Появление женщин в пустынном и диком Хрептиеве очень обрадовало, но еще больше удивило солдат. Они тоже были очень удивлены при виде пана коменданта и его супруги. Коменданта, судя по его громкой и страшной славе, они воображали себе каким-то великаном, который наводил ужас на людей одним своим взглядом, а ее — великаншей, с вечно нахмуренными бровями и грубым голосом. Между тем они увидели перед собой маленького рыцаря с веселым и радушным лицом и тоже маленькую, розовенькую, как кукла, женщину, которая в своих широких шароварах и при сабле была похожа скорее на красивого мальчика, чем на взрослую женщину. Хозяева приняли гостей с распростертыми объятиями: Бася сердечно расцеловалась со всеми тремя женщинами, еще не будучи им представлена, а затем, когда они назвали себя и сказали, откуда едут, она воскликнула:
— Я все для вас готова сделать! Я вам страшно рада! Хорошо, что с вами в дороге ничего не приключилось: в нашей пустыне это не редкость, но как раз сегодня мы окончательно перебили бродяг!
Видя, что пани Боская смотрит на нее с возрастающим изумлением, Бася ударила рукой по сабле и хвастливо добавила:
— И я была в битве! А то как же! Вот как у нас! Но, ради бога, позвольте мне уйти к себе, надеть более приличную для моего пола одежду и отмыть кровь на руках, — мы возвращаемся с кровавой битвы. Ого! Если бы Азба не был убит, вы, пожалуй, не доехали бы благополучно до Хрептиева. Я сейчас вернусь, а пока к вашим услугам Михал.
Сказав это, она исчезла за дверью, а маленький рыцарь, который уже успел поздороваться с паном Богушем и паном Нововейским, подошел к пани Боской.
— Бог послал мне такую жену, — сказал он, — которая дома умеет быть нежной подругой, а в поле храбрым товарищем. Теперь, согласно ее приказанию, прошу мной располагать, как будет угодно.
А пани Боская ответила:
— Да благословит ее Бог во всем, как благословил красотою! Я жена Антония Боского, и не затем приехала сюда, чтобы требовать от вас услуг, но чтобы умолять вас на коленях о помощи и спасении в несчастье. Зоська, становись на колени перед этим рыцарем, ибо если он не поможет, то никто не поможет!
Сказав это, пани Боская действительно упала на колени, а красавица Зося последовала ее примеру, и обе, заливаясь горькими слезами, воскликнули:
— Спаси, рыцарь! Сжалься над сиротами!
Увидав женщин на коленях, офицеры толпой подошли к ним; их особенно привлекала красавица Зося, а маленький рыцарь, необычайно смущенный, стал поднимать и усаживать на скамью пани Боскую.
— Ради бога! — говорил он. — Что вы делаете? Я скорее должен стоять на коленях перед столь почтенной женщиной! Говорите же, чем я могу вам помочь, и, — видит бог! — я медлить не буду!
— Он все сделает, и я, с своей стороны, постараюсь! Заглоба sum! С вас этого довольно! — воскликнул старый воин, растроганный слезами женщин.
Тогда пани Боская сделала знак Зосе, панна вынула из-за корсажа письмо и подала его маленькому рыцарю. Он взглянул на письмо и сказал:
— От пана гетмана!
Затем сломал печать и начал читать:
«Милейший и дорогой мой Володыевский! С паном Богушем я послал тебе с дороги мой сердечный привет и инструкции, которые он тебе передаст лично. Не успел я еще отдохнуть от трудов в Яворове, как подоспело другое дело; оно камнем лежит у меня на сердце, ибо касается воинов, которых я забыть не могу, иначе Бог меня забыл. Пана Боского, кавалера весьма достойного и лучшего нашего товарища, несколько лет тому назад под Каценцем захватила орда. Его жену и дочь я приютил в Яворове, но у обеих бердца разрываются в тоске — у одной по мужу, у другой по отцу. Я писал через Петровича пану Злотницкому в Крым, чтобы там всюду искали Боского. Есть слух, что его нашли, но прячут, а потому его не могли выдать с другими пленниками, и он, верно, до сих пор гребет на галерах. Женщины в отчаянии, — потеряв всякую надежду, они даже перестали просить у меня помощи, — но, вернувшись недавно и увидев их неутешную скорбь, я не мог более этого терпеть и решил оказать им хоть какую-нибудь помощь. Ты находишься поблизости границы, и, как я знаю, у тебя среди мурз есть побратимы. Вот я и посылаю к тебе женщин, а ты им помоги. Петрович вскоре туда поедет. Дай ему письма к мурзам побратимам. Я не могу писать ни визирю, ни хану, ибо они ко мне недоброжелательны, к тому же я боюсь, как бы, благодаря моим письмам, они не стали считать Боского каким-нибудь особенно знаменитым человеком и как бы в силу этого не назначили слишком большой выкуп. Дело это особливо поручи Петровичу и скажи, чтобы он без Боского не возвращался, а мурз своих подними на ноги. Хоть они и язычники, но слово держать умеют, а к тебе они должны питать большое уважение. Впрочем, делай как знаешь; поезжай в Рашков, обещай взамен трех знатнейших пленников, только бы нам вернули Боского, если он жив. Никто лучше тебя не знает, как надо действовать, ибо, как я слышал, ты уже своих родственников выкупал. Бог да благословит тебя в этом деле, а я еще больше буду любить тебя, ибо сердце мое успокоится. Про твое хозяйство в Хрептиеве я уже слышал — там теперь все спокойно. Этого я и ждал. Обрати особенное внимание на Азбу. Что касается общественных дел, пан Богуш тебе все расскажет. Ради бога, следите за всем, что делается со стороны Валахии: говорят, быть оттуда грозе. Поручая твоему сердцу и твоим стараниям пани Боскую, остаюсь…» и т. д.
