море»..
Случай, конечно, это — злая сила, на которую надо как можно меньше; полагаться. Но кто один из всех дающих, давая, вместе с тем самым ясным образом показывает нам, чтомы не имеем решительно никаких прав на его дары, что мы обязаны ими не своим достоинством, а исключительно только его доброте и милости, и что мы именно отсюда можемчерпать радостную надежду на то, что и в дальнейшем будем смиренно принимать от него различные незаслуженные подарки? Это — случай, тот самый случай, который обладает царственным искусством с очевидностью показывать, что против его благоволения и милости бессильны и ничего не значат самые великие заслуги.
Если мы обернемся на свой житейский путь, обозреем его «запутанный, как в лабиринте, ход» и перед нами восстанет столько упущенного счастья, столько навлеченных насебя бед, то упреки по собственному адресу легко могут оказаться чрезмерными. Ведь наше житейское поприще ворсе не дело исключительно наших рук: это — продукт двух факторов, именно — ряда событий и ряда ваших решений, причем оба эти ряда постоянно друг с другом переплетаются и друг друга видоизменяют. Сюда присоединяется еще, что в обоих рядах наш горизонт всегда бывает очень ограничен, так как мы не можем уже задолго предсказывать своих решений, а еще того менее способны предвидеть события: и те и другие становятся нам как следует известны собственно тогда лишь, когда они переходят в наличную действительность. По этой причине, пока наша цель еще далека, мы никогда не можем плыть прямо на нее, а направляем свой путь к ней лишь приблизительно и с помощью предположений, т. е. часто принуждены бываем лавировать. Именно, все, что в наших силах, это — постоянно сообразовывать решения с наличными обстоятельствами, в надежде, что они будут удачны и приблизят нас к главной цели. Таким образом, по большей части, события и наши основные стремления можно сравнить с двумя, в разные стороны направленными силами, — возникающая отсюда диагональ и представляет собою наш житейский путь. Теренций сказал: «С жизнью человеческой то же, что с игрою в кости: если не выпадает то, что всего нужнее выкинуть, поправляй искусством выпавшее случайно»- он, должно быть, имел при этом в виду что-нибудь вроде триктрака. Короче можно сказать так: судьба тасует карты, а мы играем. Но, чтобы выразить то, — что я-хочу здесь сказать, удобнее всего было бы такого рода сравнение. Жизнь — это как бы шахматная игра: мы составляем себе план; однако исполнение его остается в зависимости от того, что заблагорассудится сделать в шахматной игре противнику, в жизни же — судьбе. Изменения, каким подвергается при этом наш план; бывают большею частью настолько велики, что узнать его в исполнении едва можно только по некоторым главным чертам.
Впрочем, в нашей житейской карьере содержится еще нечто такое, что не подходит ни под один из указанных’ элементов. Именно, тривиальна и слишком уж часто подтверждается истина, что мы во многих случаях бываем глупее, чем нам это кажется; но, что мы нередко мудрее чем сами себя воображаем, это — открытие, которое делают только те, кто оправдал это на деле, да и то лишь долго спустя. В нас существует нечто более мудрое, нежели голова. Именно, в важные моменты, в главных шагах своей жизни мы руководствуемся не столько ясным пониманием того, что надо делать, сколько внутренним импульсом, можно сказать — инстинктом, который исходит из самой глубины нашего существа. Лишь потом пересуживаем мы свое поведение сообразно отчетливым, но вместе с тем малосодержательным, приобретенным, даже заимствованным понятиям, общим правилам, чужому примеру и т. д., не считаясь в достаточной мере с тем, что «одно не годится для всех»: тогда-то мы легко бываем несправедливы к себе самим. Но в конце-концов обнаруживается, кто был прав, и лишь счастливо достигнутая старость компетентна, в субъективном и объективном отношении, судить об этом деле.
Быть может, помянутый внутренний импульс бессознательно для нас направляется пророческими снами, которые, проснувшись, мы забываем; они именно сообщают кашей жизни равномерность тона и драматическое единство, которых не могло бы дать ей столь часто колеблющееся и блуждающее, так легко сбиваемое с толку, мозговое сознание и благодаря которым, например, человек, призванный к великим подвигам какого-нибудь определенного рода, от юности своей скрыто чувствует это внутри себя и работает в этом направлении, как пчелы трудятся над постройкой своего улья. Для каждого же импульс этот заключается в том, что Бальтасар Грациан называет инстинктивной великой охраной самого себя, без которой человек обречен на гибель. Поступать по абстрактным принципам трудно и удается только после большого упражнения, да и то не всякий раз: к тому же они часто бывают недостаточны, Напротив, у каждого есть известные врожденные конкретные принципы, вошедшие ему в кровь и плоть, так как это результатвсего его мышления, чувствования и веления. Большею частью он не знает их в общем их виде и лишь при ретроспективном взгляде на свою жизнь замечает, что он постоянно их держался и что они влекли его, подобно какой-то невидимой нити. Смотря по их свойствам, они направляют его к его счастью или несчастью.
