я для нас двоих того же.
Петруччо
Клянусь, Гортензио, я в страхе за вдову.
Страх на меня нагнать вам не удастся.
Петруччо
Смышлены вы, а смысла не постигли.
Хочу сказать: он страх как вас боится.
Кружится мир у пьяного в глазах.
Петруччо
Кругло отвечено.
Катарина
(вдове)
Как вас понять?
Поймала я его!
Петруччо
Меня поймала! — Ты слыхал, Гортензио?
Гортензиo
Поймала смысл твоих речей она.
Петруччо
Сумел поправить!
(Вдове.)
Поцелуйте мужа.
Катарина
«Кружится мир у пьяного в глазах»…
Так что же этим вы сказать хотели?
Ваш муж, с женой строптивою измучась,
И моему пророчит ту же участь.
Понятна стала мысль моя теперь?
Катарина
Дрянная мысль.
Я думала о вас.
Катарина
Да, знаясь с вами, я бы стала дрянью.
Петруччо
А ну, задай ей, Кет!
Гортензиo
А ну, вдова!
Петруччо
Готов поспорить, Кет ее уложит.
Гортензиo
Нет, это уж обязанность моя.
Петруччо
Прекрасно сказано! Твое здоровье!
(Чокается с Гортензио.)
Баптиста
(к Гремио)
Что скажете об этих остроумцах?
Гремио
Они бодаются, синьор, отлично.
Бьянка
Бодаются! Ну, как здесь не сострить,
Что зуд во лбу рога вам предвещает?
Винченцио
А, молодая! Вот вы и проснулись!
Бьянка
Не беспокойтесь, я усну опять.
Петруччо
Ну нет! Вы сами начали острить, —
Стрельнем и в вас мы парочкой острот.
Бьянка
Что я вам — птица? Ну, так упорхну!
Попробуйте преследовать меня.
Счастливо оставаться вам, синьоры.
Бьянка, Катарина и вдова уходят.
Петруччо
Не удался мой выстрел. В эту птичку
Вы метили, да не попали, Транио.
Так выпьем же за тех, кто промахнулся!
Транио
Я спущен был как гончая, синьор:
Что изловил — хозяину принес.
Петруччо
Недурно, хоть сравнение собачье.
Транио
Но вы-то лань травили для себя,
А вас она, слыхать, не подпускает.
Баптиста
Ого, Петруччо! Это выстрел в цель.
Люченцио
Ну, Транио, спасибо за остроту!
Гортензиo
Сознайтесь же, он ловко в вас попал!
Петруччо
Задел меня немножко, признаюсь,
Но тотчас же насмешка отскочила
И вас пронзила, бьюсь я об заклад.
Баптиста
Увы, как мне ни жаль, сынок Петруччо,
Твоя жена строптивей, чем у всех.
Петруччо
Нет, говорю, — и докажу немедля.
Пошлите каждый за своей женой;
Тот, чья жена окажется послушней
И прибежит по первому же зову, —
Пускай возьмет заклад, что мы поставим.
Гортензиo
Согласен. Сколько ставим?
Люченцио
Двадцать крон.
Петруччо
Как, двадцать крон? Но двадцать крон я ставлю
На лошадь иль на гончую собаку,
А на жену раз в двадцать надо больше.
Люченцио
Ну, сто тогда.
Гортензиo
Согласен.
Петруччо
Решено.
Гортензиo
Кто начинает?
Люченцио
Я. — Иди, Бьонделло,
Скажи хозяйке — пусть придет сюда.
Бьонделло
Иду.
(Уходит.)
Баптиста
(к Люченцио)
За Бьянку в половине я, сынок.
Люченцио
Нет, нет, зачем? Поставлю я один.
Возвращается Бьонделло.
Ну что?
Бьонделло
Что занята, прийти никак не может.
Петруччо
Ах, занята? Прийти никак не может?
Вот так ответ!
Гремио
Дай бог, чтоб вы не получили худший.
Петруччо
Надеюсь я на лучший.
Гортензиo
Эй, Бьонделло,
Ступай и попроси мою жену
Прийти ко мне.
Бьонделло уходит.
Петруччо
Ах, вот как! Попроси!
Ну, отказать не сможет.
Гортензиo
Я боюсь,
Что вашу упросить вам не удастся.
Возвращается Бьонделло.
А где моя жена?
Бьонделло
Ответила, что вам шутить угодно,
И не придет. Велит вам к ней идти.
Петруччо
Еще не легче! Не придет! Видали?
Нельзя стерпеть! Невероятно! Дерзко!
Эй, Грумио, иди к своей хозяйке
И передай, что я велю прийти.
Грумио уходит.
Гортензиo
Ответит просто.
Петруччо
Как же?
Гортензиo
«Не приду».
Петруччо
Ну что ж, тем хуже для меня — и только.
Баптиста
Помилуй бог! Смотрите! Катарина!
