Поздоровались.
– Чего это вы? – спросил один из плотников. – С утра пораньше…
Ермолай нахмурился и ничего не сказал. Степан усмехннулся.
– Братенъ вчера силенку пробовал.
– Неужели выдернул? Не может быть…
Ермолай строго посмотрел на того, кто усомнился.
– Может, попробуешь поборешься с ним?
– Из меня борец…
– Он с женой приехал?
– С женой, – ответил Степан. – Жена мировая.
– Здорово гульнули вчера?
– Маленько гульнули, – хотел соскромничать Ермолай и тут же добавил: – Ефим Галюшкин на карачках домой ушел. Седня прибежал похмеляться, говорит: все руки вчера отдавили.
Посмеялись.
– Ну-ка, помогите.
Взялись за столб, подняли насколько можно и всадили в ямку.
– Будь здоров, Игнаха, – сказал при этом один из плотнников. – Валяй на здоровье городских силачей, чтоб знали наших.
Ермолай разгладил бороду.
– У его шешнадцать орденов одних, – сказал он. – Вченра фотокарточку показывал.
– Медалей, – поправил Степан.
– Ну – медалей. Какого-то немца так, говорит, прилонжил – у того аж в пояснице что-то хрустнуло. Весь в меня, подлец. Я в парнях когда был, одного сосняковского мужика задел, подрались чего-то с ними, – он весь свой век одним ухом не слышит. А счас вот…
– Ну, доделаешь тут, – сказал Степан. – Пойду. – Он пошел в дом за топором.
– Красивая, говоришь, жена?
– Да им глянется, а мне что?.. Восемьдесят рублишек ухннули вчера, – опять вернулся Ермолай к волнующей его теме. – Было дело.
– А где жена-то работает? Тоже циркачка?
– А шут ее знает, я не спросил. Ничо, уважительная банбенка. Меня – «папаша», «папаша»… Весь вечер от меня не отходила. Одетая с иголочки. Спят ишо. – Ермолай кивнул на дом.
Вышел Степан. Улыбался.
– Проснулся. Рассол дует.
Еще когда мужики только подошли, из дома вышла немая Вера, увидела посторонних, вернулась, надела вчерашннее дареное платье и прошлась по двору, вроде по делу. Понтом ушла в дом, опять сняла его и пошла на работу в своем обычном.
…Шли по улице неторопливо. Разговаривали.
– Про Москву-то рассказывал? – все пытали Степана.
– Говорил маленько…
– А вот чо, правда или нет, говорят, на Кремле-то часы величиной с колесо? – спросил один невысокий, болезненнный на вид мужичок.
– Я слыхал – больше, – возразил другой.
– Дык тогда какую же надо пружину, чтоб они ходили?
– Может, они не от пружины ходют. Может, специально движок какой-нибудь есть.
Немая, которая шла с ними вместе, свернула в переулок. Под селом, из-за гор, вставало огромное солнце. Там и здесь хлопали калитки, выходили на работу. Ночью прошел небольшой дождик. Умытая земля парила под первыми лучами, дышала всей грудью. Идут улицей плотники – строить.