все узы
И, дав свободу, мужа обрету. —
Скажи мне, Эгеон, ты был тем мужем,
Что прежде звал Эмилию женой?
Она тебе двух сыновей родила!
О, если ты тот самый Эгеон,
Скажи о том Эмилии той самой!
Эгеон
Коль я не сплю, Эмилию я вижу!
Но, если ты — она, скажи, что сталось
С тем сыном, что на мачте был с тобой?
Корабль из Эпидамна спас меня,
Его и Дромио. Но тех двоих
Отняли силой рыбаки Коринфа
На корабле людей из Эпидамна.
Судьбу детей я не могла узнать,
А что со мной произошло — ты видишь.
Ну, вот уже начало разъясненья:
Два Антифола на одно лицо,
Два Дромио, как капли две похожих;
Вот подтвержденье их потери в море.
Конечно, здесь родители с детьми
Сошлись опять, и кончен срок разлуки. —
Ты, Антифол, ведь прибыл из Коринфа?
Антифол Сиракузский
Нет, государь: я сам из Сиракуз.
Отдельно станьте: вас не разберешь.
Антифол Эфесский
Я, государь, приехал из Коринфа.
Дромио Эфесский
А с ним и я.
Антифол Эфесский
И нас привез тот воин знаменитый,
Ваш славный дядя, герцог Менафон.
Адриана
Но кто из вас со мной обедал дома?
Антифол Сиракузский
То я, сударыня.
Адриана
(Антифолу Сиракузскому)
Вы мне — не муж?
Антифол Эфесский
Нет, нет, ручаюсь.
Антифол Сиракузский
И я, хотя меня вы звали так;
Прекрасной дамой же, сестрою вашей,
Я братом назван был.
(Люциане.)
Антифол Сиракузский
Все, что я ей
Сказал тогда, осуществить готов я,
Конечно, если это все не сон.
Анджело
А эту цепь из рук моих вы взяли?
Антифол Сиракузский
Да, сударь, так: не буду отрицать.
Антифол Эфесский
Вы ж за нее меня арестовали?
Анджело
Да, сударь, так: не буду отрицать.
Адриана
Я деньги вам послала для залога
(показывая на Дромио Эфесского)
Вот с Дромио; он, верно, не принес?
Дромио Эфесский
Нет, не со мной!
Антифол Сиракузский
Я получил мешок дукатов ваших:
Мой Дромио его ко мне принес.
Я вижу, постоянно мы встречались
С чужим слугой: с моим — он, я — с его;
Они ж нас принимали за господ.
Антифол Эфесский
Дукаты эти за отца внесу я.
Не надо: я помилую его.
А мой брильянт вы мне вернете, сударь?
Антифол Эфесский
Возьми его; спасибо за обед.
Прошу, благоволите, славный герцог,
Пожаловать ко мне в аббатство: там
Я расскажу о наших приключеньях. —
Прошу и вас, собравшихся сюда
И также пострадавших от ошибок,
Случившихся в один лишь этот день,
Зайти ко мне: останетесь довольны. —
О дети, тридцать три тяжелых года
Без вас томилась я; и час один
Освободил от тяжкой ноши сердце, —
Вас, герцог, мой супруг и сыновья,
И вас, календари моих детей,
Зову на праздник дружеской беседы.
Какая радость после скорбных лет!
Всем сердцем принимаю приглашенье.
Уходят все, кроме обоих Антифолов и обоих Дромио.
Дромио Сиракузский
Забрать мне, сударь, вещи с корабля?
Антифол Эфесский
Какие вещи вздумал погружать ты?
Дромио Сиракузский
Пожитки ваши, что в «Кентавре» были.
Антифол Сиракузский
То мои. Я, Дромио, твой господин.
Не торопись! Мы вместе все решим.
Ты радуйся и обнимайся с братом.
Антифол Сиракузский и Антифол Эфесский уходят.
Дромио Сиракузский
А та толстуха, что у вас на кухне
Меня кормила нынче, не женой,
А лишь сестрой-невесткой мне придется!
Дромио Эфесский
В нем вижу я, что недурен собою.
Ну что ж, пойдем на общую пирушку?
