одинокой сосны на заход солнца, бормотал что-то себе под нос. Подошли к большому камню-валуну, прислоненному к горе…
– Помоги, – велел Гринька.
Налегли на камень, он сдвинулся.
И не успел Федя заподозрить его в черных мыслях, не успел вообще подумать о чем-либо, Гринька исчез в дыре, которую закрывал камень.
Федя, склонившись над ней, ждал.
– Ну чо? – спросил он.
Никто не ответил.
– Гринька! – позвал Федя.
Ответом ему была черная немая пустота. Федя зажег спичку, влез в пещеру и осторожно пошел в глубь ее, держа спичку над головой.
– Гринька-а, гад!
Сырые гулкие стены, словно издеваясь, ответили: «…ад-ад-ад…». Пещера разветвлялась вправо и влево. Федя остановился.
– Гринька, кикимора болотная!
И опять стены воскликнули насмешливо и удивленно: «…ая-ая-я-я-я!…».
Федя наугад свернул вправо, прошел шагов десять и вышел из пещеры на вольный воздух. Долго стоял столбом, медленно постигая чудовищное вероломство. Ударил себя по лбу и пошагал прочь.
Утром в избушку пришел Егор.
– Здорово, Михеич!
Старик долго рассматривал парня.
– Что-то не узнаю… Чей будешь?
– Любавин.
– Емельян Спиридоныча?
– Ага.
– Молодые… Не упомнишь всех. За утями?
– Ага. Поживу тут у тебя недельку-другую, – Егор снял с плеча ружье, холщовый мешок, устроил все это в углу на нарах.
Михеюшка несказанно обрадовался:
– Правильно! Правильно, сынок. Дело молодое, только и позоревать на бережку. Я вот те расскажу, как мы раньше охотничали…
Егор с удовольствием стащил промокшие сапоги, завалился на нары, вытянув ноги к камельку.
– Ну, как вы раньше охотничали?
– Сича-ас, – весело засуетился Михеюшка. Наскоро подкинул в камелек, свернул «косушку» и, устроившись получше на чурбаке, начал: – Это ведь когда было-то! До японской! Соберемся, бывало, человек пять-шесть ребят, наладим, братец ты мой… Тебя как зовут, я не спросил?
Ответа не последовало – Егор крепко спал.
Михеич не огорчился.
– Уморился. Молодые… знамо дело. Дэ-э… – он поправил короткой клюкой дрова, подумал и стал рассказывать себе: – Соберемся мы это впятером, дружки… А здоровые какие все были! Эх ты, господи, господи!… Прошла жись. Вроде сон какой, – он замолчал, задумался.
– 17 —
Платоныч с Кузьмой припозднились в сельсовете. Платоныч выписывал из разных книг себе в тетрадку все крестьянские хозяйства в деревне (приезжал из района товарищ, и они долго беседовали о чем-то в сельсовете. После этого Платоныч и занялся списком).
Кузьма сидел рядом с ним, смазывал ружейным маслом наган.
Шипела и потрескивала на столе семилинейная лампа, поскрипывало перо Платоныча – он работал с увлечением (сказал, что попросили помочь в одном деле).
– Дядя Вася…
– Ну.
– Как ты вообще думаешь… не пора мне жениться?
Платоныч поднял голову, некоторое время смотрел на племянника. Тот, нахмурившись, старательно тер ветошью и без того сияющий ствол нагана.
Старик пошевелил концом ручки хилую бородку, опять склонился к тетрадке, но писать перестал.
– Ты серьезно, что ли?
– Конечно.
Платоныч опять посмотрел на Кузьму.
– Я думаю – еще не пора.
– Почему?
– Ты здесь, что ли, жениться-то хочешь, я никак не пойму?
– Здесь, – Кузьма впервые посмотрел ему в глаза.
– На Клавде?
– Нет.
– А на ком же?
– Ну… Нет, ты вообще-то как… твердо знаешь, что нет?
– Твердо.
Кузьма кхакнул, поднялся с места, прошел к порогу. Там остановился, посмотрел на Платоныча. Встретил его внимательный взгляд.
– Чудной ты парень, Кузьма. Что это, шуточки тебе – жениться? Приехал, чуть пожил – и сразу… Здорово живешь! А потом куда?
– Что «куда»?
