у вас будет своя «Победа», то радуйтесь еще больше, что вы в моем доме и я не могу вас отлупить вот этим костылем, потому что я бла-ародный человек! Можете идти в ресторан!
— Я потрясен, товарищи! — заговорил бледный Отец Жениха. — Мне трудно сейчас говорить… Я не узнаю своего сына… Я что-то просмотрел в нем в свое время — это несомненно. Я что-то главное не увидел в нем. Я действительно хотел купить ему «Победу». Но я никогда не думал, что вместе с «Победой» в нем подымет голову тот маленький собственник, которого он так искусно скрывал в себе. Я сам всю жизнь вот этими руками разливал газировку (показал руки), мне подчас было не до сына, я передоверил его воспитание бабушке — и вот результат.
— Андрюша, сынок… Сколько раз я тебе говорила: не водись с этими молодыми людьми, это плохая компания. Ты мне что говорил? «Мама, это хорошие люди, хоть они и артисты. Но это не вина их, а беда». Ты говорил…
Отец Жениха: — О-о!
Отец Невесты: — Все понятно.
Мать Невесты: — Ая-яй!
Дед: — ну, конечно!
Невеста: — Да-а!
Непонятно кто: — Да-а…
— А вместе с тем я знала, — продолжала Мать Жениха, — что один из этих молодых людей развелся с женой, у другого — выговор по общественной линии за грубость с начальством… И сколько бы он ни говорил, что это несправедливый выговор, я не верила. Несправедливых выговоров не бывает…
Жених стоял белый, как бумага. Он посмотрел на Непонятно кого.
— Толик, скажи им, что это неплохие люди… Скажи хоть что-нибудь!
— Я не хочу с тобой говорить! — отрезал Толик. — Я больше тебе не друг. Ты только что говорил о борьбе с равнодушными — ты лгал! Ты не только не узнаешь Загогулькина, ты наедешь на него собственной «Победой». Ты раздавишь его! Подумай о том, что с тобой случилось сегодня, пойми, пока не поздно, что ты стоишь над пропастью во ржи! Ты говорил, что не надо объявлять расторгнутые браки в газетах, ты опять лгал: их давно не объявляют. Ты изолгался!
— Люди узнаются на крутых поворотах, — сурово сказал Дед. — Я не случайно заговорил о материальной, так сказать, стороне дела. Когда он говорил о четырех компонентах, в его словах чувствовалась какая-то неуверенность, он все время что-то недоговаривал. Меня не проведешь, молодой человек. Я раскусывал экземпляры посложнее, и мне жаль вашего отца и вашу мать: не велика радость иметь такого сына.
— Я осознал, товарищи, — жалко залепетал Жених. — Мне ужасно стыдно. Мне… я… Мне так трудно сейчас… — он сморщился, сдерживая невольные слезы… Махнул рукой и быстро вышел, не попрощавшись.
— Ничего, у него есть еще время стать настоящим человеком, — все также сурово сказал Дед. — Помогите ему, не оставляйте сегодня его одного.
— Какой ужас! — простонал Отец Жениха. — Какой ужас!.. До свиданья!
— Вот до чего доводит дурная компания, — сказала Мать Жениха. — До свиданья.
— До свиданья.
— До свиданья.
— Всего хорошего, — сказал Дед. — Последите сегодня за ним. Уберите из его комнаты все ножи, вилки — вообще колющие предметы. Но особенно чернила — не допускайте, чтобы он писал упадочнические стихи.
Мать Жениха и Отец Жениха ушли. Тут на середину комнаты вышел Непонятно кто (Толик).
— Николай Арсеньевич, и вы, Анна Иванна, и вы, Арсений Назарыч… — голос Толика слегка дрожал. — Одним словом, я прошу руки вашей дочери и внучки. Извините за дерзость.
Мать Невесты: — Как?
Отец Невесты: — Как?
Дед: — Как?
— Я давно люблю Катю. Но я знал, что она дружит с этим… Я не хотел мешать их счастью.
