Скачать:TXTPDF
Органист из Пониклы
Тогда они запели другую, которой Олька научилась в Заграбье:

Поехал пан Людвик на охоту,

Оставил дома Гелюню-красотку

Пан Людвик вернулся, играла труба,

Трубачи трубили, Гелюня спала

Эта песня больше понравилась кирпичнику. Они пели еще и еще и совсем разошлись, когда запели «Мой зеленый жбан». Панна в этой песне сначала плачет и жалобно причитает по разбитому жбану:

Мой зеленый жбан,

Его разбил мне пан!

А пан утешает ее:

Тихо, панна, не плачь же.

За жбан тебе заплатим…

Олька тянула долго, как только могла: «Мой зеленый жбан…», а затем заливалась смехом. Клень отрывал губы от гобоя и отвечал ей, как настоящий пан, очень важно:

Тише, панна, не плачь же…

И сейчас, вспоминая в ночи дневное веселье, он наигрывал «Мой зеленый жбан» и улыбался, насколько можно было улыбаться губами, дующими в гобой. Но мороз был сильный, и губы у него примерзали к мундштуку инструмента, а пальцы совсем онемели, перебирая клапаны. Вскоре он перестал играть и пошел дальше, немного запыхавшись, и лицо его окуталось паром его дыхания. Он только сейчас понял, что снег на лугах глубже, чем на проезжей дороге, и что нелегко вытаскивать из него такие длинные ноги. Кроме того, на лугу кое-где были впадины, незаметные под давно завалившим их снегом, и переходить их приходилось, увязая в снегу по колено. Клень пожалел, что сошел с дороги, потому что там ему могла бы встретиться какая-нибудь подвода до Пониклы.

Звезды мерцали все ярче, мороз становился все крепче, а пан Клень даже вспотел, так он устал. Когда же временами поднимался ветер и проносился по лугу к реке, ему становилось очень холодно. Он снова попытался играть, но, когда губы были заняты, уставал еще больше.

Его начало охватывать чувство одиночества. Кругом было так пусто, тихо и глухо, что даже странно было. Б Поникле его ждал теплый дом, но он хотел думать о Заграбье и говорил себе: «Олька идет спать, но там, в комнате, слава богу, тепло». И от мысли, что Ольке светло и тепло, радовалось честное сердце пана Кленя, хотя самому ему было темно и холодно.

Луга кончились, наконец, и начались пастбища, местами поросшие можжевельником. Пан Клень был уже так измучен, что ему хотелось сесть и отдохнуть под первым попавшимся укромным кустом. Но он подумал: «Замерзну!» — и пошел дальше. К несчастью, возле можжевеловых кустов, как и у плетней, иногда наметает большие сугробы. Клень, миновав несколько таких сугробов, так обессилел»; что, наконец, сказал себе: «Сяду. Если не усну, то и не замерзну. А чтобы не уснуть, еще сыграю «Мой зеленый жбан».

Он сел и снова начал играть, и снова слабый голос гобоя прозвучал среди ночной тишины в снегах. Но веки Кленя слипались все больше, и звуки «Зеленого жбана» постепенно слабели, затихали и умолкли, наконец, совсем. Однако он боролся еще со сном, сохранял еще сознание, думал еще об Ольке, но в то же время все больше чувствовал себя покинутым, одиноким, как будто забытым, и он удивился, что нет с ним Ольки в эту ночь, в этой глуши. Он начал бормотать: «Олька, где ты?» А потом позвал ее: «Олька!» И гобой выскользнул из его онемевших рук.

Наутро заря осветила Кленя. Он сидел на снегу, гобой лежал у его длинных ног. На посиневшем лице его застыло удивление, и в то же время он как будто заслушался в последний раз песенки «Мой зеленый жбан».

1893

Скачать:TXTPDF

Тогда они запели другую, которой Олька научилась в Заграбье: Поехал пан Людвик на охоту, Оставил дома Гелюню-красотку Пан Людвик вернулся, играла труба, Трубачи трубили, Гелюня спала Эта песня больше понравилась