отпуск-то приедешь?
— Не знаю. Пошли похахалим?
— Как это?
— Ну как?.. У меня одна есть, скажем ей, она приведет еще. А чего вечер зря пропадать будет. Пошли.
Костя женился лет пять назад и ни разу еще не изменил жене, даже как-то не думал об этом. Да и случая не было подходящего.
— Хм…
— Что? Пойдем?
— Нет, я ничего. Пошли.
Пошли. Это оказалось рядом — тоже общежитие, тоже с комнатами на двоих. «Во житуха-то! — подумал Костя. — И ходить далеко не надо».
Сашкин товарищ отвалил куда-то наособицу, а Сашка и Костя постучали в дверь, обитую дерматином.
— Пообивают двери — все казанки посшибаешь об эти скобки, — недовольно заметил Сашка. — Обили дверь — значит, проведи звонок! Так я понимаю. Нет, звонок стоит денюжку — пусть люди пальцы сшибают.
— Хахали. Ходят-то…
— А?
— Не люди, а хахали.
— К ним не одни хахали ходят. — Сашка опять постучал.
За дверью молчание.
— Дома. Голые ходят. — Сашка еще постучал в железную скобочку. И поморщился.
— Кто? — тоненько спросили из-за двери.
— Мы! — тоже тоненько, передразнивая голосок, откликнулся Сашка.
— Сейчас!
— Я ж говорю, голые ходят.
— Почему голые-то?
— Ну, с работы пришли… Переодеваются, умываются.
— Тоже на стройке работают?
— Но.
— Все в порядке, — успокоил Сашка. И крикнул: — Скоро вы там?
С той стороны двери щелкнула задвижка, хахали вошли. У Кости вдруг взволновалось сердце, когда он переступил запретный в его положении порог.
— Нинон? — удивился Сашка. — Ты приехала?
Нинон — рослая, чернобровая девушка, грудастая. Это она взволновала Костю.
В комнате жили две девушки — Нина и Валя. Костя сообразил: раз для Сашки новость, что Нина приехала, стало быть, его… хахалиха, что ли, Валя. Валя тоже милая девушка, но Нинон… Костя украдкой взглядывал на чернобровую, и ему не верилось, что просто так — ни за что ни про что, даром — судьба возьмет и подарит ему эту красавицу. Но похоже, что так: Сашка успел подмигнуть другу и показал глазами на Нину.
Сашка между тем молотил языком, и у него это получалось славно.
— Нина, ну как отдохнула?
— Хорошо, Саша. Очень хорошо. — Нина чуть ударяла на «о», выкругляла слова, подталкивала, и они катились — легко, как колесики. — Покупалась в речке… Ох, хорошо!
— Да где уж там хорошо-то? Скучно небось?
— Господи, а чего мне надо? Сходила в кино, раза три на танцы — не манит… В огороде больше копалась. За ягодами ходила.
Костя слушал девушку… И так бы и слушал, и слушал ее — не надоело бы. «Какое тут к черту хахальство! — подумал. — Тут впору жениться на такой».
Валя была побойчей, поострей на язык, немножко пустомеля.
— А у нас… Ты знала Зинку-то Хромову? Палка такая ходила, волосы седила…
— Но.
— Замуж вышла за Валерку Семенова. Бригадиром…
— Он же женат!
— Бросил. Позарился!.. Доска доской, ничегошеньки нет, и вот — пожалуйста.
— А дети были? У Валерки-то?
— Нет, не было. Он ходит теперь, треплется: я, мол, потому и бросил, что рожать не может. Ой!.. Посмотрим, сколь тебе эта жердь нарожает! Стыдно — вот и нашел отговорку.
«Да как же это к ним так ходят — к бабам, и все? — все больше удивлялся Костя. — Приврал, видно, Сашка, хвастнул. Не похожи они на таких… Обыкновенные девки, и рассуждения у них нормальные — женские».
Сашка торопил события.
— Давайте — знаете что? — выпьем! — предложил он. Отчаянная головушка. — Ко мне как-никак друг приехал…
К изумлению Кости, девушки легко согласились.
— Валюха, мы — в магазинус, Нинон с Костей — соображают насчет картошки. Быстро! Душа горит.
И Нинон с Костей остались одни.
«Ну и что я должен делать? — растерялся Костя. — Анекдот, что ли, какой-нибудь рассказать?»
Перебрал в памяти анекдоты, какие знал — не годятся.
Нина расстелила на полу у двери газету и принялась чистить картошку.
— Вы в командировку, что ли? — спросила она.
— Ага. Надо…
Замолчали.
«Ну и фраер же я! — мучился Костя. — Совсем язык проглотил». Долго молчали.
— Зинка-то! — вдруг сказала Нина. — Надо же… замуж вышла. — И покачала головой. И усмехнулась.
«О-о! — ужаснулся Костя. — Это ж она при мне… сама с собой разговаривает. Понял? За табуретку меня принимает».
— У нас недавно случай был, — заговорил он. — Пошли бабы за малиной на остров… Берут. А с той стороны острова — протока, она летом мелеет здорово. Ну, медведь и перешел ее…
— Медведь?
— Медведь. Перебрел, значит, и тоже — к малинке, они любят ее. А одна баба у нас есть, смешная такая!.. Наткнулась на рясный куст и успевает в две руки, и успевает. Вдруг слышит: с той стороны кто-то подошел к кусту… А куст-то большой — не видно. А она, баба-то, и говорит: «Это ты, Нюра?» Думала, товарка с той стороны подошла. А медведь-то как рявкнет!.. — Костя засмеялся. Нина слушала. — Как он рявкнул, баба бросила ведро и бежать. Бежит и орет дурным голосом: «Мишенька, у меня дети маленькие!» — Костя опять засмеялся, долго смеялся, представив, как летела по кустам перепуганная баба.