Во время чтения письма пани Боская продолжала плакать, а Зося ей вторила, вознесши к небу свои голубые глаза.
Между тем, прежде чем пан Михал кончил читать, вбежала Бася, одетая уже в женское платье, и, увидав, что дамы в слезах, стала заботливо расспрашивать их, в чем дело. Пан Михал еще раз прочел ей письмо гетмана, а она внимательно выслушала его и стала горячо поддерживать просьбы гетмана и пани Боской.
— Золотое сердце у пана гетмана, — воскликнула она, обнимая мужа, — но и мы постараемся быть не хуже его! Правда, Михалок? Пани Боская погостит у нас до возвращения мужа, а ты его месяца через три освободишь из Крыма. Через три или через два, правда?
— Завтра, через час! — ответил он, передразнивая ее.
Тут он обратился к пани Боской:
— Видите, как жена моя скора на решения!
— Да благословит ее Бог за это! — сказала пани Боская. — Зося, поцелуй ручки пани полковницы.
Но пани полковница и не думала давать целовать свои руки, а просто еще раз расцеловалась с Зосей, — они сразу понравились друг другу.
— На совет, мосци-панове! — кричала она. — На совет! Скорее!
— Скорей — голова загорелась! — пробормотал Заглоба. А Бася встряхнула своими светлыми волосами:
— Не у меня голова горит, а у этих дам сердца горят от скорби!
— Никто не противится твоим добрым намерениям, — сказал Володыевский, — но сначала нужно от пани Боской узнать все подробно.
— Зося, говори все, как было, я не могу от слез…
Зося опустила глаза в землю, и они совсем накрылись длинными ресницами, потом зарделась, как вишня; она не знала, с чего начать, и стояла смущенная, что ей приходится говорить перед таким многочисленным обществом.
Но пани Володыевская пришла ей на помощь.
— Зоська, когда Боского взяли в плен?
— Пять лет тому назад, в шестьдесят седьмом году, — ответила тоненьким голоском Зося, не поднимая своих длинных ресниц.
И потом заговорила, почти не переводя дыхания:
— В то время не слышно было о набегах; полк папаши стоял под Паневцами. Папаша с паном Булаевским наблюдали за челядью, которая на лугах стерегла стада, а тут пришли татары с валахской стороны и взяли и папашу, и пана Булаевского, но пан Булаевский уже два года как вернулся, а папаша не вернулся.
И две маленькие слезинки скатились по щекам Зоей. Растрогало это пана Заглобу, и он сказал:
— Бедная девочка… Не бойся, дитятко, папаша вернется и еще попляшет на твоей свадьбе!
— А гетман писал пану Злотницкому через Петровича? — спросил Володыевский.
— Пан гетман писал про папашу пану мечнику познанскому через Петровича. Пан мечник и пан Петрович нашли папашу у аги Мурзы-бея, — быстро проговорила Зося.
— Ей-богу, я этого Мурзу-бея знаю! С его братом я когда-то побратался, — воскликнул Володыевский. — Он не хотел отпустить пана Боского?
— Был приказ от хана выдать папашу, но Мурза-бей человек жестокий и спрятал папашу, а пану Петровичу сказал, что уже раньше продал его в Азию. Но другие пленники говорили пану Петровичу, что это неправда, что Мурза нарочно так говорит, чтобы дольше измываться над папашей, ибо он изо всех татар самый жестокий. Может быть, тогда папаши не было в Крыму — у Мурзы есть свои галеры, и ему нужны гребцы, но папаша не был продан; все говорили, что Мурза этот предпочтет скорее убить пленника, чем его продать.
— Святая истина! — сказал пан Мушальский. — Этого Мурзу-бея весь Крым знает, это очень богатый татарин, но страшный враг нашего народа: четверо его братьев погибли в битвах против нас.
— А нет ли у него побратимов среди наших? — спросил Володыевский.
— Сомнительно! — послышался ответ со всех сторон.
— Объясните мне наконец, что значит побратимство? — спросила Бася.
— Видишь ли, — сказал Заглоба, — когда после войны начинаются какие-либо переговоры, то войска навещают друг друга и находятся в дружеских отношениях. Случается порой, что кому-нибудь из наших понравится какой-нибудь мурза, а он мурзе, тогда они клянутся в вечной дружбе, которая и называется побратимством. Чем кто славнее, как, например, Михал, я или пан Рущиц, который командует теперь в Рашкове, тем более желательно его побратимство. Конечно, такой человек не будет брататься с кем попало, а выберет себе наиболее славного мурзу. Обычай этот состоит в том, что льют воду на сабли и при этом клянутся друг другу в дружбе. Понимаешь?
— А если потом опять придется воевать?
— В генеральном сражении они могут драться, но если встретятся один на один, тогда поклонятся друг
