попадут туда. Спаси нас, Юпитер! Там их бросят в котел с расплавленным свинцом и кипящим жиром ростовщиков и они будут без конца вариться там, как свиной окорок. Доктор Чего только не выдумывает ее мозг! Дочь тюремщика Знатные люди и царедворцы, обольстившие девушек, попадут именно в это место. Они будут стоять в огне до пупка, а на сердце у них будет лед; таким образом те части тела, которые нанесли обиду, будут гореть, а те части, которые обманули, — будут мерзнуть. Право, это очень жестокое наказание за такие пустяки; поверьте мне, для того, чтобы избавиться от этого, многие согласились бы жениться на прокаженной колдунье. Доктор Как она фантазирует! Это не закоренелое сумасшествие, а тяжелая и глубокая меланхолия. Дочь тюремщика Если бы вы слышали, как гордая дама и простая городская женщина воют вместе! Я была бы скотиной, если бы нашла это забавным. Одна кричит: «О, какой дым!» а другая: «О, какой огонь!» Одна кричит: «О, зачем я делала это за занавеской!» и громко воет, а другая проклинает своего возлюбленного и садовую беседку. (Поет.) Верна я буду звездам и судьбе…
(Уходит.) Тюремщик Что вы скажете о ней, господин доктор? Доктор Мне кажется, что она совсем помешалась, и я не могу ей помочь. Тюремщик Увы, что же нам делать? Доктор Не знаете ли, не любила ли она кого-нибудь раньше, чем увидела Паламона? Тюремщик Прежде я очень надеялся, что она отдаст свое сердце вот этому господину, моему другу. Жених Мне тоже так казалось, и я готов многое отдать, хоть половину моего состояния в доказательство того, что как я, так и она до сего времени откровенно были расположены друг к другу. Доктор Взор ее был поражен и это повело к расстройству других чувств. Может быть, разум к ней вернется и все чувства снова