насчет своей дальнейшей жизни соображаете? – прямо спросил Ефим.
– Тоже надо в гору, – легкомысленно сказал Пашка. Иван не понял, куда клонит дядя.
– Строиться надо, – выложил Ефим, неодобрительно глядя на сына. – Когда-никогда, а семьи-то будут. Где жить? Тут Андрей будет.
Пашка почесал мизинцем переносье, скосоротился – сделал вид, что глубоко задумался; Иван на самом деле задумался.
– Мой вам совет такой, – продолжал Ефим, – берите ссуду – каждый по десять тыщ и зачинайте строиться. Место вам Николай отведет хорошее – какое сами выберете. Строиться лучше вместе – легче. Рубите крестовый дом на два семейства и живите. Как?
– Пойдемте в горницу, потолкуем, – предложил Иван, мысль о строительстве собственного дома понравилась ему.
Перешли в горницу, закурили.
– Я уже все обдумал, – заговорил Ефим. – Сейчас первым делом надо брать ссуду. Потом езжайте вверх, в Чернь, наймите там человек пять плотников и срубите сруб. Иногда там уже готовые стоят – на продажу. Это станет тыщ семь-восемь, не больше. А за девять-то можно ха-ароший домину заворотить. Вот. Плотите там плот и сплавляйте сюда. Только это тоже надо быстрее делать, пока вода высокая держится. Крестовый дом – это как раз плот. Можно еще небольшой салик подцепить – на банешку, на пристройки разные. Вопчем, там поглядите. На месте.
– А если на машине вывезти сруб? Не лучше? – спросил Пашка.
– Дороже. Ты за одни машины ухнешь тыщи полторы, если не больше. А по реке его за два дня сплавляют.
– Надо знающего человека – по реке-то. А то накуряемся на порогах.
– Гринька сплавает с вами, я говорил с ним. Вот. А тут, приплывете, помощь отведем – навалимся все сразу и за неделю поставим. Тесу можно в совхозе купить. А можно так, взять пару машин, съездить ночью на Бию, наторкать выше кабин и привезти на совхозную пилораму – как будто сами приплавили. А за распиловку – ерунда, копейки берут. Поняли? К первым снегам дом будет уже под крышей стоять. А окосячить там, печку сбить, отштукатурить – это плевое дело.
– Ну, что? – Пашка посмотрел на Ивана.
– А ссуду-то дадут мне? – спросил тот.
– А чего?
– Я же не совхозник.
– Ерунда, – авторитетно сказал Ефим. – Поговорим с Родионовым, он сделает.
– Поедем прямо сейчас, а? – загорелся Пашка. – Посмотрим на месте – как, что… Доскочим до Онгудая…
– Зачем до Онгудая? – встрял Ефим. – Вы доезжайте до Симинского перевала, там уже можно рубить. Зачем далеко забираться.
– Сейчас схожу к Родионову, узнаю насчет завтра.
– Слушай!… – Пашке пришла в голову какая-то мысль. – Если он завтра никуда не поедет, попроси «Победу».
– Даст думаешь?
– А чего ему? Что она, его собственная, что ли?
– Ладно, – Иван пошел к секретарю.
Через двадцать минут он подъехал к дому на «Победе».
– Дал. У них завтра бюро. Ссуду тоже обещал помочь…
– Ну!…
Мигом собрались, захватили продуктов на случай ночевки, ружьишко и покатили.
Пашка сел на заднее сиденье, развалился, спел про восемнадцать лет, потом перелез к Ивану.
– Посижу хоть раз, как начальник.
– Как насчет дома-то думаешь? – спросил Иван.
– А что?… Давай строиться. Надо ведь.
– Надо. А хватит двадцати тыщ?
– Хватит, я думаю. Не хватит – у отца есть в загашнике, раскошелится. Знаешь, где поставим?
– Где?