Дромио Сиракузский
Ладно; только ты иди вперед: ты ведь — старший.
Дромио Эфесский
Это еще вопрос. Как его решить?
Дромио Сиракузский
Давай, бросим жребий; а покамест ты ступай вперед.
Дромио Эфесский
Нет, вот что:
Раз вместе мы, как две руки, явились в мир вдвоем,
Так и теперь мы станем в ряд и об руку пойдем.
Уходят.
«КОМЕДИЯ ОШИБОК»
Пьеса эта — одно из самых ранних произведений Шекспира — при жизни его никогда не издавалась и была напечатана лишь в посмертном фолио 1623 года. Известно, что на сцене она шла уже до 1594 года. Но установить еще точнее время ее возникновения помогает один намек, содержащийся в ее тексте.
В акте III, сцене 2 Дромио Сиракузский, уподобляя отдельные части тела дородной кухарки разным странам, на вопрос своего хозяина: «А где находится у нее Франция?» — отвечает: «На лбу, вооружившемся и поднявшемся войною против собственных волос (against her hair)». В этих словах содержится каламбур, основанный на созвучии слов hair — «волосы» и heir — «наследник». Именно, помимо прямого смысла — что кухарка лысеет, — здесь можно обнаружить еще и скрытый — что Франция воюет со своим наследником. А это намек на гражданскую войну, начавшуюся в августе 1589 года, после смерти Генриха III Валуа, между новым королем, протестантом Генрихом IV, основателем династии Бурбонов, и Католической лигой. Война эта закончилась в 1593 году, когда Генрих IV, перешедший в католичество, окончательно утвердился на французском престоле. Отсюда можно заключить, что пьеса написана до 1593 года, вернее всего — в 1591 году, когда королева Елизавета послала на помощь Генриху IV отряд войск под начальством Эссекса: именно в этом году намек на французские дела должен был быть особенно злободневным.
Существует, правда, и другое толкование, основанное на том, что слово France может означать не только «Франция», но и «французский король», и на том, что в момент смерти Генриха III других «королей» во Франции, кроме Генриха IV, не было. А между тем Генрих III, хотя и назначил этого последнего своим наследником, находился с ним во враждебных отношениях, доходивших до военных столкновений. В таком случае пришлось бы признать, что пьеса возникла не после, а до августа 1589 года.
Такое толкование, однако, совершенно не обязательно, да и вообще очень маловероятно, чтобы Шекспир уже до 1589 года, то есть через каких-нибудь два года после приезда в Лондон, писал и ставил на сцене свои пьесы. Но практически это разногласие не представляет никакого значения, ибо и в том и в другом случае пьеса является первой комедией, написанной Шекспиром. 3а это говорят и многие ее стилистические черты, характерные для «первой манеры» Шекспира, как обилие рифмованных стихов, каламбуров, симметрическое расположение действующих лиц и т. п. На то же указывают влечение к школьной эрудиции, проявившееся в выборе сюжета, и решительное преобладание игровой занимательности над разработкой характеров и какой-либо социально-моральной проблематикой.
«Комедия ошибок» — не что иное, как переделка комедии римского писателя III-II века до н. э. Плавта «Менехмы» (личное имя обоих героев ее), где развертывается аналогичная история двух близнецов со всеми вытекающими из их сходства недоразумениями. К фабуле этого основного источника Шекспир добавил еще несколько черт, взятых из других комедий Плавта, особенно из «Амфитриона», откуда почерпнута вторая, дополнительная пара двойников — слуг. Этот выбор материала и манера его обработки проливают свет на истинный характер шекспировской пьесы.
