Немного погодя он крикнул:
– Насибу, ты здесь?
– Я здесь, господин, – ответил маленький негритенок.
– Ты видишь кого-нибудь? Кто-нибудь передо мною стоит?
Но прежде чем черный мальчик успел ответить, к Стасю вернулся дар речи.
– Меня зовут Станислав Тарковский, – проговорил он. – Мы убежали с маленькой мисс Роулайсон из плена у дервишей и скрываемся в степи. Но Нель очень больна; я умоляю вас помочь ей.
Незнакомец посмотрел еще с минуту, моргая глазами, и наконец провел рукой по лбу.
– Я не только вижу, но и слышу, – проговорил он про себя. – Так это не обман чувств!.. Что? Помощь? Я сам нуждаюсь в помощи. Я ранен.
Вдруг он точно стряхнул с себя сонный туман, посмотрел более сознательным взглядом и с блеском радости в глазах проговорил:
– Бедный мальчик! Я вижу еще белого!.. Здравствуй, кто бы ты ни был. Ты говоришь о какой-то больной? Чего же ты просишь у меня?
Стась повторил, что больная Нель – маленькая дочь мистера Роулайсона, одного из директоров канала, что у нее уже было два приступа лихорадки и она должна умереть, если у него не будет хинина, чтоб предупредить третий.
– Два приступа… это плохо! – ответил незнакомец. – Но хинина я могу тебе дать сколько хочешь. У меня есть несколько баночек, которые мне больше ни на что не пригодятся.
С этими словами он приказал маленькому Насибу подать большую жестяную коробку, которая служила, по-видимому, дорожной аптечкой, достал из нее две большие баночки, наполненные белым порошком, и отдал их Стасю:
– Вот половина того, что у меня есть. Этого хватит почти на год…
Стась был готов кричать от радости. Он начал благодарить незнакомца с таким жаром, точно благодарил его за спасение собственной жизни.
Незнакомец несколько раз кивнул головой и сказал ему в ответ:
– Хорошо, хорошо. Меня зовут Линде; я – швейцарец, из Цюриха… Два дня тому назад со мной случилось несчастье: меня тяжело ранил кабан.
Он повернул голову к черному мальчику.
– Насибу, набей мне трубку, – приказал он ему. А потом обратился к Стасю: – Ночью лихорадка у меня усиливается, и голова совсем не работает. Но от трубки мысль у меня немного проясняется. Ты говоришь, что вы убежали из плена у дервишей и скрываетесь в степи?
– Да.
– Что же вы думаете делать дальше?
– Бежать в Абиссинию.
– Вы попадете в руки махдистов. Их отряды бродят вдоль всей границы.
– Но ничего другого мы не можем предпринять.
– Ах! Еще месяц тому назад я мог бы оказать вам помощь. Но теперь я один, вот с этим черным мальчиком.
Стась посмотрел на него с удивлением.
– Это лагерь смерти.
– А эти негры?
– Эти негры спят и больше не проснутся.
– Не понимаю.
– Они больны сонной болезнью[38]. Это люди с берегов Великих Озер, где эта страшная болезнь свирепствует всегда. Они все заболели ею, кроме тех, которые еще раньше умерли от оспы. У меня остался только этот мальчик.
Стася только теперь поразило то обстоятельство, что когда он спустился в ущелье, ни один из негров не пошевелился и даже не дрогнул, и все время, пока они говорили, чернокожие спали: одни – прислонившись головою к скале, другие – опустив ее на грудь.
– Они спят и больше не проснутся? – спросил Стась, как бы не отдавая еще себе отчета в том, что услышал.
– О, эта Африка! Это громадная покойницкая, – проговорил в ответ Линде.
Он хотел сказать еще что-то, но слова его прервал топот лошадей, которые, испугавшись чего-то в степи, прибежали вприпрыжку на своих стреноженных ногах к краю лощины, поближе к людям и к огню.
– Это ничего, это лошади! – проговорил опять швейцарец. – Я отнял их у махдистов, которых разбил несколько недель тому назад. Их было человек триста, если не больше. Но у них были почти одни пики и дротики, а у моих людей – ремингтоны, которые стоят вот там, под скалой, теперь уже без всякой пользы. Если у тебя мало оружия или патронов, бери, сколько хочешь… И лошадь тоже возьми; скорее вернешься к своей больной… А сколько ей лет?
– Восемь, – ответил Стась.
– Значит, это еще ребенок… Пускай же Насибу даст для нее чаю, риса, кофе и вина… Бери, что захочешь, из припасов, а завтра приезжай еще.
– Я непременно приеду, чтоб поблагодарить вас еще раз от всей души и помочь вам, чем смогу.
– Мне приятно хоть посмотреть на лицо европейца, – проговорил в ответ Линде. – Если ты приедешь пораньше, тогда я буду еще в сознании. Сейчас меня опять начинает лихорадить, и все начинает двоиться у меня в глазах. Что, разве вас двое стоит надо мной? Нет!.. Я ведь знаю, что ты один и что меня лихорадит… Ах, эта Африка!..
Он закрыл глаза.