— Это бла-ародно, молодой человек!
— Я на последнем курсе филологического факультета — изучаю язык древних арабов. Защищаю диплом и еду на Крайний Север. Многим это может показаться странным — зачем, мол? Я же убежден, что мое знание древнеарабского языка пригодится в суровой тундре.
— Ничего в этом странного нет! — воскликнул Дед. — Это бла-ародно.
— А пока я живу в общежитии, гол как сокол, за душой — ни копейки. Все — в будущем. Если вас это смущает, скажите сразу — я напишу на вас фельетон.
— Что вы! — воскликнул Отец Невесты. — Кого это может смущать?
— Но учтите, дети мои, семейная жизнь, да еще в условиях тундры… — Мать Невесты опять всплакнула.
— Браво, молодой человек! — опять воскликнул Дед. — Я когда-то так же начинал.
— Толик!.. Толька… — Невеста бросилась к Толику. — Я всегда за тебя голосовала!..
Волшебный человек взял веточку у Оптимиста, махнул ею — стена дома сомкнулась.
— Я затрудняюсь, молодые люди, — сказал он. — Вот что: у меня есть заместитель по оргвопросам, я попрошу его побеседовать с вами, он дока в этих делах. Потом мы решим, — и Волшебный человек исчез.
А Пессимист и Оптимист опять заспорили.
— Ты кретин, — сказал Пессимист.
— Нет, это ты кретин, — ответил Оптимист.
— Ты — восторженный конь!
— Подонок!
Тут они стали драться. Прибежали люди, разняли их. Пришел милиционер.
— В чем дело, граждане?
Оптимист показал на Пессимиста.
— Вот этот тип исказил картину жизни!
— Нет, это ты исказил!
— Нет, ты!
— Нет, ты!
Милиционер видит, что так они ни до чего не договорятся, хотел их взять с собой, но тут подскочил Некто, хромой и бойкий, и сказал, что он разберется.
Пришли в какое-то помещение.
Пессимист струсил, Оптимист — тоже: им не понравилось помещение.
— Посидите здесь пока, никуда не уходите, — сказал Некто, а сам ушел.
— Давай заключим пока мир, — предложил Пессимист.
— Давай, — согласился Оптимист.
— Что делать?
— Не знаю.
— Эх, ту бы волшебную веточку сюда! — вздохнул Пессимист.
— У меня есть один листочек от нее, — сказал Оптимист. — Когда старик дал мне веточку, я незаметно сорвал один.
— Давай его сюда, — взревел Пессимист.
— Ишь ты какой!
— Давай так: кого первого вызовут, тот возьмет с собой листок, — предложил Пессимист. — Нужно, чтобы нас там поняли. Без листочка не поймут. Давай?
— Давай, — согласился Оптимист. Он был великодушный малый.
Первого вызвали Пессимиста.
Оптимист незаметно сунул ему листок от волшебной веточки.
Едва только Пессимист ступил на порог кабинета, как в кабинете все помрачнело и Некто в один миг из доброго, расторопного превратился в какого-то свирепого Малюту Скуратова, нервного и внимательного.
— Говори, подонок, что случилось?! — рявкнул он. — Только не путай тут.
— Я высказывал свои взгляды на жизнь. Я убежден… Я утверждал…
— Короче!
— Я высказывал взгляды… Я утверждал…
— Короче!
— Я высказывал взгляды…
— Короче! Воруешь?
— Я бы попросил…
— Я тебе сейчас попрошу! — Некто встал, подошел к Пессимисту и начал его обыскивать. — Где нож?
— Нету.
— Где нож, я тебя спрашиваю?
— Нету.
Некто дал Пессимисту в челюсть.
— Где нож?
Пессимист заплакал.
— Я не ворую, я принадлежу к философской группе…
Некто внимательно посмотрел на Пессимиста, сел, приготовился писать.
— Чем занимается группа? В каком районе действует? Кто вожак? Отвечать быстро и точно.
— Я — мыслитель.