– Ну, куда с женой-то?
– Куда сам, туда и она. Вместе.
– Пошел ты! – рассердился Платоныч. – Рассуждаешь, как… Даже злость берет.
– Значит, не поможешь мне в этом деле?
– Хватит, ну тя к чертям! Ты просто ополоумел, Кузьма!
– Чего ты кричишь?
– Как же мне не кричать, скажи на милость? Ты ж сам говорил мне, чтобы я не забывал, зачем нас сюда послали. А теперь что получается? Сам и забыл.
– Я помню.
– Так о чем разговор?! Ты соображаешь хоть немного?! Его послали вон на какое дело, а он… Чтоб я больше не слышал этого!
– Да ты не кричи. Я же спокойно…
– Он спокойно!… А я не могу спокойно, когда человек глупые слова на ветер бросает.
– Какой ты оказался…
Платоныч тихо спросил:
– Какой?
Кузьма прошелся от порога к столу и обратно.
– Не сердись, дядя Вася. Но чего ты, например, испугался? Ведь я сам могу за себя ответить.
– Вот и отвечай.
Платоныч заставил себя работать, но долго не мог писать. Отодвинул тетрадь, устало потер пальцами седые виски.
– Помог бы лучше опись вот составить. Председательская работа вообще-то. А этот Колокольников в рот богатеям заглядывает. Такого понапишет, что Федор с Яшей зажиточными окажутся.
Кузьма ходил по комнате, курил.
– Чья девка-то? – неожиданно спросил Платоныч.
– Попова. Помнишь, мы были… где детишек много.
– Ну… и влюбился?
– Не знаю… Хожу, света белого не вижу. Вся голова как в огне.
– Ты гляди, что делается! Когда ты успел-то? – изумился Платоныч.
Кузьма взъерошил пятерней короткие волосы, сказал недовольно:
– Сразу.
– М-дэ… – Платоныч встал, начал одеваться. – Не знаю, парень, что и придумать. Ты, конечно, думаешь: вот, мол, старый хрыч, ничего не понимает. А я понимаю. Будь это в другое время – на здоровье. А тут… даже перед крестьянством как-то неловко, понимаешь? Не успели приехать – бах-тарарах, свадьба! Подумают, что мы в каждой деревне так. Ты подожди малость. Это никуда не уйдет, поверь мне, племяш.
– Не поможешь?
Платоныч сердито сунул тетрадку в карман, первый направился из комнаты.
– Гаси лампу, пойдем спать.
На другой день Кузьма вскочил чуть свет, хозяева и Платоныч еще спали. Осторожно оделся, умылся на улице и пошел к Феде.
– Только сейчас вышел, – сказала Хавронья. – Вот по этой улице иди – догонишь его.
…Федя шагал серединой дороги. Руки в карманах, не спеша, вразвалку – тяжело и крепко. Когда его хотели обидеть, его называли «земледав». Но обидеть Федю было так же трудно, как трудно было свалить на землю это огромное тело.
Кузьма догнал его, поздоровался за руку. Сказал:
– Выезжают пахать, – Федя показал следы плугов на дороге.
– Да.
Федя через плечо сверху посмотрел на Кузьму.
– Ты не горюй шибко, Гриньку я вам добуду. Вот маленько управлюсь с работой… Я знаю, где его надо искать.
Кузьма кивнул головой, достал жестяной портсигар, щелкнул ногтем по крышке и снова положил в карман.
– Понимаешь, какое дело, Федор… Гринька этот… черт с ним. Найдем, конечно. Тут у меня сейчас другое дело, – Кузьма кашлянул в ладонь, огляделся зачем-то кругом. Посмотрел в глаза Феде и сказал просто: – Пойдем со мной жениться.
Глаза Феди округлились.
– Не жениться, то есть сватать, – поправился Кузьма. – Я один что-то трушу.
– Ха! – Федя остановился. – А к кому?
– К Поповым.
– К Сергею?
– Да.
– Пошли, – Федя решительно двинулся вперед, по его лицу было видно, что он одобряет выбор Кузьмы. – Постой, – он опять остановился. – А бутылку-то надо или нет?
– Не знаю.
– Возьмем на всякий случай. Потребуется – она у нас в кармане. Пошли ко мне.
Так же решительно направились в обратную сторону.
