Эти мысли тем более угнетали его, что спасение ведь было уже так близко. Если бы Хартум не был взят или был бы взят лишь несколько дней спустя, те же люди, которые перешли теперь на сторону Махди, поймали бы их и отдали в руки правительства. Сидя на верблюде за спиной Идриса и слушая их разговор, Стась убедился, что это, несомненно, было бы так. Как только караван тронулся в дальнейший путь, начальник погони стал рассказывать Идрису, что склонило их изменить хедиву. Они знали перед тем, что большая армия – уже не египетская, а английская – отправлена на юг против дервишей под предводительством генерала Уолсли. Они видели множество судов, которые везли грозные английские войска из Асуана в Вади-Гальфу, откуда для них строили железную дорогу в Абу-Хаммед. Долгое время все прибрежные шейхи – и те, которые остались верны правительству, и те, которые в глубине души сочувствовали Махди, – были уверены, что гибель дервишей и их пророка неизбежна, так как над англичанами никто никогда не одерживал победы.
– Аллах акбар! – перебил его, воздев руки, Идрис. – Но теперь они побеждены!
– Нет, – возразил начальник погони, – Махди отправил против них племена джально, барбара и даджим, всего около тридцати тысяч лучших своих воинов, которыми предводительствовал Муза, сын Хелу. Под Абу-Клеа произошла страшная битва, в которой Аллах дал победу неверным. Муза, сын Хелу, погиб, а из его солдат лишь небольшая горсточка вернулась к Махди. Души остальных теперь в раю, а тела лежат в песках, ожидая дня воскресения. Весть об этом быстро распространилась над Нилом. Тогда мы думали, что англичане поедут дальше на юг и освободят Хартум. Все повторяли: «Конец! Конец!» Но Аллаху угодно было иначе.
– Как же? Что же случилось? – спросил Идрис, сгорая от любопытства.
– Что случилось? – продолжал с сияющим лицом начальник. – Случилось то, что Махди тем временем взял Хартум, а Гордону во время штурма сняли голову. А англичане только и шли затем, чтоб спасти Гордона. Когда они узнали о его смерти, они вернулись назад, на север. Аллах! Мы опять видели суда с огромными отрядами солдат, которые плыли вниз по реке, но никто не понимал, что это значит. Англичане спешат разгласить только хорошие известия; дурные они стараются держать в тайне. Некоторые из наших говорили, что Махди уже погиб. Но в конце концов выяснилось, в чем дело. Страна эта принадлежит еще правительству. В Вади-Гальфе и дальше, вплоть до третьего, а может быть, и до четвертого водопада, находятся еще солдаты хедива. Но теперь, когда англичане вернулись, мы верим, что Махди покорит не только Нубию и Египет, не только Мекку и Медину, но и весь свет. Потому-то вместо того, чтоб вас схватить и передать в руки правительства, мы идем вместе с вами к пророку.
– Значит, отдан приказ ловить нас?
– Во все деревни, всем шейхам, всем военным отрядам! Куда не доходит медная проволока, по которой бегут приказы из Каира, туда приезжали заптии и объявляли, что кто вас поймает, получит тысячу фунтов награды. Машаллах!.. Это большое богатство!.. Очень большое!..
Идрис подозрительно посмотрел на говорившего.
– Но вы предпочитаете благословение Махди?
– Да. А к тому же он завладел такой огромной добычей и такой массой денег в Хартуме, что мерит египетские фунты мешками из-под овса и раздает их своим приверженцам…
– Но если египетские солдаты еще в Вади-Гальфе и дальше, то они могут схватить нас по дороге?
– Нет, нужно только торопиться, пока они не опомнятся. Теперь, когда англичане вернулись назад, – шейхи, верные правительству, и солдаты, и заптии совсем потеряли голову. Все думают, что вот-вот Махди будет здесь. И те из нас, которые сочувствовали ему в душе, теперь смело бегут к нему, и никто их не преследует, потому что пока, в первые минуты, никто не отдает приказаний и никто не знает, кого слушаться.
– Да, – ответил Идрис, – это ты верно говоришь, что надо спешить, пока они не опомнятся. До Хартума еще далеко…
Стась внимательно слушал весь этот рассказ. На минуту у него блеснул слабый луч надежды: если египетские солдаты до сих пор занимают разные прибрежные местности в Нубии, а англичане взяли с собой все суда, то им приходится отступать перед полчищами Махди сухим путем. Таким образом, может случиться, что караван столкнется с каким-нибудь из отступающих отрядов и будет окружен. Стась рассчитал даже, что пока известие о взятии Хартума распространилось среди арабских племен, живущих к северу от Вади-Гальфы, должно было пройти много времени, тем более что египетское правительство и англичане держали его в тайне. Он предполагал, что и смятение, охватившее в первую минуту египтян, наверно, уже улеглось. Неопытному мальчику не пришло, однако, в голову, что как-никак падение Хартума и смерть Гордона должны заставить забыть обо всем другом и что у верных правительству шейхов и у местных египетских властей будет много всяких других дел, кроме мысли о спасении двоих белых детей.
