Скачать:TXTPDF
В дебрях Африки
большого желто-серого леопарда, который водится в тех местах и в Южной Абиссинии и которого местные жители боятся больше, чем льва, потому что он предпочитает человеческое мясо всякому другому и с неслыханною дерзостью нападает даже на вооруженных мужчин. Они успокоились, однако, видя, что маленький пузатый негритенок держит страшного «вобо» на веревке. Во всяком случае, это только усугубило их представление о могуществе «доброго Мзиму» и белого господина и, глядя то на слона, то на Саба, они перешептывались: «Если они околдовали даже вобо, так кто же на свете может им сопротивляться?» Но самый торжественный момент наступил тогда, когда Стась, повернувшись к Нель, сначала низко поклонился, а потом раздвинул устроенные в виде занавески стенки паланкина и показал глазам собравшихся «доброе Мзиму». М’Руа и все воины пали ниц. Никто не смел пошевелиться, а страх, овладевший сердцами, стал еще больше, когда Кинг, по приказу ли Стася или по собственному желанию, поднял кверху хобот и затрубил, а Саба ответил ему басом. Изо всех уст вырвался точно молящий стон: «Ака! Ака! Ака!» И это продолжалось до тех пор, пока Кали опять не заговорил:

– О М’Руа и вы, дети М’Руа! Вы отдали должную честь «доброму Мзиму», так встаньте, смотрите и насыщайте им глаза ваши. Изгоните страх из грудей и животов ваших и знайте, что там, где пребывает «доброе Мзиму», кровь человеческая не может пролиться.

В ответ на эти слова, а особенно на заявление, что рядом с «добрым Мзиму» никого не может постигнуть смерть, встал М’Руа, а за ним остальные воины и стали смотреть на «доброе божество».

Стась не переставал следить за всем, что происходило. Он заметил, что один из негров, одетый в остроконечную шапку из мышиных шкурок, вслед за последними словами Кали отделился от толпы и ползком, как змея в траве, направился к отдельно стоявшей в стороне хижине, окруженной высоким частоколом, обвитым вьющимися растениями.

«Доброе Мзиму» между тем, хотя и очень смущенное ролью божества, протянуло, по совету Стася, свою маленькую ручку и стало приветствовать негров. Черные воины радостно следили глазами за каждым движением этой маленькой ручки с глубокой верой, что в ней заключаются «могущественные чары», которые защитят их и охранят от множества бед. Некоторые, ударяя себя в грудь и по бедрам, говорили: «О мать! Теперь-то нам будет хорошо, – нам и нашим коровам!» М’Руа, оправившись совсем от страха, подошел к слону, еще раз низко поклонился «доброму Мзиму», а потом Стасю и обратился к нему с такими словами:

– Хочет ли Великий Господин, который везет на слоне белое божество, съесть кусок М’Руа и согласен ли он, чтобы М’Руа съел кусок его и чтобы они стали братьями, между которыми нет лжи и измены?

Кали тотчас же перевел эти слова, но, видя по лицу Стася, что у того нет ни малейшей охоты «скушать кусок» М’Руа, обратился к старому негру с такими словами:

– О М’Руа, неужели ты думаешь, что белый господин, столь могучий, что его боится слон, Великий Господин, у которого в руках гром, убивающий львов, которому виляет хвостом «вобо», который пускает огненные змеи и ломает скалы, может заключать братство крови с первым попавшимся царьком? Подумай, о М’Руа, не наказал ли бы тебя великий дух за дерзость и не довольно ли с тебя будет чести, если ты съешь кусок Кали, сына Фумбы, повелителя ва-химов, и если Кали, сын Фумбы, съест кусок тебя?

– А ты не невольник? – спросил М’Руа.

Великий Господин не похитил Кали и не купил его, а спас ему жизнь, и потому Кали ведет «доброе Мзиму» и господина в страну ва-химов, чтобы ва-химы и их повелитель Фумба оказали им почет и принесли богатые дары.

Тогда пусть будет так, как ты говоришь, и пусть М’Руа съест кусок Кали, а Кали – кусок М’Руа.

– Пусть будет так! – повторили все воины.

– Где же колдун? – спросил царь.

– Где колдун? Где колдун? Где Камба? – стали повторять многочисленные голоса.

Но вдруг произошло нечто такое, что могло совершенно изменить положение, нарушить дружеские отношения и вооружить негров против пришельцев. В стоявшей поодаль и окруженной отдельным частоколом хижине послышался вдруг адский треск. Он был похож не то на рев льва, не то на гром, не то на грохот барабана, не то на хохот гиены или вой волка, не то на пронзительный скрип ржавых железных петель. Услышав эти ужасные звуки, Кинг начал рычать, Саба лаять, а осел, на котором сидел Насибу, реветь. Воины вскочили как ужаленные и вырвали копья из земли. Поднялось смятение. Стась услышал беспокойные возгласы: «Наше Мзиму! Наше Мзиму!» Почет и расположение, с каким негры смотрели на пришельцев, исчезли в одно мгновение. Глаза дикарей стали бросать подозрительные и неприязненные взгляды. В толпе стал подыматься грозный ропот, а страшный треск в одинокой хижине все усиливался.

Кали перепугался и, быстро приблизившись к Стасю, стал говорить прерывающимся от волнения голосом:

Господин, это колдун разбудил «злое Мзиму», и оно боится, что ему не будут приносить дары, и потому оно рычит от злости. Успокой, господин, колдуна и «злое Мзиму» богатыми дарами, а то эти люди обратятся против нас.

Успокоить их? – сурово повторил Стась.

