Кетлинг глядел на них глазом знатока.
— На том шанце, откуда стреляют, — сказал он, — фитили гранат сильно пропитаны серой.
— Дымятся и другие шанцы! — ответил Володыевский.
И действительно так было. Как среди ночной тиши, когда раздастся лай одной собаки, ей тотчас же ответят другие, и, наконец, вся деревня оглашается громким лаем, — так и на турецких шанцах выстрел одной пушки разбудил все соседние, и осажденный город был окружен целым венком гранат. На этот раз обстреливали главным образом не замок, а самый город. Зато с трех сторон начали подводить новые мины. Очевидно, несмотря на то, что крепкая скала сводила на нет всю работу рудокопов, турки все же решились взорвать на воздух это скалистое гнездо.
Кетлинг и Володыевский отдали приказ метать ручные гранаты в ту сторону, откуда слышались удары ломов. Но ночью нельзя было проверить, причиняет ли этот способ обороны какой-нибудь вред неприятелю. К тому же внимание всех было обращено на город, куда летели целые стаи огненных птиц. Некоторые снаряды разрывались в воздухе, другие, описав огненную кривую, падали на крыши домов. Сразу в нескольких местах появилось кровавое зарево, осветив ночную темноту. Загорелся костел Св. Екатерины, церковь Св. Георгия в русском квартале; пламенем был охвачен армянский собор, который, впрочем, загорелся еще днем, а теперь снова вспыхнул от гранат. Пожар рос с каждой минутой, и пламя озаряло окрестность. Крики из города доходили до старого замка. Можно было думать, что весь город в огне.
— Скверно! — говорил Кетлинг. — Мещане падут духом.
— Пусть все сгорит, — ответил маленький рыцарь, — лишь бы уцелела скала, с которой можно защищаться.
Между тем крики все усиливались. С собора пожар перекинулся на склады дорогих армянских товаров, построенные на рынке. Горели изделия из золота и серебра, ковры, кожи и дорогие ткани. Минуту спустя огненные языки появились кое-где и над домами.
Володыевский страшно встревожился.
— Кетлинг, — сказал он, — следи за метанием ручных гранат и, насколько можешь, помешай подкопам, а я поеду в город: сердце у меня замирает при мысли о доминиканском монастыре. Слава богу, что они оставили замок в покое и я могу отлучиться.
В замке действительно было не много дела, и маленький рыцарь вскочил на лошадь и уехал. Он вернулся спустя два часа в сопровождении пана Мушальского, который уже оправился после удара, полученного им от Гамди, и теперь ехал в замок, надеясь, что во время штурмов он своей стрельбой из лука может причинить немалый вред язычникам и тем прославиться.
— Здравствуйте! — сказал Кетлинг. — Я уже тревожился за доминиканок.
— Все хорошо! — ответил маленький рыцарь. — Ни одна граната там не разорвалась. Место укромное и безопасное.
— Слава богу! А Кшися не беспокоится?
— Она спокойна, как у себя дома. Обе с Баськой сидят в одной келье, а с ними и пан Заглоба. Там и Нововейский, к которому уже вернулось сознание. Он просил меня взять его с собой в замок, но он на ногах устоять не может. Кетлинг, теперь поезжай ты, а я тебя заменю.
Кетлинг обнял Володыевского, уж очень его тянуло к Кшисе, и тотчас приказал подать себе лошадь. Но, пока ее подали, он стал расспрашивать маленького рыцаря, что слышно в городе.
— Мещане очень храбро тушат огонь, — ответил маленький рыцарь, — но богатые армянские купцы, видя, что у них горят склады, послали депутацию к ксендзу епископу с настоятельным требованием сдать город. Узнав об этом, я, хотя и дал себе слово не ходить больше на эти советы, все же пошел. Там я ударил по лицу одного из них, который больше всех настаивал на сдаче города, и епископ за это на меня надулся. Скверно, брат. Люди все меньше ценят нашу готовность защищаться. Там нас порицают, а не хвалят и говорят, что мы напрасно подвергаем опасности город. Я слышал тоже, как нападали на Маковецкого за то, что он был против переговоров. Сам епископ сказал ему: «Мы не отступимся ни от веры нашей, ни от короля, но к чему приведет дальнейшее сопротивление? Ты увидишь, — говорит, — здесь оскверненные святыни, опозоренных девушек и взятых в плен невинных детей. А заключив мирный договор, — говорит, — мы можем обеспечить их судьбу и выговорить себе свободный пропуск». Так говорил епископ, а генерал качал головой и повторял: «Лучше бы мне погибнуть, но это правда!»
— Да будет воля Божья, — ответил Кетлинг.
Володыевский заломил руки.
— И если бы это была правда! — воскликнул он. — Но Бог свидетель, что мы еще можем защищаться.
Между тем Кетлингу привели лошадь. Он быстро вскочил на нее; Володыевский сказал ему на прощание:
— Через мост поезжай поосторожнее: туда то и дело падают гранаты.
— Через час я вернусь, — сказал Кетлинг. И уехал.
Володыевский вместе с Мушальским стали обходить стены. В трех местах слышались удары в скалу и в трех местах осажденные кидали ручные гранаты. С левой стороны замка руководил этой работой Люсня.
— Ну, как дела? — спросил Володыевский.
— Плохо, пан комендант, — ответил вахмистр, — эти черти уже в скале сидят и только у входов в подкоп иной раз кого-нибудь из них заденет осколком. Немногого мы добились.
В других местах дело было еще хуже, тем более что небо нахмурилось, пошел дождь и отсырели фитили в фанатах. Темнота мешала работе.
