в доме отдыха вместе, ну, наклюкались… Ну, надо же что-то делать! Он говорит: «Хочешь, сейчас со второго этажа в трусах прыгну?» Струков его фамилия, вспомнил.
– Ну?
– Прыгнул. Разделся до трусов и прыгнул. На клумбу цветочную. Ну, конечно, сообщили на работу. Приходил потом ко мне: «Напиши как свидетель, что я случайно сорвался».
– И что вы?
– Что я, дурак, что ли? Он случайно разделся, случайно залез на подоконник, случайно закричал: «Полундра!» Я говорю: «Зачем «полундру»-то было кричать? Кто же нам после этого поверит, что «случайно»?» По-моему, перевели куда-то. Но ничего, с портфелем ходит… Мы, когда встречаемся, делаем вид, что не знаем друг друга. А в одной комнате жили.
– Дурак какой, – сказала Изольда Викторовна. – Со второго этажа… Мог же голову свернуть.
– Не дурак, какой он дурак. Это так называемые духари: геройство свое показать. Я, если напивался, сразу под стол лез…
– Под стол?
– Не специально, конечно, но… так получалось. Я очень спокойный по натуре. – Владимир Семеныч, сам того не замечая, потихоньку хвалил себя, а про «Роджерс» и «Россарио» молчал – чуял, что не надо. Изольда Викторовна работала библиотекарем, Владимир Семеныч работу ее уважал, хоть понимал, что там платят гроши.
В ресторане для банкета был отведен длинный стол у стены.
Приглашенные, некоторые, уже сидели. Сидели чинно, прямо. Строго и неодобрительно поглядывали на малые столики в зале, за которыми выпивали, кушали, беседовали… Играла музыка, маленький толстый человек пел на возвышении песню не по-русски.
– Вон та, в голубом платье… – успел сообщить Владимир Семеныч, пока шли к столу через зал, – с ней опасайтесь насчет детского воспитания спорить: загрызет.
– Что такое? – испугалась Изольда Викторовна.
– Не бойтесь, но лучше не связывайтесь: она в детском садике работает, начальница там какая-то… Дура вообще-то.
Владимир Семеныч широко заулыбался, с достоинством поклонился всем и пошел здороваться и знакомить Изольду Викторовну.
На Изольду Викторовну смотрели вопросительно и строго. Некоторые даже подозрительно. Она смутилась, растерялась… Но когда сели, Владимир Семеныч горячо зашептал ей:
– Умоляю: выше голову! Это мещане, каких свет не видел. Тут одна показуха, один вид, внутри – полное убожество. Нули круглые сидят.
– Зачем? Посидим… Любопытно.
Получилось вообще-то, что они сидят напротив начальницы из детсадика, а по бокам от них – пожилые и тоже очень строгие, больше того – презирающие всех, кто в тот вечер оказался в ресторане. Они смотрели в зал, переговаривались. Делали замечания. Не одобряли они все это, весь этот шум, гам, бестолковые выкрики…
– А накурено-то! Неужели не проветривается?
– Дело не в этом. Здесь же специально сидят, одурманивают себя – зачем же проветривать?
– А вон, во-он – молоденькая!.. Во-он, хохочет-то. Заливается!
– С офицером-то?
– Да. Как хохочет, как хохочет!.. Будущая мать.
– Почему будущая? У них теперь это рано…
– Это вы меня спросите! – воскликнула полная женщина в голубом. – Я как раз наблюдаю… результаты этого смеха.
– А где же наш диссертант-то? – спросил Владимир Семеныч.
– За руководителем поехал.
– За генералом, так сказать?
Не поняли:
– За каким генералом?
– Ну, за руководителем-то… Я имею в виду Чехова. – Владимир Семеныч повернулся к Изольде Викторовне: – У него руководитель – известный профессор в городе, я ему «Россарио» доставал. Я его называю – генерал, в переносном смысле, разумеется. Вам не хочется поговорить с кем-нибудь? Может, пошутили бы… А то как-то неудобно молчать.
– Я не знаю, о чем тут говорить, – сказала Изольда Викторовна. – Мне все же хочется уйти.