49) Надо бы непрестанно держать в уме действие времени и превратность вещей и потому при всем, что имеет место в данную минуту, тотчас вызывать в воображении противоположное, т. е. в счастья живо представлять себе несчастье, в дружбе — вражду, в хорошую погоду — ненастье, в любви — ненависть, в доверии и откровенности — измену и раскаяние, а также и наоборот. Это служило бы для нас постоянным источником истинной житейской мудрости, так как мы всегда оставались бы осторожными и не так легко попадали бы в обман. При этом большею частью мы только упреждали бы действие времени. Но, быть может, ни для какого познания опыт не является столь неизбежным условием,как для правильной оценки непостоянства и изменчивости вещей. Так как, именно, каждое положение вещей, пока оно длится, бывает необходимо и потому имеет самое полное право на существование, то каждый год, каждый месяц, каждый день выглядит так, как если бы ему в конце концов суждено было сохранить это право на вечные времена. Нони один его не сохраняет, и только одна перемена есть нечто постоянное. Умен тот, кого. не обманывает кажущаяся устойчивость и кто предвидит еще к тому же направление, в каком сейчас будет совершаться эта перемена[58].Если же люди теперешнее положение дел «ли направление их хода обычно считают прочным, то это происходит от того, что, обращая свой взор на действия, они не понимают причин, а между тем именно в последних и лежат зародыш будущих изменений, — зародыш, чуждый, наоборот, действию, которое только и существует для этих людей. За него они и держатся, предполагая, что неизвестные им причины, которые были способны его произвести, будут также в состоянии и сохранить его. При этом на их стороне — та выгода, что, когда они заблуждаются, это всегда происходит для них совместно: поэтому-то бедствие, постигающее их в силу, ошибки, всякий раз поражает их всех вместе, — между тем как человек мыслящий, в случае своего заблуждения, к тому же еще остается в одиночестве. Между прочим мы имеем здесь подтверждение моего учения, что заблуждение всегда основано на выводе от следствия к основанию. См.: «Мир как воля и представление», т. I, стр. 90 (по 3-му изд. — 94).
Однако упреждать время надлежит лишь теоретически, предвидя его действие, а не практически, т. е. не следует торопить его, требуя раньше времени того, что может принести с собой лишь время. Ибо делающий это узнает на опыте, что нет более жестокого, неумолимого ростовщика, чем именно время, и что оно, когда его вынуждают давать авансы, берет за это более тяжкие проценты, чем любой еврей. Например, с помощью негашеной извести и тепла можно в такой степени подогнать рост дерева, что оно в течение немногих дней даст листья, цветы и плоды: но вслед за тем оно погибает. Если юноша уже в данную минуту желает показать производительную способность мужчины, хотя бы только на несколько недель, и на девятнадцатом году дать то, с чем он отлично справился бы на тридцатом, то время, конечно, не откажет ему в авансе, но в качестве процента послужит часть силы его будущих лет, даже часть самой его жизни. Есть болезни, от которых надлежащим и основательным образом излечиваются лишь тем, что предоставляют их естественному течению, после чего они сами собою исчезают, без всяких следов. Но если вы желаете быть здоровыми немедленно и теперь же, во что бы то ни стало теперь, то и здесь время должно будет дать аванс — болезнь будет изгнана: но процентом послужит слабость и хроническое страдание, часть жизни. Когда мы нуждаемся в деньгах во время войны или смут, притом немедленно, именно в данную минуту, то мы бываем вынуждены продавать недвижимую собственность или государственные бумаги за 1/3 и даже меньше их стоимости, которая была бы получена целиком, если бы мы. предоставили времени взять свое, т… е. согласились подождать несколько лет: но мы заставляем его дать аванс. Или также, человеку нужна известная сумма для продолжительного путешествия, и он мог бы отложить ее за один или два года из своих доходов. Но он не. желает ждать: она берется поэтому в долг или временно заимствуется из капитала, т. е. время должно дать вперед. В таком случае его процентом будет вторгшийся в кассу беспорядок, постоянный и все возрастающий дефицит, от которого никогда уже не избавишься. Таково, стало быть, лихоимство времени: его жертвами становятся все, кто не может ждать. Желание ускорить ход правильно текущего времени — вот наиболее дорого обходящееся предприятие. Остерегайтесь поэтому, чтобы за вами не начались у времени какие-либо проценты.
50) Характерная и в обыденной жизни очень часто дающая себя знать разница между дюжинными и способными головами заключается в том, что первые, при обсуждении и оценке возможных опасностей, всегда желают знать и принимают во внимание лишь прежние случаи подобного рода, последние же сами соображают, какие случаи в будущем возможны, — при этом они помнят, как говорит испанская пословица, «что не случается в течение года, случается за немногие минуты». Помянутая разница, конечно, естественна:ибо обозреть то, что может случиться, — для этого нужен ум, а для обзора того что уже случилось, требуются только внешние чувства.
Наша же максима пусть будет такова: приноси жертвы