— А он что, он за ней, что ли?
— Медведь? Да нет, он в другую сторону побежал — к протоке. Он сам напугался. А ей казалось, что он следом бежит. Вот она и кричала про детей…
— Закричишь. — Нина так и не посмеялась. — Шутка в деле — медведь! — И продолжала чистить картошку. — Нет, у нас их нету. У нас — змеи.
— Гадюки?
— Но. Да большие! Тоже — берешь ягоду-то, а сама думаешь: «Ох, чикнет сейчас, ох, чикнет».
— Надо ежей разводить. Вот где-то, в Болгарии кажется, змей в одном месте было — кишели. А место само по себе очень здоровое — хорошо бы курортов настроить. Так они что сделали: взяли ежей там развели, и все.
— Дак они что, едят змей?
— Еще как! Ежи и свиньи — жрут за милую душу. Кабаны еще дикие — тоже едят. У меня брательник на Кавказе служит, один случай в письме описывал. С кабанами связано. Значит, один колхоз держал свиней на откорме где-то… подальше от жилья. Ну, и они паслись, ходили одни, а к вечеру сами приходили в загон. А однажды они не пришли к загону. Выяснилось, что они встретились где-то с дикими кабанами и те сманили их с собой. Суток трое их не было… Искали, но без толку: далеко куда-то ушли. Потом пришли, но не все. Из тысячи, кажется, штук пятьсот вернулось только…
— А те остались?
— Те остались. Но эти, которые вернулись, такой приплод принесли, что колхоз даже обрадовался.
Нина засмеялась.
— Вот, говорят: нет худа без добра.
— Да. Еще говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло. У меня зять помер с такой поговоркой.
— Как же это?
— Да у него голова что-то болела… Болит и болит голова, ну, а к врачу, знаете, все некогда, да, может, обойдется… А тут — дотерпел, что сознание потерял. Ну, его в больницу. Сеструха потом рассказывала: «Прихожу, говорит, к нему, а он мне и говорит: «Вот, говорит, не было бы счастья, да несчастье помогло. Теперь хоть вылечусь». Рад был, что в больницу попал. Веселый лежал… Потом помер. А жили они за Новосибирском, далеко. Ну что: надо ехать за ним. Он был из нашего села, Сашка его знал. Хоронить надо на родине. Я поехал. А было начало ноября, река только становилась. А мост у нас был наплавной, к зиме его разбирали. Самая распутица. Я туда-то на моторке пробился, а оттуда — это уже дня через четыре: реку уже схватило. Пешие ходят, досок накидали — ничего. А с гробом-то как? Ну, я сестру с ребятишками перевел по доскам, а сам вернулся, нанял подводу и поехал вверх по реке — там, сказали, схватило покрепче. И вот мы с возчиком выбрали такое место — вроде ничего, можно. Разогнали коня, а сами — в стороны от саней. Лед трещит, гнется, мы бежим и со стороны орем на коня… А он сам уж — дай бог ноги, самому охота живому до берега добежать. Как переехали, не знаю. Хороший мужик был, зять-то. Жалко. Тридцать три года всего было. Двое детей осталось…
Эта грустная история рассказана была, как понял сам Костя, совсем некстати. Он замолчал. На какое-то время он забыл и про Нину, и зачем он пришел сюда — вспомнил Дмитрия, зятя… Ребятишек-плямяшей вспомнил… И совестно стало. Закурил.
И в это время пришли Сашка с Валей. Пришли веселые. Сашка вовсю дурачился.
— Спорим? — кричал он. — Давай спорить!
— Чего вы? — спросила Нина.
— Она не верит, что я могу выпить бутылку вина, не держась руками.
— Кто спорит, тот…
— Да это мы слышали! Мне только напиваться неохота, а то бы я показал.
— А как это?
— Вон чайник, да? Я б сейчас вино вылил в него, носик в зубы и…
— А-а.
— Вот те и «а-а». Ну, как тут у вас?
— Я еще картошку только начистила.
— Ну-у, товарищи!.. Чем вы тут занимались, не знаю. Не знаю. Нинон, чем вы тут занимались?
«Трепач, — с яростью подумал Костя. — Носик в зубы…»
— Долго с этой картошкой, — сказала Валя. — Ну ее к черту! Закусим чем-нибудь…
— Идея! — подхватил Сашка. — Выпьем и пойдем на танцы.
Нина остановилась с тазиком в руках.
— Ну?
— Как, Костя?
— Да мне-то, господи!.. Нужна мне эта картошка.
Так и порешили — не возиться с картошкой. Сели за стол.
После двух стаканов вина Косте стало веселей.
— А где тут у вас танцы? Далеко?
— В парке.
— Пойдем, Нина?
— Мне что-то неохота. Не манит. Можно сходить, только я танцевать не буду.
— Почему?
— Не умею, как они. Совестно.
— Ерунда! — раздухарился Костя. — Я могу не хуже их.
Валя с Сашкой шли впереди, Нина с Костей сзади.
Костя начал помаленьку растрачивать веселье из груди. Опять подступали неловкость и стыд, и как он себя ни взбадривал, как ни старался настроиться на беспечность — не получалось. Он взял Нину под руку и шел так, молчал. Зато Сашка впереди строчил, как из пулемета. Валя то и дело смеялась громко. Костя завидовал земляку и понимал, что только так и нужно сейчас — нести околесицу, чтоб уши вяли. Только так и надо. Но Костя боялся, что если он начнет говорить, то его опять поведет куда-нибудь