– Да ничего! Надо побыть… Можно алкоголиков покритиковать – они это любят. Медом не корми, дай…
– Да почему?! – с сердцем воскликнул Владимир Семеныч. – Ну, что уж так тоже: уйти, уйти! Уйти мы всегда успеем. – Владимир Семеныч спохватился, что отчитывает милую женщину, помолчал и добавил мягко, с усмешкой: – Не торопитесь, я же с вами. В случае чего я им тут фитиля вставлю.
Изольда Викторовна молчала.
А вокруг говорили. Подходили еще родственники и знакомые нового кандидата, здоровались, усаживались и включались в разговор.
– Кузьма Егорыч! – потянулся через стол Владимир Семеныч к пожилому, крепкому еще человеку. – А, Кузьма Егорыч!.. Не находите, что он слишком близко к микрофону поет?
– Кто? – откликнулся Кузьма Егорыч. – А, этот… Нахожу. По-моему, он его сейчас скушает.
– Кого? – не поняли со стороны.
– Микрофон.
Ближайшие, кто расслышал, засмеялись.
– Сейчас вообще мода пошла: в самый микрофон петь. Черт знает что за мода!
– Ходят с микрофоном! Ходит и поет. Так-то можно петь.
– Шаляпин без микрофона пел!
– Ну, взялись, – негромко, с ехидной радостью сказал Владимир Семеныч своей новой подруге. – Сейчас этого… с микрофоном вместе съедят.
– То – Шаляпин! Шаляпин свечи гасил своим басом, – сказал пожилой. Так сказал, как если бы он лично знавал Шаляпина и видел, как тот «гасил свечи».
– А вот и диссертант наш! – заволновались, задвигались за столом.
По залу сквозь танцующих пробирались мужчина лет сорока, гладко бритый, в черном костюме и в пышном галстуке, и с ним – старый, несколько усталый, наверно, профессор.
Встали навстречу им, захлопали в ладоши. Женщина в голубом окинула презрительным взглядом танцующих бездельников.
– Прошу садиться! – сказал кандидат.
– А фасонит-то! – тихо воскликнул Владимир Семеныч. – Фасонит-то!.. А сам небось на трояки с грехом пополам вытянул. Фраер.
– Боже мой! – изумилась Изольда Викторовна. – Откуда такие слова!.. Зачем это?
– Тю! – в свою очередь, искренне изумился Владимир Семеныч. – Да выпивать-то с кем попало приходилось – набрался. Нахватался, так сказать.
– Но зачем же их тут произносить?
Владимир Семеныч промолчал. Но, как видно, затаил досаду.
Тут захлопали бутылки шампанского.
– Салют! – весело закричал один курносый, в очках. – За новоиспеченного кандидата!
– Товарищ профессор, ну, как он там вообще-то? Здорово плавал?
Профессор неопределенно, но, в общем, вежливо пожал плечами.
– За профессора! За профессора! – зашумели.
– За обоих! И – за науку!
Кандидат стоял и нахально улыбался.
– За здоровье всех наших дам! – сказал он.
Это всем понравилось.
Выпили. Придвинулись к закуске. Разговор не прекращался.
– Грибки соленые или в маринаде?
– Саша, подай, пожалуйста, грибочки! Они соленые или в маринаде?
– В маринаде.
– А-а, тогда не надо, у меня сразу изжога будет.
– А селедку?.. Селедку дать?
– Селедочку? Селедочку можно, пожалуй.
– Вам подать в маринаде? – спросил Владимир Семеныч Изольду Викторовну.
– Можно.
– Сань, подай, пожалуйста, в маринаде! Вон – в маринаде!
– А танцуют ничего. А?
– Слышите! Сергей уже оценил: «Танцуют ничего»!
Засмеялись.
– Подожди, он сам скоро пойдет. Да, Сергей?
– А что? И пойду!
– Неисправимый человек, этот Сергей!
– Дурак неисправимый, – уточнил Владимир Семеныч Изольде Викторовне. – Дочка в девятый класс ходит, а он все на танцах шустрит. Вон он, в клетчатом пиджаке.
Изольда Викторовна интеллигентно потыкала вилочкой маринованные грибочки, которые она перед тем мелко порезала ножиком… Но Владимир Семеныч не давал ей как следует поесть – все склонялся и говорил ей что-нибудь. Она слушала и кивала головой.
Поднялся во весь рост курносый Сергей.
– Позвольте!