— В чем заключаются твои обязанности?
— Я думаю. Я как бы разрезаю действительность и вскрываю…
— Где нож?
— Я мысленно разрезаю!
Некто ткнул Пессимиста в живот.
— Где нож!
— У меня нет ножа. Я головой разрезаю…
Некто стоит в недоумении.
— Ты не темни здесь! Ты меня путаешь!
— Честное слово! Я головой разрезаю, извилинами…
— Говори дальше. Все говори.
— Я считаю, что самый верный и быстрый способ познания жизни — это заставать ее врасплох, неожиданно… Это мой метод. Я бросаюсь на нее прыжкообразно и срываю всяческие покрывала…
Некто достал из ящика стола наган, положил рядом с собой.
— Дальше.
— Меня уже ничем не удивишь. В жизни действуют одни подлецы и мошенники. Хороших людей нет. Их выдумывают писатели, чтобы заработать хорошие деньги. Честных людей тоже нет. Все воруют, лгут и оскорбляют друг друга…
Некто встал, подошел к Пессимисту и… пожал ему руку
— Спасибо. Наконец-то я встретил настоящего человека. Извини, я принял тебя за вора. Говори дальше, я буду записывать каждое слово и вечерами читать.
— Самое мое любимое занятие — смотреть в чужие окна. И что же я там вижу?! Я вижу там одни свинцовые мерзости.
— Свинцовых мерзостей не бывает, — поправил Некто. — Бывают — пьяные. В нашем волшебном мире, например, много пьют.
— Кстати, что это за волшебный мир? Что вы там делаете? — поинтересовался Пессимист.
— Мы хотим жизнь превратить в сказку!
— Да?
— Да!
— Хотел бы я знать, как вы это болото превратите в сказку. Бульдозерами, что ли? Засыплете?
— Это не ваше собачье дело! — почему-то вдруг обозлился Некто. — Ваше дело…
Но тут Пессимист показал волшебный листик.
— Вы, забываетесь…
— Да, да… Извините, увлекся. Так на чем мы остановились?
— Болото. Кстати, вы не хотели бы пойти поучиться на волшебника?
— Зачем это? — удивился Пессимист.
— Видите ли, в той сказке, которую мы хотим создать, предполагаются… как бы это выразиться… представители темных сил, что ли.
— Что-то вроде этого, только без той гадкой сущности, какую привыкли нести эти твари. Так вот, для подготовки этих персонажей…
— Нет, — твердо сказал Пессимист. — Я буду продолжать копаться в грязи, я буду выдумывать все новые и новые комбинации отчаяния и грусти. Я никогда не поверю ни в какое светлое будущее…
Некто перестал записывать.
— Я это не пишу. Дальше.
— Хорошо. Но я буду смеяться над теми, кто поверит в светлое будущее. Вот так: «Ка-ка-ка!»
— Какой Оскар?
— Ну, тот… в тюрьме-то, в Рэдингской, забыл фамилию…
— Вы бросьте, слушайте! — прикрикнул опять Пессимист.
— Я уже заткнулся.
— Нам и так-то не сладко, а вы еще с намеками тут…
— Какие намеки? Бросьте вы тоже…
— Не надо. Не надо! Не надо!! — Пессимист стал нервничать и подергиваться. — Не надо!! А то я дам в лоб мраморной пепельницей…
— Довольно, — сказал Некто. — Спасибо. Я слушал ваши слова как музыку. Это что-то невероятное!.. Пишите книгу, молодой человек, пишите стихи, делайте что-нибудь, черт вас возьми, но не зарывайте ваш талант. Подождите в коридоре, мы потом еще поговорим.
Пессимист вышел из кабинета.
— Ну что? — спросил его Оптимист.
— Ажур. Мы поняли друг друга: я ему наговорил…
— Давай листик.
— На. Только не потеряй его. Смело гни свою линию: листик работает.
В кабинет вызвали Оптимиста. И едва только он вошел туда, как все вокруг посветлело. Некто преобразился. Это уже