– У реки. Я знаю одно местечко… над обрывом. Красотень! С одной стороны – река, острова, березник на том боку… Когда солнце садится, там как все равно пожар разгорается. А с другой стороны – гора. Банешку прямо на лбу, над обрывом поставим. Залезешь зимой на полок, глянешь в окошечко – все позастывало, а тут жарынь, спасу нет!…
– Хм, – Иван с удовольствием слушал.
– А летом, например: я приехал с работы, и ты приехал… Так? Взяли бутылочку, поставили ее в сенцы, а сами на реку с неводом – рядом! Добыли на пару сковородок, твоя или моя жена поджарит…
– Будут! – твердо сказал Пашка. – Нашел об чем горевать.
– Как у тебя с этой, с Майей-то?
– Та-а…
– Что?
– Та-а… Пока никак. Под нее учитель клин бьет. Я, конечно, не сдаюсь, но… Да будут жены!
– Конечно. Нет, дом действительно надо сделать, – сказал Иван серьезно. Его все больше и больше увлекала эта мысль.
– Сделаем, что мы, калеки, что ли.
– Над рекой поставим – это было бы…
– Значит, так: там вон двое голосуют, – перебил его Пашка, – я изображаю начальника, а ты шофер. Понял?
«Ну балаболка!», – изумился Иван.
– Ладно.
«Голосовали» старушка и девушка. Иван тормознул около них.
Девушка подбежала первой, обратилась к Ивану:
– До Маймы довезите, пожалуйста.
Иван молча кивнул в сторону Пашки. Пашка важно нахмурился, окинул девушку строгим взглядом… Девушка просительно смотрела на молодого «начальника».
– Можно, – разрешил Пашка.
– Бабушка!… Давай сюда! – крикнула девушка.
Приковыляла бабка.
– Бла-адать, от бла-адать-то, – говорила она, тоже влезая в «Победу».
Поехали.
– Зачем в Майму-то, бабка? – спросил Пашка. Обернулся назад и уставился на девушку.
– Вы меня спрашиваете? – спросила девушка.
– Я же ясно сказал: бабушка, – начальственным голосом, грубовато сказал Пашка.
– Я-то? Хлопотать, сынок, насчет пензии. Я работала там, а теперь еду добывать справки, – охотно объяснила бабушка.
– А вы? – спросил Пашка девушку.
– Я тоже в Майму.
– Тоже насчет пенсии?
– Что вы!…
Слушая краем уха Пашкину болтовню, Иван крепко задумался насчет дома. За всю жизнь у него не было не только своего дома, но даже угла, куда бы можно было прийти и делать, что хочется, и чтоб тебя никто не одергивал, не косился. Как подхватила его с семи лет суетливая казенная жизнь, как закрутила, так крутит до сей поры. Детдом, интернаты, казармы, блиндажи, окопы, рабочие общежития… Даже когда женился, и то жил, как в общежитии – пять человек в одной комнате. И как-то свыкся с этим – как будто так и надо. И вдруг, оказывается, можно построить свой дом над рекой, можно прийти вечером, лечь, закрыть глаза – отдохнуть. Надо, видно, и отдохнуть иногда – за тридцать перевалило. Сколько можно. Вместе с домом, вернее, в доме он видел и Марию… Его не смутила первая неудача, только озлобила и подхлестнула.
«Рано я начал действовать, рано. Надо было не с этого начинать».
С того самого вечера, когда Мария так великолепно отшила его, Иван видел ее два раза. Один раз дома, когда приходил узнавать у Родионова, куда и когда ехать. Дело было вечером, Родионовы уже ужинали. Хозяин пригласил его к столу, Иван отказался. Узнал, когда ехать и ушел. На Марию ни разу не глянул, но чувствовал, что она смотрела на него. Второй раз, когда возил Клавдию Николаевну и Марию в город. Женщины сидели сзади и негромко разговаривали о том, что необходимо купить в городе в первую очередь. Иван краем глаза видел в зеркальце Марию и всю дорогу наблюдал за ней. Нарочно ехал не так быстро – чтобы продлить удовольствие. Потом ждал их у магазинов, без конца курил и думал: «А ведь влюбился!… Эх, черт тебя задери».
