конкретному поводу, эти высказывания Перикла характеризуют не столько Антиоха, сколько вообще тиранию как источник дальнейших бед героя.
Тема тирании в «Перикле» явно указывает, что социальная тематика отнюдь не чужда «Периклу», как это пытаются доказать сторонники метафизических и религиозных прочтений этой пьесы.
Трагикомедия не пренебрегает социальным, но и не сосредоточивается исключительно на нем, как это делала трагедия. Социальная тема, как правило, в трагикомедии, звучит прерывисто, неровно, центральной не является и последовательно не развивается. В «Перикле» это проявляется, в частности, в том, что социальные мотивы последних трех актов приглушены и второстепенны, но в первых двух очень явственны, хотя и здесь выражаются более в высказываниях, менее — в ситуациях и целостных образах и не увязаны в единый конфликт, а переданы с помощью контрастов и параллелей (система контрастов и параллелей — важнейшая черта художественного своеобразия «Перикла», об этом будет сказано ниже).
В первых двух актах «Перикла» показаны четыре правителя (а если добавить Геликана, который в отсутствие Перикла правит Тиром, то и пять): Антиох, Перикл, Клеон, Симонид. Каждый из них в какой-то момент действия предстает как государственный деятель. Антиох — тип тиранического монарха, его царственное положение, как мы говорили, становится источником порочности и злодейства. Во 2-й сцене I акта Перикл показан государем, озабоченным судьбой своего народа. Клеон изображен в тот момент, когда он скорбит о бедах своего народа. Симонид пользуется любовью своих подданных, он мудр и справедлив, его зовут Добрым Симонидом, и, как говорит первый рыбак, «он заслужил мирным и мудрым правлением того, чтобы его так называли» (II, 1). «Да, он счастливый царь, — замечает Перикл. — Отрадно заслужить у людей прозвище Добрый» (II, 1).
Таким образом, можно с уверенностью сказать, что в обобщенной сказочной форме в «Перикле» продолжают звучать политические вопросы, волновавшие Шекспира в предыдущих произведениях, в первую очередь в исторических хрониках, в частности вопрос о том, каким должен быть истинный монарх.
В «Перикле» есть отдаленные отголоски другой политической проблемы предшествующих пьес Шекспира — проблемы внутригосударственных усобиц (II, 4): тирские вельможи обеспокоены отсутствием Перикла («…наше государство без главы, // Как всякий дом без крыши, разрушенью // Подвержено») и выражают недовольство Геликаном. Геликан мудрым словом успокаивает их и кончает политической моралью:
Пожмем же руки все. Я убежден:
Где нет раздора, там надежен трон.
Политический вопрос, вопрос власти — не единственное выражение социального момента в «Перикле». Иное продолжение социальная тема находит в разговоре рыбаков (I, 2).
Сцену с рыбаками считают шекспировской даже те критики, которые отрицают авторство Шекспира в первых двух актах «Перикла». Действительно, живой диалог, пронизанный намеками на современность, бытовая конкретность персонажей, грубоватое их остроумие, здравый смысл, который обнаруживают они в своем непритязательном острословии, — все это напоминает комический «низ» прежних шекспировских произведений. «Да, труд их прост, веселость непритворна», — замечает Перикл о рыбаках.
Правда, здесь нет фейерверка каламбуров и шуток, жизнерадостности и красочности, которые были свойственны подобным персонажам раньше. И во многом это объясняется тем, что шутки рыбаков имеют четко выраженную социальную направленность, с которой столкнулся Перикл в самом начале своих бедствий и которая царит повсюду. Простому, честному человеку трудно живется в этом мире. «Эх, приятель, что проку в том, чтобы быть честным?» — заявляет второй рыбак. И он же далее замечает: «В наши дни кто не умеет рыбу ловить, хоть в мутной воде, — обязательно пропадет». «Рыба запуталась, как бедняк в наших законах: ей уже не выпутаться», — шутит он потом. Еще более определенно звучат слова первого рыбака: «…живут они (рыбы. — И. Р.) точно так же, как люди на суше: большие поедают маленьких». И дальнейшее развернутое сравнение кита с богатым скрягой, который «откроет пасть и целый приход слопает, да и церковь с колокольней впридачу», намекает, как это часто бывает у Шекспира, на всеобщность несправедливости: законы ее столь же сильны в человеческом мире, как и в животном (или в животном, как в человеческом).
Рыбаки — это новый круг жизни, в который вступает Перикл. Сильные мира сего были причиной несчастий Перикла. Теперь он встретился с «тружениками, честными рыбаками», как он сам их называет, обращаясь к ним с приветствием. И простые люди согревают его не только одеждой, но и добрым словом, радушием, неподдельным участием, готовы взять его в товарищи. «Да зачем же тебе умирать? — говорит первый рыбак. — Боги не допустят этого. Возьми-ка мой плащ, завернись в него и согрейся. Полно! Ободрись! Ты малый хоть куда. Пойдешь с нами, будешь жить-поживать, по праздникам у нас будет мясцо, а в постные дни — рыбка, а то и пироги с вафлями. Идем! Мы все тебе будем рады» (II, 1).
Примечательно, что временный поворот к лучшему в судьбе Перикла начинается именно со встречи с рыбаками. Критики, которые подчеркивают в «Перикле» главенствующую роль провидения, придают особое значение тому факту, что море, поглотившее корабль Перикла и ввергнувшее тем самым героя в крайне бедственное положение, теперь отдает его воинские доспехи. Но если видеть в этом сюжетном моменте потаенный смысл, то не более ли символично, что доспехи, благодаря которым Перикл может принимать участие в турнире при дворе Симонида, выловлены и отданы Периклу рыбаками? Встреча с тираном царем Антиохом — исходная точка страданий Перикла; встреча с рыбаками исходная точка дальнейшего благополучия его.
