одинаково оправданно рассматривать как с точки зрения
родственности, так и особенности ее явлений. Тот, для кого все дело в фактических содержаниях
культуры, будет рассматривать развитие скорее как непрерывное в отличие от того, чье внимание
направлено на ее носителей, ибо индивидуальность дает более точнь очерченную картину, менее
расчленяемую на ее составные части.
С другой стороны, именно в личности можно видеть непрерывность, которой никогда не достигают
факты. Ибо ведь в культуре соединяются посылки открытия, действия, чтобы из них вышло новое,
которое затем выступает в качестве готового, отдельного, ни с чем не связанного факта. Правда,
личности в своем сочетании более дискретны, чем вещи, ибо последние могут быть упорядочены в
логическом ряду, чему души противятся, так как в них, кроме логически постигаемых, присутствуют
тысячи элементов, и каждая душа как целое представляет собой ни с чем не сравнимое явление; но
отдельная личность есть нечто непрерывное, и этим она опосредствует исторически данные элементы с
тем новым, что соответственно им создано этой личностью.
Но и здесь вопрос — непрерывность или дискретность не будет допускающей объективное решение
альтернативой, а в зависимости от того, направлено ли внимание на происходящий в личности процесс,
который создает фактическое содержание, или на самый этот процесс в его логическо-фактическом
значении, развитие будет подведено под то или иное понятие.
Ill
То, что мы называем традицией, является противоположностью собственно социальному
взаимодействию. Ибо если во взаимодействии участвуют одновременно существующие индивиды, и
действие или квалификация одного посредством другого, а другого посредством первого, определено,

подобно тому как движение двух тяжелых масс материи обусловливает движение друг друга, —
традиция в обществе действует противоположно этому. Для нее характерно, что тот, на кого было
направлено действие, не оказывает противодействия тому, от кого это действие исходило. Традиция
идет в одном

==534

направлении, тогда как взаимодействие — в ту и другую сторону. Вся действительная общественная
жизнь — переплетение этих обоих направлений движения, происходящих в ней. Действие, которое
один оказывает на другого, а тот на него, которое, следовательно, сплетает индивидов в их совместном
бытии, постоянно пересекается тем, что называют традицией, где, следовательно, определенное
содержание переносится одним индивидом на другого, но не вызывает его противодействия. Это
превращает общество в подлинно историческое по его внутренней сущности образование, т.е. оно уже
не только предмет истории, но прошлое еще обладает в нем действенной реальностью, в форме
общественной традиции прошедшее становится основанием для определения настоящего. В этом
случае перед нами действие одного ряда, в предшествующем — взаимодействие, и из них обоих
действительно складывается жизнь общества.
Что традиция не означает взаимодействия, объясняется, помимо временной формы, главным образом
тем, что в традиции вообще не констатируется только чисто личное влияние одного человека на
другого, что это совсем не исчерпывает сущность традиции; ее сущность состоит в том, что объективно
духовно существующее содержание передается рядом индивидов. Один передает другому как бы не
самого себя, как это происходит всегда во взаимодействии, а содержание, которое каким-либо образом
уже отделилось от личности. Именно потому здесь не предполагается противодействие того, на кого
было направлено действие. Традиция — поразительное и создающее, собственно говоря, всю культуру
и духовную жизнь человечества явление, посредством которого содержание мышления, деятельности,
созидания, а также чувствования становится самостоятельным по отношению к своему
первоначальному носителю и может передаваться им дальше, как материальный предмет.
Это освобождение духовного продукта от его создателя — даже если этот продукт чисто духовен, если
он состоит только в учениях, в религиозных идеях, в возможности распространения чувства или в
выражениях чувства, — есть подлинное условие роста культуры. Ибо культура прежде всего создает
возможность суммирования достижений человечества, ведет, как было сказано, к тому, что человек —
не только потомок, но и наследник.
Традиция, так сказать, носительница духовно-субстанциального в обществе, тогда как взаимодействие
есть прежде всего функциональное начало, — однако переплетение их происходит так странно, что
функциональные взаимодействия между людьми дают субстанциальные результаты, которые в свою

==535

очередь передаются. Такая однорядность в единении, такое исключение вначале деятельного субъекта
из дальнейшего процесса, поскольку он не получает обратного действия, соответствует понятию
наследования. Наследование — это физиологическая или экономическая форма того, что в духовной
области именуют традицией.