Входит Катарина.
Катарина
Синьор, меня вы звали? Что угодно?
Петруччо
А где жена Гортензио и Бьянка?
Катарина
Болтают там в гостиной, у камина.
Петруччо
Тащи-ка их сюда. А не пойдут —
Пинками их гони без церемоний!
Ступай и приведи обеих к нам.
Катарина уходит.
Люченцио
Коль чудеса бывают — это чудо!
Гортензиo
Да, чудо. Только что оно сулит?
Петруччо
Сулит оно любовь, покой и радость,
Власть твердую, разумную покорность,
Ну, словом, то, что называют счастьем.
Баптиста
Так будь же счастлив, милый мой Петруччо!
Ты выиграл. А я тебе прибавлю
К их проигрышу двадцать тысяч крон.
Другая дочь — приданое другое!
Совсем переменилась Катарина.
Петруччо
Чтоб мой заклад достался мне по праву,
Я покажу вам, как она послушна,
Какою стала кроткой и любезной.
Вот ваших дерзких жен ведет она,
В плен взяв их женской силой убежденья.
Возвращается Катарина с Бьянкой и вдовой.
Кет, шапочка уродует тебя:
Скинь эту гадость, на пол брось сейчас же.
Катарина снимает шапочку и бросает ее на пол.
Дай бог мне в жизни горестей не знать,
Пока такой же дурой я не стану!
Бьянка
Такое поведенье просто глупо.
Люченцио
Вот бы и вам вести себя так глупо,
А то на вашем мудром поведенье
Я сотню крон сегодня потерял.
Бьянка
Так ты ведешь себя еще глупее,
Коль ставишь деньги на мою покорность.
Петруччо
Кет, объясни строптивым этим женам,
Как следует мужьям повиноваться.
Вы шутите? К чему нам наставленья?
Петруччо
Смелее, Кет! С нее и начинай.
Не будет этого!
Петруччо
Нет, будет, говорю! С вас и начнет.
Катарина
Фи, стыдно! Ну, не хмурь сурово брови
И не пытайся ранить злобным взглядом
Супруга твоего и господина.
Гнев губит красоту твою, как холод —
Луга зеленые; уносит славу,
Как ветер почки. Никогда, нигде
И никому твой гнев не будет мил.
Ведь в раздраженье женщина подобна
Источнику, когда он взбаламучен,
И чистоты лишен, и красоты;
Не выпьет путник из него ни капли,
Как ни был бы он жаждою томим.
Муж — повелитель твой, защитник, жизнь,
Глава твоя. В заботах о тебе
Он трудится на суше и на море,
Не спит ночами в шторм, выносит стужу,
Пока ты дома нежишься в тепле,
Опасностей не зная и лишений.
А от тебя он хочет лишь любви,
Приветливого взгляда, послушанья —
Ничтожной платы за его труды.
Как подданный обязан государю,
Так женщина — супругу своему.
Когда ж она строптива, зла, упряма
И не покорна честной воле мужа,
Ну чем она не дерзостный мятежник,
Предатель властелина своего?
За вашу глупость женскую мне стыдно!
Вы там войну ведете, где должны,
Склонив колена, умолять о мире;
И властвовать хотите вы надменно
Там, где должны прислуживать смиренно.
Не для того ль так нежны мы и слабы,
Не приспособлены к невзгодам жизни,
Чтоб с нашим телом мысли и деянья
Сливались в гармоничном сочетанье.
Ничтожные, бессильные вы черви!
И я была заносчивой, как вы,
Строптивою и разумом и сердцем.
Я отвечала резкостью на резкость,
На слово — словом; но теперь я вижу,
Что не копьем — соломинкой мы бьемся,
Мы только слабостью своей сильны.
Чужую роль играть мы не должны.
Умерьте гнев! Что толку в спеси вздорной?
К ногам мужей склонитесь вы покорно;
И пусть супруг мой скажет только слово,
Свой долг пред ним я выполнить готова.
Петруччо
Ай да жена! Кет, поцелуй! Вот так!
Люченцио
Да, старина, твой счастлив будет брак.
Винченцио
Нам послушание детей — отрада.
Люченцио
Зато строптивость женщин хуже ада.
Петруччо
Кет, милая, в постель нам не пора ли?
Ну, что ж, друзья, вы оба проиграли.
Хоть мне никто удачи не пророчил,
Моя взяла! Желаю доброй ночи!
Петруччо и Катарина уходят.
Гортензиo
Строптивая смирилась. Поздравляю!
Люченцио
Но как она сдалась — не понимаю!
Уходят.
«УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВОЙ»
Комедия эта при жизни Шекспира ни разу не издавалась и впервые была напечатана лишь в посмертном F 1623 года. В списке шекспировских пьес, опубликованном в 1598 году Мересом, она не фигурирует, из чего, однако, нельзя делать вывод, что она была написана позже, так как перечень Мереса мог быть и неполным, а кроме того, в его списке значится загадочная пьеса «Вознагражденные усилия любви», что могло быть вторым заглавием шекспировской комедии — вроде того как это имело место с пьесой «Двенадцатая ночь, или Что угодно». Наконец, не исключена возможность, что Мерес просто смешал пьесу Шекспира с одноименной пьесой другого, анонимного автора на тот же сюжет. Вообще анонимная пьеса должна быть в первую очередь учтена при решении вопроса и о датировке шекспировской комедии и о ее возникновении.
Эта вторая пьеса была издана в 1594 году, а затем дважды переиздана — в 1596 и 1607 годах. Однако по некоторым признакам она была написана за несколько лет до ее первого издания. Называлась она: «Забавно придуманная история, именуемая — Укрощение одной строптивицы». Отличие от заглавия шекспировской пьесы сводится к двум последним словам: у анонима — «одной строптивицы» (a shrew), у Шекспира же просто «строптивой» (the shrew) — оттенок совсем незначительный и не поддающийся точному переводу на русский язык.
Все в анонимной пьесе — фабула с ее тремя темами (интродукция с пьяницей Слаем, укрощение Катарины, история замужества Бьянки), почти все персонажи с их характерами, даже в основном «мораль» пьесы — соответствует шекспировской комедии. Мелкие расхождения сводятся лишь к следующему. У анонима действие происходит не в Падуе, а в Афинах; все имена персонажей другие: главный герой зовется Феррандо, героиня всегда сокращенно Кет, и т. п.; у Кет не одна, а две сестры — Эмилия и Филена, к каждой из которых сватается какой-нибудь один юноша, тогда как у Шекспира выведена одна сестра, имеющая зато нескольких поклонников; тайного брака у анонима нет, и вся развязка скомкана; расширена роль пьяницы в интродукции, который у Шекспира исчезает вскоре после начала настоящей пьесы, тогда как у анонима он остается до конца на сцене, прерывая действие своими смешными возгласами, и т. д.
Чередование эпизодов и развитие действия в обеих пьесах одинаковы, и в некоторых местах (особенно в сцене с портным, IV, 3) одна из них прямо копирует другую. Тем не менее самый текст всюду различен, и на всю пьесу приходятся лишь шесть строк, в точности совпадающих. И это различие текстов таково, что комедию Шекспира мы должны признать шедевром комедийного искусства, тогда как анонимная пьеса — ремесленное изделие. Касается это не только тонкой разработки характеров в шекспировской пьесе, главным образом Петруччо и Катарины, мотивировки поведения персонажей, великолепного языка, смягчения тона, придающего даже самым грубым фарсовым мотивам оттенок живого юмора и веселого удальства, — но и того, как подана «мораль» пьесы и каково ее истинное содержание.
Внешнее сходство обеих пьес столь велико, что при отсутствии общего сюжетного источника, самостоятельными переработками которого они могли бы явиться, приходится допустить, что одна из них послужила моделью для другой. Но какая же комедия более ранняя?
С давних пор господствующим среди шекспирологов было мнение, что Шекспир получил предложение от своей труппы, ввиду появления анонимной пьесы, возникшей не позже 1592 года и шедшей с успехом на одной из лондонских сцен, создать нечто вроде нового варианта того же сюжета, который труппа Бербеджа могла бы противопоставить этой пьесе. Эту переработку Шекспир выполнил с блеском — создав, судя по метрическим и стилистическим признакам, около 1594 года, по существу, глубоко оригинальное произведение, полное юного вдохновения и поэтической прелести.
Однако уже лет сто тому назад возникла и другая гипотеза, нашедшая в новейшее время убежденных очень авторитетных защитников (Крейценах, Смарт, П. Александр). По их мнению, первой возникла шекспировская пьеса, а анонимная является очень неуклюжим плагиатом некоего писаки, который, чтобы замаскировать свой литературный грабеж и создать впечатление новизны пьесы, переписал весь текст заново. Если принять эту теорию, пришлось бы отодвинуть дату шекспировской комедии на два или три года назад.
Хотя в пользу второй точки зрения было приведено немало остроумных доводов, все же старая теория нам, как и большинству критиков, кажется более убедительной. Решающим здесь является следующее соображение. Для Шекспира крайне характерен такой способ переработки чужих пьес, когда он, заимствуя фабулу и образы, создает целиком новый текст, где использует лишь две-три фразы или выражения старой пьесы, но при этом все содержание ее необычайно углубляет, украшает и наполняет нередко совершенно новым смыслом. Примеры этому из раннего периода его творчества — «Комедия ошибок» и некоторые хроники («Король Иоанн», фальстафовская часть «Генриха IV»), позже — «Мера за меру», «Лир», вероятно, «Гамлет». Наоборот, для многочисленных других тогдашних «переработчиков» чужих пьес типично беззастенчивое