И действительно, арабы, присоединившиеся к каравану, не очень опасались погони. Они ехали, правда, очень быстро и не жалели верблюдов, но держались близко к Нилу и часто ночью сворачивали к реке, чтоб напоить животных и набрать воды в кожаные мехи. Иногда они решались даже заезжать днем в деревни. Для безопасности они всегда посылали вперед для рекогносцировки несколько человек, которые под предлогом покупки припасов разузнавали, что слышно в окрестностях, нет ли поблизости египетских войск и не принадлежат ли жители к числу верных «туркам». Если они узнавали, что население втайне сочувствует Махди, тогда весь караван заезжал в деревню, и часто случалось, что вместе с ним уезжало из деревни несколько молодых арабов, которые тоже хотели бежать к Махди.
Идрис узнал также, что почти все египетские отряды стоят со стороны Нубийской пустыни, то есть на правом, восточном берегу Нила. Чтоб избежать встречи с ними, нужно было держаться левого берега и объезжать более крупные города и селения. Это, правда, значительно удлиняло путь, так как, начиная от Вади-Гальфы, река образует огромную дугу, спускающуюся далеко на юг, а затем опять сворачивающую на северо-восток, до Абу-Хаммеда, где она опять принимает прямое южное направление; но зато этот левый берег, особенно от оазиса Селима, почти совершенно никем не охранялся, и путь протекал для суданцев довольно весело в обществе присоединившихся новых попутчиков, при обилии воды и припасов. Миновав третий водопад, они перестали даже торопиться и ехали только по ночам, прячась днем среди песчаных холмов и ущелий, которыми была изрезана пустыня. Над ними простиралось безоблачное небо, серое над горизонтом, а посредине выпуклое, точно огромный купол, тихое и спокойное. Но с каждым днем, по мере того как они подвигались на юг, жара становилась все невыносимее, и даже в ущельях, в глубокой тени, и люди и животные изнывали от зноя. Зато ночью бывало очень холодно; небо искрилось мерцающими звездами, которые группировались как бы в стада то поменьше, то побольше. Стась заметил, что это уже не те созвездия, которые сверкали по ночам над Порт-Саидом. Он часто мечтал увидеть когда-нибудь в жизни Южный Крест и наконец увидел его за Эль-Орде, но на этот раз сияние его предвещало Стасю только несчастье. В течение нескольких последних ночей над ними сиял также печальный, рассеянный свет зодиака, серебривший после вечерней зари и до поздней ночи западный край небосклона.
XV
Через две недели после того, как караван покинул окрестности Вади-Гальфы, он вступил в страну, завоеванную уже Махди. Проскакав через холмистую пустыню Гезир, путники очутились близ Хенди, где незадолго перед тем англичане разбили наголову Музу, сына Хелу. Местность уже не была похожа на пустыню. Ни песков, ни скал не было видно. Куда ни кинешь глазом простиралась степь, поросшая частью зеленой травой, частью – кустарником, среди которого кое-где росли кущи колючих акаций, дающих известный суданский каучук, да возвышались огромные деревья набака, такие развесистые, что под их ветвями сотня людей могла найти убежище от солнца. Время от времени караван проезжал мимо высоких, похожих на столбы конических холмов – жилищ термитов, которыми усеяна вся тропическая Африка. Зелень пастбищ и акаций приятно ласкала взор после однообразного и скучного фона песков пустыни.
Там, где степь превращалась в луга, паслись стада верблюдов, охраняемые вооруженными солдатами Махди. Завидев караван, последние вскакивали, как хищные птицы, подбегали к нему, окружали со всех сторон и, потрясая копьями и дротиками, с криком и визгом расспрашивали путников, откуда они, зачем едут с севера и куда направляются. Иногда они вели себя так угрожающе, что Идрис только поспешным ответом на их расспросы успевал предупреждать нападение.
Стась представлял себе, что жители Судана отличаются от всех арабов, населяющих Египет, только тем, что верят в Махди и не хотят признавать власть хедива. Ему пришлось, однако, убедиться, что он очень ошибался. У тех, которые останавливали теперь на каждом шагу караван, кожа была по большей части еще темнее даже, чем у Идриса и Гебра, а в сравнении с обоими бедуинами – почти черная. Негритянская кровь преобладала в них над арабской. Их лица и груди были татуированы, и узоры на коже изображали или какой-нибудь рисунок, или какой-нибудь стих из Корана. Некоторые были почти голы, на других было что-то вроде балахона из белой бумажной ткани, с нашитыми разноцветными заплатами. У некоторых через ноздри, губы и уши были продеты коралловые или костяные палочки. У предводителей на головах были белые ермолки из такой же ткани, как их балахоны; у простых воинов головы были открыты, но не бритые, как у арабов в Египте, а, напротив, обросшие огромными шапками курчавых волос, выжженных часто до красноты известкой, которой они их мазали, чтоб защитить себя от насекомых. Оружие их состояло преимущественно из пик, наводивших ужас в их руках; но у некоторых попадались карабины Ремингтона, которые они отняли в победоносных сражениях с