Наследование и традиция создают из следующих друг за другом поколений группу и человеческий род,
так же, как общественное взаимодействие устанавливает между совместно живущими индивидами
связь, посредством которой они становятся обществом. Наследование и традиция ведут к единению по
измерению длины, взаимодействие — по измерению ширины. И существенные исторические формы
жизни общества можно описать по различным соотношениям, в которых переплетаются наследование и
традиция, с одной стороны, и идущее в ширину взаимодействие — с другой.
Своеобразным видом этого синтеза является, например, воспитание. Воспитание молодого поколения
старшим поколением основано на первый взгляд на традиции. Она означает, что результаты,
фиксированные в нормах, в жизненных правилах, в принципах или состоящие в чисто личном опыте, в
назначении и убеждениях отдельного человека, передаются следующему поколению. В этом аспекте
воспитание есть в сущности традиция.
Однако нельзя отрицать и того, что воспитание оказывает обратное действие и на воспитателей. То, как
передаваемый материал или форма воспитания воспринимаются молодым поколением, модифицирует
поведение старшего поколения, и прогресс в истории воспитания можно, вероятно, измерять по силе
обратного действия, оказываемого воспитываемым на воспитателя. Чем схематичнее, консервативнее,
ограниченнее воспитание, тем сильнее в нем движущийся лишь вперед элемент, традиция, лишь
формирование последующего предыдущим. С растущей тонкостью, индивидуализацией, культурой
воспитатель и сам воспитывается, другими словами, он не противится введению в процесс воспитания
взаимодействия с учеником, приспосабливается к тому, как каждая задача ставится в соответствии с
типическим индивидуальным характером ученика, — что раньше полностью противоречило бы
«авторитету» учителя, являвшемуся как бы субстанцией воспитания, теперь же должно служить только
его техникой.
С другой стороны, прогресс заключается в том, что сам воспитывающий является определенным
образом квалифицированным человеком, а не просто передающим определенный

==536

интеллектуальный или моральный материал. Обратное действие, оказываемое на воспитателя
воспитываемым, определяет характер дальнейшего воспитания, так что возникает движение в ту и
другую сторону, — что при прежнем воспитании также рассматривалось бы как нарушение авторитета.
Эволюция воспитания происходит главным образом в этом усилении взаимодействия, в этом
добавлении к измерению длины, основного в прежнем воспитании элемента, измерения ширины.
IV
При рассмотрении природы в мире, с одной стороны, нет ничего нового, есть лишь вечное пребывание
материалов и энергий, лишь понимание более позднего из его эквивалентности более раннему;
понятность выражается в равенстве. С другой стороны, в мире существует только новое, ни одна форма
полностью не совпадает с другой, познание направлено на все более точное установление различий,
мировой процесс есть непрерывное изменение форм. Эта полярность, эта, собственно говоря, чуждость
двух сосуществующих точек зрения на природу образует при историческом рассмотрении большее
единство. Историческое образование есть то единственное, что в качестве исторического должно быть
выведено из прошлого и в котором, следовательно, происходит лишь преобразование оставшихся
эквивалентными элементов прошлого. В историческом рассмотрении самосохранение и
самопреобразование бытия происходят в ином, более тесном синтезе, чем при рассмотрении природы.
Однако существует своего рода разновидность эквивалентности исторических элементом, которая
полностью отличается от природной: передача духовных элементов одним индивидом другому. Только

смысл процесса заключается здесь в действительном тождестве более раннего явления с более поздним,
тогда как даже при перемещении физических энергий налицо лишь исчисленное равенство квантов
энергий совершенно различных по своему содержанию явлений. С другой стороны, последующий
процесс совершается индивидом во всецело собственной по своей динамике продуктивности из единого
пункта Я. Тождество содержания и спонтанность его функциональных продуктов отдаляются с такой
решительностью друг от друга и все-таки действуют в таком единстве, аналогии которым не знает
физический акт.

