Немного спустя они нашли выход из ущелья, но довольно крутой, так что пришлось сойти с лошадей и вести их за собой. Так как, по уверениям негра, до реки было очень близко, то они тронулись дальше пешком. Они вышли, наконец, на высокий мыс, ограниченный с одной стороны рекой, а с другой – ущельем, и, посмотрев вниз, увидели на дне оврага слона.
Огромное животное лежало на животе и, к великому удивлению Стася, не вскочило, завидев их. Только когда Саба стал подбегать к обрыву с неистовым лаем, слон пошевелил огромными ушами и поднял было хобот, но тотчас же опустил его.
Дети, держась за руки, долго и молча смотрели на него. Наконец Кали первый прервал молчание.
– Он умирать с голоду! – воскликнул он.
Действительно, слон был до того истощен, что хребет его представлял как бы торчащий вдоль тела гребень. Бока у него впали, а под кожей, несмотря на ее толщину, ясно выделялись ребра. Легко было догадаться, что он не встает, потому что у него нет уже сил.
Ущелье, довольно широкое у конца, превращалось в небольшую котловину, замкнутую с обеих сторон отвесными скалами. На дне котловины росло несколько деревьев. Деревья эти были изломаны, кора на них содрана, на ветках не было ни одного листка. Лианы, свешивавшиеся со скал, были тоже оборваны и обглоданы, а трава в котловине выщипана до последней былинки.
Стась внимательно осмотрел все кругом и поделился своими наблюдениями с Нель. Под впечатлением неизбежной смерти огромного животного он говорил тихо, как будто боясь смутить последние минуты жизни слона.
– Да, в самом деле, он умирает с голоду. Он сидит тут уже, наверное, недели две, то есть с тех пор, как пожар сжег старую степь. Он съел все, что можно было, а теперь только мучается, тем более что тут на горе растут хлебные деревья и акации с большими стручками, и он их видит, но не может достать.
С минуту они продолжали смотреть молча, а слон тоже время от времени поворачивал на них свои маленькие потухшие глазки, и из гортани его вылетало что-то вроде хриплого бульканья.
– Знаешь, – сказал мальчик, – я думаю, что лучше сократить ему его муки.
И, сказав это, он поднял ружье и хотел прицелиться, но Нель схватила его за куртку и, упираясь обеими ножками в землю, изо всех сил старалась оттащить его от края ущелья.
– Не делай этого, Стась! Дадим лучше ему покушать! Он такой бедный! Я не хочу, чтоб ты его убивал, не хочу, не хочу!
И, топая ногами, она не переставала тащить его. Стась посмотрел на нее с удивлением. Но, видя, что глаза ее полны слез, он сказал:
– Но ведь, Нель…
– Не хочу! Не дам его убивать! Я заболею лихорадкой, если ты его убьешь!..
Для Стася было достаточно этой угрозы, чтоб отказаться от своего намерения – убить слона и вообще кого бы то ни было. С минуту он еще молчал, не зная, что ответить девочке, и, наконец, проговорил:
– Ну хорошо! Ну хорошо!.. Говорю тебе, хорошо! Пусти же меня, Нель!
Нель поспешила обнять его, и в ее заплаканных глазах блеснула улыбка. Теперь она думала уже только о том, чтобы поскорей покормить голодное животное.
Кали и Меа были очень удивлены, когда узнали, что Бвана Кубва не только не убьет слона, но что они еще должны нарвать для него столько плодов с хлебного дерева, столько стручков акаций и столько разных растений, листьев и трав, сколько только смогут. Обоюдоострый суданский меч Гебра очень пригодился Кали для этого дела, и если бы не он, работа пошла бы не так легко. Но Нель не хотела ждать, пока они кончат, и как только первый плод упал с дерева, она схватила его обеими руками и понесла к ущелью, повторяя торопливо, как бы опасаясь, чтобы кто-нибудь не захотел ее предупредить:
– Я! Я! Я!
Но Стась и не думал лишать ее этого удовольствия, и лишь опасаясь, чтобы она в порыве увлечения не свалилась вместе с плодом, схватил ее за пояс и крикнул:
– Бросай!
Огромный, как тыква, плод покатился по крутому обрыву и упал у самых ног животного. Слон тотчас же вытянул хобот, схватил плод, свернул хобот так, точно хотел положить свою добычу под шею, – и дети больше ее не видели!
– Скушал! – радостно воскликнула Нель.
– Я думаю, – ответил, смеясь, Стась.
А слон протянул к ним свой хобот, как бы желая попросить еще, и громко просопел:
– Хррумф!
– Он хочет еще!
– Я думаю! – повторил Стась.
Еще один плод полетел вслед за первым и исчез в одно мгновенье таким же образом; потом третий, четвертый, десятый. Затем стали летать стручки акаций и целые вязанки травы и крупных больших листьев. Нель не пустила никого сменить себя, и, когда ее маленькие ручки устали от работы, она сталкивала новые вязанки ножками, а слон продолжал съедать их и, поднимая время от времени хобот, произносил свое громкое «хррумф», давая понять, что хочет еще, и – как утверждала Нель – в знак благодарности.
Но Кали и Меа устали наконец от работы, которую они исполняли очень усердно лишь в полной уверенности, что Бвана Кубва хочет сначала откормить слона, а потом убить его.