В Майме ссадили девушку со старушкой. Зашли в чайную, выпили по кружке пива, поехали дальше.
– Тут я не бывал, – сказал Иван.
– Давай я порулю, а ты посмотри. Тут здорово!
Поменялись местами.
– Только не гони, – попросил Иван.
Красота кругом была удивительная. Горы подступали к самому тракту, часто серые отвесные стены поднимались прямо от кювета, слева. А внизу, далеко, ослепительно сверкала чешуей Катунь. То поднимались, петляя, то ехали вниз… То видно было далеко вокруг, и тогда у Ивана захватывало дух от невиданного простора, от силы земной. Всюду, куда хватал глаз, горы, горы… Серо-зеленые, с каменными боками, обшарпанными временем, громоздились они одна на другую, горбатились, щетинились редким сосняком. А внизу было прохладно и немножко тоскливо, и хотелось, чтобы тракт снова полез вверх.
К обеду доехали до Симинского перевала.
– Ну, вот, – сказал Пашка, – Симинский начинается. Давай осмотримся. Тут есть один зверосовхоз, туда, что ли, свернем?
– Давай свернем.
Приехали в совхоз, остановились у крайней избы. Разговорились с хозяином.
– Это вам надо в Чуяр, деревня такая на Катуни, – сказал хозяин, белоголовый старик с медной серьгой в ухе. – Езжайте по той же дороге, потом она, дорога-то, на две разойдется: одна по правую руку пойдет, другая по левую. Вот, которая по левую, вы по ней и езжайте. И прямо до Чуяра. Там и рубят дома.
– Спасибо, отец.
Старик вышел проводить их за ворота. Посмотрел на «Победу»…
– Крестовый.
– Там у меня зять живет. Расторгуев Ванька… Как заедете в Чуяр, так четвертый дом по левую руку. Поговорите с ним, может, он согласится. Он лес готовил нынче, хотел тоже рубить да вниз плавить, а сам занемог чего-то. Он лесником работает.
– Расторгуев?
– Расторгуев, Расторгуев. Ванька Расторгуев, спросите, вам любой покажет. Он готовил лес-то, я знаю.
– Ну, спасибо.
– Ага. А найдете, скажите, что просил, мол, отец-от, я, значит, чтоб он не продавал всех поросят. У него скоро пороситься будет, так пусть мне двух оставит.
– Ладно.
До Чуяра доехали часа за полтора. Небольшая деревня на самом берегу реки. На плетнях сушатся невода, сети, переметы. Кругом тайга, глухомань, тишина. На единственной улице – ни души.
Подъехали к четвертому дому, постучали в ворота. Вышел высокий сухой мужик, сел на лавочку возле ворот. Выслушал приезжих, поковырял большим пальцем босой грязной ноги сухую землю, потрогал поясницу, сказал:
– Восемь, – посмотрел вопросительно на парней. – За неделю срубим. Дешевле никто не возьмется.
Пашка начал торговаться. Расторгуев ковырял землю и повторил упрямо:
– Дешевле никто не возьмется.
Иван отвел Пашку в сторону, сказал:
– Черт с ним, слушай…
– Погоди ты! – воскликнул Пашка. – Дай уж я буду.
– Ну, давай.
Иван попросил у Расторгуева ведро, пошел к реке за водой – радиатор парил.
Солнце коснулось уже верхушек гор, на воду легли длинные тени. От реки веяло холодком.
Иван сел на теплый еще камень-валун, засмотрелся на воду. Она неслась с шипением: лопотали у берега быстро текучие маленькие волны, кипело в камнях…
«Будет дом, будет Мария – и все, больше мне ничего не требуется, – думал Иван. – Буду сидеть вот так вот на бережку… может, сын будет…».
Пока Иван ходил на реку, пока мечтал там, Пашка успел поругаться с Расторгуевым. Сторговались так: за восемь тысяч срубить дом, баню и помочь сплотить плот. Пашке это все-таки показалось дорого. Он обозвал Расторгуева куркулем, тот обиделся и посоветовал Пашке «мотать