Теперь Перикл отправляется во дворец Симонида, одерживает победу в рыцарском состязании, завоевывает симпатии самого царя и любовь его дочери Таисы и становится царским зятем. Таким образом, судьба Перикла как будто резко изменилась к лучшему: он не только обрел любимую жену и высокое положение, но и избавился от своего врага, угрожавшего ему смертью, приходит весть, что молния испепелила развратного Антиоха.
Перикл, кажется, находится на вершине жизненного благополучия. Однако судьба наносит герою новые сокрушительные удары: он лишается жены, а потом и дочери. Между этими двумя несчастиями лежит промежуток в 15-16 лет. Чем занимался и как жил Перикл в это время, мы не знаем, но это не существенно: романтическая трагикомедия с ее условностью и сказочностью позволяет давать представление только об общем ходе жизни героя и выхватывать из его судьбы лишь кульминационные моменты.
Правда, есть одна особенность в том, как показано несчастье Перикла на этот раз. Логически предел горестей Перикла — это мнимая гибель Марины, весть о которой заставляет его удалиться от мира и обречь себя на безмолвное одиночество на корабле, блуждающем без цели по морям. Драматургически же показ бедствий Перикла кончается тогда, когда он оплакивает умершую, как ему кажется, Таису. После этого он оставляет свою новорожденную дочь Клеону, а затем как действующее лицо исчезает из пьесы до финала, т. е. до воссоединения с Мариной. О том, как он узнает о смерти дочери и как реагирует на это известие, мы узнаем от Гауэра и из пантомимы. Самый драматический момент в жизни Перикла передан, таким образом, только описательно и зрелищно. Ибо как только в пьесе появляется Марина, она начинает играть решающую роль: в отдалении от дочери Перикл перестает восприниматься и изображаться как живой человек, он перестает жить как сценический герой и превращается в условную и бессловесную фигуру пантомимы, которую вернет к жизни лишь Марина. Поэтому с рождением Марины история Перикла как самостоятельная завершается: она уступает место ее продолжению истории Марины и возобновляется только тогда, когда наступает момент воссоединения отца с дочерью.
Драматургическая структура произведения, как мы заметили выше, во многом определяется системой параллелей-контрастов и параллелей-сближений. Это не значит, что в «Перикле» существует логически выверенная и последовательно выдержанная симметрия или рациональная повторяемость. Но есть сознательные или бессознательные попытки сопоставить различные явления или моменты, чтобы, во-первых, придать большую ценность разбросанному романтическому сюжету и, во-вторых, уловить внутренний смысл жизненных явлений. Отнюдь не всегда эти попытки в «Перикле» увенчиваются успехом. Но примеров подобного рода можно привести немало. Мы уже говорили, что тема власти раскрывается здесь в явном или неявном сопоставлении четырех или пяти правителей. Особенно заметным контрастом оказываются образы Антиоха и Симонида. Даже формально ситуации, в которые попадает Перикл в своих соприкосновениях с этими царями, напрашиваются на параллели. Оба царя имеют дочерей. Как развратный и тиранический Антиох противопоставлен мудрому и доброму Симониду, так порочная его дочь — противоположность добродетельной Таисе. При дворе Антиоха Перикл должен отгадать загадку, чтобы получить руку царевны. При дворе Симонида герою для этой цели нужно победить на рыцарском турнире. Оба царя притворяются: Антиох — любезным (умышляя в то же время убийство Перикла), Симонид — разгневанным, в то время как на самом деле собирается выдать свою дочь замуж за Перикла.
Есть и другие повторения внутри первых трех актов. Мы уже отмечали, например, что стыки вступительных монологов Гауэра и начальных сцен во II и III актах аналогичны: в обоих случаях Гауэр заканчивает свой рассказ описанием морской бури, в обоих же случаях за этим следует монолог Перикла на ту же тему.
Но самым знаменательным примером параллелизма в «Перикле» является двойной сюжет пьесы. История Марины не только продолжает историю Перикла и становится ее частью, но во многом и повторяет ее. Приключения Марины, как и приключения ее отца, начинаются с того момента, когда девушку хотят убить, и на обоих обрушивается злоба могучих врагов. Как Антиох притворной любезностью пытается замаскировать свое намерение лишить Перикла жизни, так и Дионисса лицемерным дружелюбием и заботливостью прикрывает свой злодейский умысел. В обоих случаях убийцами должны стать нанятые и зависимые от своих хозяев злодеи. И дочь и отец счастливо избегают гибели, чтобы быть ввергнутыми в еще большие горести. Оба хотят умереть: Перикл, выброшенный на берег, лишенный всего своего состояния и знатного положения («Ах, из могилы, из морской пучины // Извергнутый, я жажду лишь кончины» — II, 1). Марина, очутившись в публичном доме, восклицает: «Увы, зачем не сразу Леонин // Меня убил! Зачем пираты эти // Меня в пучину пожалели бросить…» (IV, 2).
И оба они, благодаря своим дарованиям, добиваются лучшего удела: Перикл покоряет Симонида и Таису в первую очередь рыцарской доблестью и музыкальным талантом, Марина откупается от своих хозяев деньгами, заработанными мастерством, умением петь, танцевать, шить, ткать.
Шекспир и в предшествующих произведениях иногда дублировал основной сюжет схожей с ним сюжетной линией, добиваясь тем самым особой наглядности и обобщенности изображаемого, — достаточно вспомнить Лира и Глостера («Король Лир»). Однако в предыдущих пьесах обе интриги развивались параллельно. И