Интерес к античной комедии возник в Англии — как и в других странах Европы — в конце XV века. Сперва подлинные пьесы Плавта — на латинском языке или в переводе на английский, — а затем вольные подражания им появляются на английской сцене начиная с 1520 года. Но всякий раз эти постановки происходят либо в университетских колледжах — в порядке практики студентов в латинском языке или для более глубокого ознакомления с античной литературой, — либо в придворном театре, либо, наконец, на закрытых сценах в домах каких-нибудь вельмож. Так, например, «Менехмы» Плавта исполнялись в 1527 году в присутствии кардинала Вулси, первого министра Генриха VIII, а «Комедия ошибок», поставленная в 1594 году на закрытом спектакле в зале собраний лондонских юристов, была затем возобновлена в 1604 году в дворцовом театре Иакова I, тогда как нет никаких следов того, чтобы она шла когда-либо на сценах публичных театров. 3а пределы узкого круга интеллигенции — преимущественно аристократической — интерес к этой классицизирующей драматургии ни в дошекспировскую, ни в шекспировскую эпоху никогда не выходил.
«Комедия ошибок» — определенно «классическая» пьеса, притом единственная из всех пьес Шекспира, принадлежащая к данному типу. На то, что пьеса предназначалась для закрытой сцены, указывает и необычайная краткость ее (всего лишь 1777 строк). Характерно также подсказанное античностью соблюдение в ней не только единства времени (одни сутки), но и — в слегка расширенном смысле — единство места (в одном городе).
Все это находится в полном согласии с тем, что в первые годы по прибытии в Лондон, стремясь в своих хрониках, ставившихся на сцене публичного театра, к общению с самым широким, народным зрителем, Шекспир в то же время жадно пытался овладеть знаниями, художественным мастерством, всей культурой Возрождения, а это лучше всего он мог приобрести в среде образованных молодых юристов или в кружках просвещенных аристократов, как Саутгемптон и его друг Эссекс, Уолтер Роли, Филипп Сидни и другие. Некоторые из этих вельмож держались весьма передовых взглядов и были склонны к вольномыслию, питательной средой для которого была античная, а также итальянская ренессансная культура. В этой атмосфере, очень далекой от каких-либо феодальных и реакционных традиций, и возникла «Комедия ошибок»; знакомство с этой средой чувствуется также в сонетах и обеих поэмах Шекспира, в «Бесплодных усилиях любви», в «Сне в летнюю ночь» и в некоторых фразах интродукции к «Укрощению строптивой». Во всех этих произведениях Шекспир не отходит от народного и национального начала, а приближается к нему, но сложным путем, развивающим и обогащающим его искусство. Он берет из этой культуры не эстетизированные и окаменелые, а наиболее живые и передовые черты, отлично соединяющиеся с его народным и гуманистическим мироощущением.
Своеобразие освоения Шекспиром античности хорошо раскрывается при сопоставлении его комедии с возникшей лет за сорок до того на основе другой плавтовской комедии пьесы Николаса Юделла «Ралф Ройстер-Дойстер». Тогда как Юделл делает плавтовскую пьесу лишь своей исходной точкой, развивая сюжет по-своему и всюду вводя английские типы, нравы и понятия, Шекспир сохраняет почти весь сценарий, основной дух и тон античной комедии. Но при этом — как он умеет это делать, обрабатывая готовые сюжеты, — немногими добавочными, взятыми из современности чертами и оттенками он придает заимствованному материалу совсем иное звучание и новую выразительность. В результате получается как бы своеобразное слияние двух культур.
Отклонения от римского образца и добавления к нему идут по трем основным линиям. С одной стороны, Шекспир разными средствами еще усиливает фарсовый комизм. Прежде всего он еще более усложняет головоломные недоразумения плавтовской комедии, введя вторую пару близнецов (двоих Дромио), а также гротескную фигуру заклинателя Пинча, прообразом которого, возможно, послужил известный лондонский шарлатан того времени Джон Ди. Комизм усилен также внесением черт современности и шуток на злободневные сюжеты, например политические намеки при обсуждении прелестей кухарки (III, 2), фейерверк английских каламбуров в устах слуг и т. п.
Более близкой шекспировскому зрителю — а тем самым и более забавной — делало пьесу включение черт английского быта. Так, например, в древнем Эфесе действуют пристава; дома, как и в шекспировском Лондоне, носят собственные имена («Дикобраз», «Кентавр» и т. д.); мать Антифолов оказывается «аббатисой»; бойкот Эфесом сиракузских купцов должен был напоминать тогдашние отношения между Англией и Испанией. Но все эти черточки рассыпаны в пьесе очень умело