Бвана Кубва, однако, приказал им наконец перестать, так как солнце спустилось уже очень низко и пора было начать строить зерибу. К счастью, это оказалось не очень трудно, так как две стороны треугольного мыса были совершенно неприступны, и нужно было загородить только третью. В акациях с жесткими длинными колючками тоже не было недостатка. Нель не отходила ни на шаг от ущелья и, сидя на корточках на краю его, издали телеграфировала Стасю, что слон делает. То и дело раздавался ее тоненький голосок:
– Шарит кругом хоботом!
Или:
– Шевелит ушами. Ух, какие большие у него уши!
И вдруг:
– Стась! Стась! Встает! Ой!
Стась поспешил к Нель и схватил ее за руку. Слон действительно встал, и тут только детям удалось увидеть его во всю его величину. Они видели раньше несколько раз огромных слонов, которых провозили через Суэцкий канал на кораблях из Индии в Европу, но ни один из них не мог бы сравниться с этим колоссом, который действительно выглядел точно огромная скала шиферного цвета, движущаяся на четырех ногах. К тому же он отличался от тех слонов огромными бивнями, футов до пяти, пожалуй, длиною, и, как заметила уже раньше Нель, невероятно большими ушами. Передние ноги у него были очень высокие, но сравнительно тонкие, вероятно, вследствие продолжительного поста.
– Вот так лилипут! – воскликнул Стась. – Если бы он стал на дыбы и протянул как следует хобот, он бы мог схватить тебя за ножку.
Но колосс и не думал ни становиться на дыбы, ни хватать кого-нибудь за ногу. Шатающимися шагами он подошел к концу ущелья, посмотрел с минуту в пропасть, на дне которой бурлила вода, затем повернулся к стене, расположенной ближе к водопаду, протянул к ней хобот и, погрузив его, насколько мог, в воду, начал пить.
– Счастье его, – заметил Стась, – что ему удалось дотянуться до воды, а то он околел бы, наверно.
Слон пил так долго, что Нель стала за него беспокоиться.
– Стась, а он от этого не заболеет? – спросила она.
– Не знаю, – ответил, смеясь, Стась, – но уж если ты взяла его под свое попечение, то ты скажи ему, что это опасно.
Нель наклонилась над обрывом и стала кричать:
И слон как будто понял, что ему говорят: он тотчас же перестал пить и стал только обливаться водой, – сначала облил себе ноги, потом спину, потом бока.
Между тем уже стемнело. Стась отвел Нель за зерибу, где их уже ждал ужин.
Оба были в прекрасном настроении: Нель – потому, что спасла жизнь слону, а Стась – что видел ее блестевшие, как две звездочки, глаза и счастливое личико, выглядевшее здоровее, чем когда-либо за все время после отъезда из Хартума. Его радовала еще надежда, что им удастся провести хорошо и спокойно ночь. Неприступный с двух сторон мыс вполне обеспечивал их от нападения, а с третьей стороны Кали и Меа соорудили такую высокую стену из колючих веток акаций и пассифлоры, что не могло быть и речи о том, чтоб какой-нибудь хищный зверь смог пробиться через такую преграду. Погода к тому же стояла превосходная, и, как только зашло солнце, небо заискрилось мириадами звезд. Приятно было дышать прохладным, благодаря близости водопада, воздухом, насыщенным ароматом степи и только что наломанных ветвей.
«Тут уж моя «муха» не заболеет лихорадкой», – с радостью думал Стась.
Разговор завязался опять о слоне, так как Нель не могла говорить ни о чем другом и не переставала восторгаться его величиной, хоботом и бивнями, которые у него действительно были огромные. В конце концов она обратилась к Стасю:
– Не правда ли, Стась, какой он умный?
– Как Соломон, – ответил Стась, – но из чего ты это видишь?
– Как только я его попросила, чтоб он не пил больше, он сейчас же меня послушал.
– Если он до сих пор не учился по-английски и все-таки понимает, то это в самом деле нечто необычайное.
Нель поняла, что Стась трунит над нею, и, надув немного губки, проговорила:
– Говори себе что хочешь, а я уверена, что он очень умный и скоро привыкнет к нам и станет ручным.
– Скоро ли, не знаю, но стать ручным он может. Африканские слоны, правда, более дики, чем азиатские, но все-таки я думаю, что Ганнибал, например, пользовался африканскими.
– А кто такой был Ганнибал?
Стась посмотрел на нее со снисходительно-пренебрежительной усмешкой.
– В твоем возрасте, – сказал он, – таких вещей еще не знают. Ганнибал был великий карфагенский вождь, который употреблял слонов в войне с римлянами. А так как Карфаген находился в Африке, – то, значит, слоны у него были африканские.
Дальнейший разговор их прервал громкий рычащий крик слона, который, наевшись и напившись, начал трубить, неизвестно – от радости или от тоски по полной свободе. Саба вскочил и начал лаять.
– Вот как, – проговорил Стась, – теперь он сзывает товарищей. Хорошее будет дело, когда их сбежится сюда целое стадо.
– Он скажет остальным, что мы были добры с ним, – торопливо ответила Нель.
Стась, не боявшийся опасности, так как рассчитывал на то, что если бы сбежалось в самом деле целое стадо, то его испугал бы