Володыевский отвел Мушальского в сторону и, вдруг остановившись перед ним, сказал:
— Слушайте, ваць-пане, а что, если мы попробуем передушить этих кротов в их норе?
— По мне, это верная смерть, их охраняют целые полки янычар. Ну что ж, попробуем!
— Полки их охраняют, это правда, но ночь темна, и мы вызовем среди них переполох. Подумайте только, — в городе поговаривают о сдаче. А почему? Потому что говорят: «Под вами мины, и вы не сможете защищаться». Вот мы бы им и зажали рты, если бы, к примеру, сегодня ночью еще послали к ним с вестью: «Нет более мин». Разве ради этого не стоит рискнуть жизнью?
— Стоит, ей-богу, стоит!
— В одном месте только недавно начали подкоп, — сказал Володыевский, — этих мы оставим в покое, но вот с этой и с той стороны они подкопались уж очень глубоко. Вы возьмете с собой пятьдесят драгун, я возьму столько же, и мы попытаемся передушить тех. Хотите?
— Хочу. Возьму с собой десятка два гвоздей, чтобы заклепать ими какую-нибудь пушку, может, по дороге мы на нее наткнемся.
— Ну, сомневаюсь, хотя несколько пушек и стоит недалеко. Все же захватите гвозди. Мы только подождем Кетлинга, он лучше других будет знать, как нам помочь в нужную минуту.
Кетлинг вернулся, как обещал, не опоздав ни на одну минуту, а через полчаса два отряда драгун, по пятидесяти человек каждый, подошли к пролому и начали осторожно пробираться на другую сторону. Скоро они скрылись в темноте. В продолжение некоторого времени Кетлинг приказал бросать гранаты, но недолго, наконец он прекратил свою работу и стал ждать. Сердце его тревожно билось: он прекрасно понимал, как безрассудно было это предприятие. Прошло четверть часа, полчаса, час, казалось, что они уже должны были дойти до места, между тем, приложив ухо к земле, можно было превосходно слышать удары ломов.
Вдруг у подножия крепости, с левой стороны, раздался выстрел из пистолета, который, благодаря влажности воздуха и непрекращающейся пальбе на шанцах, был плохо слышен и, может быть, даже совсем не был бы замечен, если бы не страшный шум, поднявшийся тотчас же вслед за выстрелом. «Дошли, — подумал Кетлинг, — но вернутся ли?» А там раздались крики, треск барабанов, свист дудок, наконец, торопливый, беспорядочный грохот ружей. Стреляли со всех сторон и целой толпой; очевидно, целые отряды прибежали на помощь рудокопам. Но, как и предполагал Володыевский, среди янычар произошел страшный переполох; боясь нападать на своих, они громко перекликались, стреляя наобум и по большей части вверх. Крик и пальба с каждой минутой усиливались. Как в сонном курятнике, когда в него среди ночи ворвется вдруг хищная куница, сразу поднимается страшный шум, кудахтанье и переполох, — так поднялась суматоха и вокруг замка. С шанцев начали бросать гранаты, чтобы рсветить местность. Кетлинг направил несколько пушек в ту сторону, где стояли турецкие сторожевые войска, и стал засыпать их градом картечи. Осветились турецкие укрепления, осветились стены крепости. В городе ударили в набат. Там думали, что турки уже ворвались в крепость. А в турецком городе думали обратное: что осажденные сделали вылазку и сразу атаковали все места минных работ, и поднялась всеобщая тревога.
Темнота ночи благоприятствовала смелому предприятию Володыевского и Мушальского. Пушечные выстрелы и гранаты прорезали темноту только на одно мгновение, и потом становилось еще темнее. Наконец, пошел проливной дождь. Удары грома заглушили стрельбу, раскатываясь по всему небу, они отдавались эхом в скалах. Кетлинг соскочил с вала и подбежал к пролому во главе нескольких десятков людей и стал ждать. Но ждать пришлось недолго.
Вскоре какие-то темные фигуры замаячили между бревнами, которыми был завален пролом.
— Кто идет? — крикнул Кетлинг.
— Володыевский, — раздался ответ.
И минуту спустя оба рыцаря бросились друг другу в объятия.
— Ну что? Как там? — спрашивали офицеры, которые толпой сбежались к пролому.
— Слава богу! Рудокопы перебиты все до одного, инструменты переломаны и разбросаны. Вся их работа пропала даром.
— А Мушальский вернулся со своими?
— Нет еще!
— Не пойти ли им на помощь? Мосци-панове, кто из вас пойдет?
Но в ту же минуту у пролома опять замелькали темные фигуры. Это люди Мушальского возвращались поспешно и в значительно меньшем числе: многие из них погибли от неприятельских пуль. Все же они возвращались радостно, так как и их предприятие увенчалось успехом. Некоторые из них принесли с собой ломы, буравы и инструменты в доказательство того, что они были в подкопе.
— А где пан Мушальский? — спросил Володыевский.
— Правда, где же пан Мушальский? — спросили несколько голосов.
Люди из отряда Мушальского переглядывались друг с другом, вдруг один тяжело раненный драгун сказал тихим голосом:
— Пан Мушальский погиб. Я видел, как он упал, я также упал рядом с ним, но я поднялся, а он остался…
Рыцари страшно огорчились, услыхав о смерти знаменитого лучника, ведь это был один из первых кавалеров Речи Посполитой. Стали расспрашивать драгуна, как все это случилось, но он уже не мог отвечать, так как истекал кровью и, наконец, как сноп повалился на землю. Рыцари стали горевать