– Я люблю всякие свадьбы, – признался Федя. – Весело бывает.
– Федор, у меня денег-то нету.
Хавронья встретилась им в ограде.
– Давай нам на бутылку, – сразу сказал Федя.
Хавронья показала обоим фигу:
– Нате вот, на закуску еще.
– Нам для дела, глупая, – терпеливо пояснил Федя.
– Для какого дела?
– Мы свататься идем. – Федя посмотрел на Кузьму. «Извини, конечно, иначе не даст», – говорил его взгляд. Кузьма согласно кивнул головой.
– Нету у меня денег, – отрезала Хавронья.
Федя долго смотрел на нее.
– Чего уставился-то? Правда, нету. Были бы – для такого дела дала бы, – денег у нее действительно не было.
Федя почесал затылок.
– Хм… Достань мне рубаху новую.
Хавронья вынесла рубаху синюю, с белыми горошинами; Федя тут же, в ограде, переоделся.
Хавронья сгорала от любопытства, но выдерживала необходимую паузу.
– Кого же сватать-то идете? – безразлично спросила она, скрестив на высокой груди полные руки.
– Секрет, – сказал Федя, подпоясываясь узким сыромятным ремешком.
Хавронья обидчиво поджала губы.
– Хоть бы уж молчал, пугало гороховое! Туда же… «Секрет»!
Федя пошел из ограды, Кузьма – за ним. Когда они были уже за воротами, Хавронья крикнула:
– У дружка твоего есть деньги-то! Они вчерась из города приехали! – ей все-таки хотелось, чтобы они нашли денег. Она бы тогда имела возможность рассказывать у колодца бабам: «Мой-то сватать пошел за этого, приезжего-то. Длинного. Все утро бегали – деньги доставали». За кого пошли сватать – это она надеялась узнать.
– А верно она про Яшку-то, – сказал Федя. – Я совсем забыл. Пошли к нему.
Яша дал денег, изъявил желание тоже идти сватать, но Федя отказал:
– Ты после на свадьбу придешь.
По дороге зашли к старухе-самогонщице, взяли бутылку самогону и направились к Поповым.
– Федор, разговаривать будешь ты.
– Конечно. Ты, главно… это… не волнуйся.
Но чем ближе подходили к поповской избе, тем больше Кузьма трусил.
– Пойдем потише, – попросил он.
– Ладно.
Оставалось каких-нибудь метров двадцать до избы.
– А как ты будешь говорить, Федор?
– Не знаю, – честно признался Федя. – Я ни разу не сватался.
– А как же ты женился?
– Так это ж просто у нас делается. Отец ходил. Я ее и не знал почти, Хавронью-то.
– Ну, уж ты как-нибудь… постарайся.
– Конечно! – Федя поплевал на ладонь, пригладил жесткие прямые волосы. Волнение Кузьмы передалось и ему, он тоже начал робеть.
Кузьма застегнул ворот гимнастерки, на ходу стер рукавом кожанки какое-то пятно на колене…
Перед самой дверью, когда Федя уже протянул руку к скобке, Кузьма остановил его. Сказал шепотом:
– Погоди… постоим немного.
Федя охотно отступил от двери.
– Ну пошли? Постучись сперва.
– Зачем?
– Так лучше…
Федя казанком указательного пальца неуверенно стукнул в дверь. Им никто не ответил. Федя постучал громче. Дверь открылась… На пороге стояла Марья.
– Здравствуйте. Проходите.
Федя хотел пропустить вперед Кузьму, а тот – Федю… Вошли вместе.
Сергея Федорыча дома не было. Ребятишек тоже не было – бегали на улице. У окна, на скамейке, в коричневой короткой шубейке и в цветастом платке сидела подружка Марьи, Нюрка, щелкала семечки.
Федя остановился у порога:
– А где отец?
– А они с кем-то за лесом уехали. Вот, – показала глазами на Кузьму и покраснела, – для школы ихней.
– А-а… – Федя тяжело сел на кровать, хлопнул ладонями себя по коленям. – Жалко.
Кузьма стоял у порога, пристально смотрел на подружку Марьи.
Марья перевела взгляд с Феди на Кузьму:
– А вы что хотели-то?
– Да он нам нужен по одному делу, – сказал Федя.
Кузьма упорно глядел на Нюрку.