Он понял коварство и корысть колдуна. Его охватила злоба, а неожиданная опасность взбудоражила всю его душу. Глаза его зловеще блеснули, он закусил губы и сжал кулаки, щеки его побледнели.

– Я их успокою, – проговорил он, – только не дарами!

И он не задумываясь погнал слона к хижине.

Кали, не желая оставаться один среди негров, последовал за ним. Из груди диких воинов вырвался крик, – неизвестно, испуга или негодования, – но прежде чем они успели опомниться, частокол под напором головы слона затрещал и рухнул; вслед за ним рассыпались глиняные стены хижины, крыша ее очутилась в воздухе, окруженная клубами пыли; наконец, еще через минуту М’Руа и его люди увидели поднятый кверху черный хобот, а на конце его – колдуна Камба.

Стась заметил на полу большой барабан, сделанный из ствола сгнившего внутри дерева, обтянутого кожей. Он велел Кали подать ему этот инструмент и, повернув слона, остановился прямо против изумленных воинов.

Люди, – проговорил он громким голосом, – это не ваше Мзиму рычит, а трещит этот плут на барабане, чтоб выманивать от вас приношения… А вы боитесь его, как дети!

С этими словами он взялся рукой за бечевку, перетянутую через сухую кожу барабана, и начал вертеть его изо всех сил. Те же звуки, что прежде так испугали негров, раздались и теперь, даже еще пронзительнее, так как их не заглушали стены хижины.

– О, как же глуп М’Руа и его дети! – воскликнул Кали.

Стась отдал ему барабан, и негр начал трещать на нем с таким усердием, что в течение минуты нельзя было расслышать ни одного слова. Когда ему показалось наконец довольно, он швырнул барабан под ноги М’Руа.

– Вот ваше Мзиму! – крикнул он ему со смехом.

И с обычным для негров многословием он обратился к воинам с речью, труня и насмехаясь над ними и над М’Руа. У ва-химов ни женщины, ни даже дети не боялись бы такого Мзиму, а М’Руа и его люди боятся. Одно есть только истинное Мзиму и один воистину великий и могучий господин. Пусть же они воздадут им почести и пусть принесут как можно больше даров. А то на них посыплются беды, о каких они до сих пор и не слыхивали.

Для негров не нужно было даже этих слов. Уже одного того, что колдун вместе со своим злым Мзиму оказался много слабее нового белого божества и белого господина, было для них достаточно, чтобы отступиться от него и наградить его презрением. Сам М’Руа стал просить Стася, чтоб он позволил связать колдуна и продержать его до тех пор, пока они не придумают для него достаточно жестокой казни. Но Нель решила оставить ему жизнь, и так как Кали объявил перед тем, что там, где пребывает «доброе Мзиму», не может быть пролита человеческая кровь, то Стась разрешил только прогнать несчастного колдуна из деревни.

Камба, который был уверен, что умрет в самых мучительных пытках, пал ниц перед «добрым Мзиму» и со слезами на глазах стал благодарить его за дарованную ему жизнь. С этой минуты ничто уже не нарушало торжества. Из-за частокола высыпали женщины и дети, так как весть о появлении необычайных гостей распространилась по всей деревне и желание увидеть белое Мзиму одержало верх над страхом. Стась и Нель в первый раз видели поселение настоящих дикарей, до которых не доходили даже арабы. Одеяние этих негров состояло только из луба или из кож, обвязанных вокруг бедер. Все они были татуированы. У мужчин и у женщин были продырявлены уши, и в отверстиях торчали куски дерева или кости такой величины, что растянутые мочки ушей доходили до плеч. В нижней губе они носили «пелеле», то есть деревянные или костяные кружки величиной с небольшое блюдечко. Наиболее отличившиеся воины и их жены носили на шее ожерелья из железной или медной проволоки, настолько высокие и твердые, что они едва могли поворачивать головы. Дети выглядели точно маленькие блошки и, не обезображенные еще разными «пелеле», были гораздо красивее взрослых.

Женщины, наглядевшись сначала издали на «доброе Мзиму», стали затем наперебой с мужчинами сносить подарки, состоявшие из козлят, кур и яиц, черных бобов и пива, сваренного из проса. Это продолжалось до тех пор, пока Стась не остановил этого наплыва припасов, а так как он щедро заплатил за них бусами и разноцветным ситцем, а Нель раздала детям маленькие зеркальца, которые нашлись в багаже Линде, то вся деревня наполнилась безграничной радостью и весельем, и вокруг палатки, куда укрылись маленькие путешественники, все время раздавались веселые и восторженные крики. Собравшиеся воины проплясали в честь гостей военный танец и устроили нечто вроде турнира, после чего приступили к заключению братства крови между Кали и М’Руа. Так как не было Камбы, который был необходим для этой церемонии, то его заместил старый негр, хорошо знавший все заклинания. Зарезав козленка, он вынул его печень и разрезал ее на несколько больших кусков; потом он начал вертеть рукой и ногой что-то вроде прялки и, бросая взгляд то на Кали, то на М’Руа, проговорил торжественным голосом:

– Кали, сын Фумбы, хочешь ли ты скушать кусок М’Руа, сына М’Кули, и ты, М’Руа, сын М’Кули, хочешь ли съесть кусок Кали, сына Фумбы?

– Хотим, – ответили будущие братья.

– Хотите

Скачать:TXTPDF

большого желто-серого леопарда, который водится в тех местах и в Южной Абиссинии и которого местные жители боятся больше, чем льва, потому что он предпочитает человеческое мясо всякому другому и с