Четверть часа спустя Стась тронулся в обратный путь из этого страшного лагеря сна и смерти, но уже верхом. Была еще глубокая ночь, но он не думал больше об опасностях, с которыми мог встретиться среди высокой травы. Все же он старался держаться ближе к реке, предполагая, что оба ущелья должны выходить к ней. Возвращаться, впрочем, было гораздо легче, так как в ночной тишине слышался издалека шум водопада, да к тому же облака на западе рассеялись, и, кроме луны, на небе ярко светил свет зодиака. Мальчик колол коня в бока концами широких арабских стремян и несся во весь опор, мысленно повторяя: «Что мне львы и пантеры! У меня есть хинин для моей крошки!» И он то и дело ощупывал рукой склянки, как бы желая убедиться, что они действительно с ним и что все это не было сном. В голове его проносились всевозможные мысли и картины. Он видел раненого швейцарца, к которому питал невыразимую благодарность и которого жалел тем горячее, что во время разговора с ним принимал его сначала за сумасшедшего. Он видел маленького Насибу с точеным, как шар, черепом, ряды спящих «пагази» и блестевшие в свете костра дула прислоненных к скалам ремингтонов. Он был почти уверен, что сражение, о котором упоминал Линде, было с отрядом Смаина, и у него мелькнула мысль, что, может быть, и Смаин пал в нем.
Все эти видения и призраки переплетались в его уме с постоянною мыслью о Нель. Он представлял себе, как она удивится, когда увидит наутро целую склянку хинина, и, наверное, будет считать его волшебником. «Ах, – думал он про себя, – если бы я струсил и не пошел посмотреть, откуда идет этот дым, я не мог бы простить себе этого всю жизнь».
Не прошло и получаса, как шум водопада стал доноситься совсем ясно, а по кваканью лягушек Стась догадался, что находится вблизи отмели, где накануне стрелял дичь. При свете луны он узнал даже издали росшие там на берегу деревья. Тут надо быть настороже, так как разлив служил и водопоем, к которому должны были сходиться звери со всей окрестности, потому что в других местах берега реки были круты и малодоступны. Но было уже поздно, и хищники попрятались, по-видимому, после ночной охоты в свои логовища между скал. Конь храпел, чуя, вероятно, недавние следы львов или пантер. Но скоро Стась благополучно проехал и это опасное место и минуту спустя увидел на высоком мысу большой черный силуэт «Кракова». Первый раз в Африке он испытал такое чувство, как будто приехал домой.
Он думал, что застанет всех спящими, но он забыл о Саба, который начал лаять так, что мог бы разбудить даже мертвых. Кали тоже в одно мгновение выбежал из убежища и воскликнул:
– Бвана Кубва!.. Верхом!
В голосе его звучало больше радости, чем удивления, так как он настолько верил в могущество Стася, что если бы последний даже сам сотворил коня, чернокожий не очень был бы поражен.
Но так как радость выражается у негров смехом, то он начал хлопать себя по бедрам и хохотать как безумный.
– Стреножь эту лошадь, – сказал Стась, – сними с нее припасы, разведи огонь и вскипяти воду.
Отдав эти приказания, он вошел в жилище. Нель тоже проснулась и стала звать его. Стась, отогнув полотняную перегородку, увидел при свете ночника ее бледное лицо и белые худые ручки, лежавшие на пледе, которым малютка была покрыта.
– Ну, как ты себя чувствуешь, крошка? – весело спросил он.
– Хорошо; я крепко спала, пока меня не разбудил Саба. А почему ты не спишь?
– Я уезжал.
– Куда?
– В аптеку.
– В аптеку?
– Да. За хинином.
Девочке, правда, не очень нравились порошки, которые она принимала перед тем, но так как она считала их верным лекарством против всех болезней на свете, то на этот раз она только вздохнула с сожалением и ответила:
– Я знаю, что у тебя больше нет хинина.
Стась поднес к ночнику одну из склянок и спросил с гордостью и торжеством:
– А это что?
Нель не хотела верить глазам, а Стась продолжал, захлебываясь и весь сияя:
– Ну, теперь ты будешь здорова! Я вот возьму сейчас кожуру со свежей фиги, заверну в нее этой прелести и, хочешь не хочешь, ты должна будешь проглотить. А чем запьешь, это потом видно будет. Что ж ты смотришь на меня, точно на «зеленого кота?.. Вот, смотри, у меня еще одна склянка. И их дал мне один белый. Он находится со своим лагерем в четырех милях отсюда. Я сейчас от него. Назвался он Линде, швейцарцем. У него рана, и он не может встать, но он надавал мне массу хороших вещей. Я приехал назад верхом, а к нему шел пешком. Ты думаешь, приятно идти ночью через степь? Брр!.. Еще раз ни за что бы не пошел. Разве только за хинином!
Выпалив все это одним залпом, он оставил девочку в полном недоумении, а сам удалился в «мужское отделение», выбрал из запаса фиг самую маленькую, выковырял из нее мякоть и насыпал в середину хинину, следя за тем, чтоб доза не была больше тех порошков, которые он получил в Хартуме. Сделав это, он вышел, чтобы засыпать в посудину с водой чаю, и вернулся с лекарством к Нель.
Девочка не переставала думать обо всем случившемся. Ей было страшно любопытно, что это за белый, которого Стась видел, и откуда он узнал о нем. Придет ли он к ним и будут ли они продолжать путь