==537

00.htm — glava38
Об истории философии
Из вводной лекции
Истина и ложь соотносятся в науке как настоящее и прошлое. Научные учения являются «прошлыми»,
поскольку признаны ложными; истиной считается не прошлое, но вошедшее в инвентарь настоящего —
даже если эти части окажутся «прошлыми» для грядущего настоящего. Для каждой науки ее настоящая
стадия неизбежно кажется содержащей истину о ее предмете, а все отклоняющееся от нее прежнее
«имеет лишь исторический интерес».
Единственным исключением из этой нормы развития науки является философия. Своеобразие
философского понимания истины препятствует тому, чтобы всеобъемлюще-последние проблемы ее
прошлого преодолевались так же, как геоцентризм был преодолен гелиоцентризмом. Эти проблемы не
являются объективно разрешимыми. Странным покажется объединение мыслителей, требующих
объективной истины или хотя бы признающих ее возможность, но достигающих ее только по поводу
внешних или частных сторон мира. На вопросы о целостности существования, о корнях становления, о
смысле жизни отвечают, кажется, только индивидуальные слои души, которые мешают общему
согласию и объективной истине. Но философ отличается от большинства людей тем, что душа его
сознательно отвечает на вопросы не о тех или иных частностях, но о существовании в целом; и этот
ответ обладает своего рода сверх-индивидуальностью — теоретически еще не определяемой, не
общезначимой, сравнимой с произведениями искусства, которые способны изобразить в высшей
степени субъективные сущности.
Поскольку философия выражает такую реакцию, то ее истина является описанием не объекта, но
субъекта. Как суждение об объективной действительности, она принадлежит тому историческому
процессу, который заменяет ложь прошлого

==538

истиной настоящего. Но как мировоззрение, т.е. как выражение бытия души в ее отношении к мировому
целому, ее истина обращена вовнутрь. Она хранит верность воплощенной в ней душевной фактичности,
а значимость этой истины заключается в величине и глубине самой души.

Если произведение искусства есть «часть мира, увиденная сквозь темперамент», то философия смотрит
сквозь темперамент на весь мир — это etat d’ame (состояние души), как то было сказано по поводу
ландшафта.
Так как философия не является истинной в том же смысле, как положения других наук, то она не может
быть в том же смысле ложной. Доныне разные умы находят в Сократе и Платоне, Фоме Аквинском и
Джордано Бруно, Спинозе и Лейбнице решение своих проблем и освобождение в своем отношении к
миру. Посмотрев с более высокой точки зрения, мы видим, что эти достижения прошлого лежат на
одном уровне с настоящим. Именно поэтому философия заключается в своей истории, которая
постепенно осуществляла возможные философские движения души во вневременной сфере.
Тут мы сталкиваемся с представлением, согласно которому история философии есть подлинный объект
философов, а самих их нужно понимать только «исторически». С этими преувеличениями историзма
мы встречаемся сегодня повсюду, но нигде более, чем в случае философии, за роскошной мантией не
скрывается такое бессилие. Понятие истории сделалось идолом, так же как ранее кумира сделали из
понятия природы: действительность исчерпывается формой взаимоподчинения, сочетания и протекания
индивидуальных и социальных движущих сил, да и сама действительность предстает как движущая
сила. Доходит до того, что сегодня даже предметное погружение в философские проблемы называют
заблуждением, от которого освобождает обращение к истории, каковая способна разрешить все загадки.
На деле, однако, всякое восходящее историческое развитие становится возможным только путем
освобождения от истории, через недовольство исторически данным, вместе с мужеством начать все
сначала, применяя улучшенные средства мышления. Тот, кто хочет изучить философию, должен от
настоящего обратиться к ее истории — философии не учатся предметно, наподобие физики; но тот, кто
стремится философствовать, не может связывать себя с одной ее историей, поскольку перед ним стоят
фундаментальные проблемы, к которым он не может подходить так же, как Платон или Кант. Поэтому

==539

философия представляет собой своеобразное культурное образование, выступающее то как абсолютно
историческая, то как абсолютно неисторическая