– Тише, товарищи!..
– Дайте тост сказать! Товарищи!..
– Товарищи! За дам мы уже выпили… Это правильно. Но все же, товарищи, мы собрались здесь сегодня не из-за дам; при всем моем уважении к ним.
– Да, не из-за их прекрасных глаз!
– Да. Мы собрались… поздравить нового кандидата, нашего Вячеслава Александровича. Просто – нашего Славу. И позвольте мне тут сегодня скаламбурить: слава нашему Славе!
Засмеялись и захлопали.
Курносый сел было, но тут же вскочил опять:
– И позвольте, товарищи!.. Товарищи! И позвольте также приветствовать и поздравить руководителя, который направлял, так сказать, и всячески помогал… и является организатором и вдохновителем руководящей идеи, которая заложена в основе. За вас, товарищ профессор!
Дружно опять захлопали.
– Трепачи, – сказал Владимир Семеныч Изольде Викторовне.
Изольда Викторовна тоскливо опять покивала головой.
Со всех сторон налегали на закуски и продолжали активно разговаривать.
Пожилой человек и человек с золотыми зубами наладили через стол дружеские пререкания. А так как было шумно и гремела музыка, то и они тоже говорили очень громко.
– Что не звонишь?! – кричал пожилой.
– А?
– Не звонишь, мол, почему?!
– А ты?
– Я звонил! Тебя же на месте никогда нету!
– А-а, тут я не виноват! «Не виновата я!»
– Так взял бы да позвонил! Я-то всегда на месте!
– А я звонил вам, Кузьма Егорыч! – хотел влезть в этот разговор Владимир Семеныч, обращаясь к пожилому, к Кузьме Егорычу. – Вас тоже не было на месте.
– А? – не расслышал Кузьма Егорыч.
– Я говорю, я вам звонил!
– Ну и что? А чего звонил-то?
– Хотел… это… Нам «Роджерсы» хотят забросить…
– Кузьма! А, Кузьма!.. – кричал золотозубый. Кузьма Егорыч повернулся к нему. – Ты Протопопова встречаешь?
– Кого?
– Протопопова!
– Ну как? – спросил Владимир Семеныч Изольду Викторовну. – Скучно?
– Ничего, – сказала она.
– Видите, какой разгул мещанства! Взял бы всех и облил шампанским. Здесь живут более или менее только вот эти два, которые кричат друг другу… Остальные больше показуху разводят.
– А я уж думал, тебя перевели куда-нибудь! – кричал Кузьма Егорыч золотозубому. – Куда он, думаю, пропал-то?!
– Куда перевели?
– Может, думаю, повысили его там!
– Дожидайся – повысят! Скорей – повесят!
– Ха-ха-ха!.. – густо, гулко засмеялся Кузьма Егорыч.
– Ну что, Софья Ивановна? – обратился Владимир Семеныч к женщине в голубом. Его злило, что ни его, ни его подругу как-то не замечают, не хотят замечать. – Все воюете там, с малышами-то.
Софья Ивановна мельком глянула на него и постучала вилкой по графину.
– Товарищи!.. Товарищи, давайте предложим им нормальный вальс! Ну что они… честное слово, неприятно же смотреть!
– В чужой монастырь, Софья Ивановна, со своим уставом…
– Да почему?! Мы же в своей стране, верно же! Давайте попросим сыграть вальс. Молодежь!..
– Не надо, – остановил Кузьма Егорыч. – Не наше дело: пусть с ума сходят.
– А вот это в корне неправильное решение! – восстала Софья Ивановна.
– Да хорошо танцуют, чего вы! – сказал человек с золотыми зубами. – Был бы помоложе, сам пошел бы… подрыгался.
– Именно – подрыгался! Разве в этом смысл танца?
– Ну, еще тут смысла искать! А в чем же?
– В кра-соте! – объяснила Софья Ивановна.
– А смысл красоты в чем? – все хотел тоже поговорить Владимир Семеныч. – А, Софья Ивановна? Если вы, допустим, находите, что вот этот виноград…
– Одну минуточку, Алексей Павлыч, вы что, не согласны со мной? – требовательно спрашивала Софья Ивановна золотозубого.
– Согласен, согласен, Софья Ивановна, – сказал Алексей Павлыч недовольно. – Конечно, в
